Внутренняя сторона ветра - Павич Милорад - Страница 20

Манассия Букур, брат Геро, улыбнулся и написал сестре, что эта строка, записанная его благородием господином фон Витковичем, представляет собой трехголосую инвенцию фа минор Иоганна Себастьяна Баха, исполненную, правда, на пишущей машинке, а не на фортепьяно…

Кроме этой переписки, в бумагах одной из подруг Геро было обнаружено совсем обычное письмо, проливавшее свет на путешествие в Италию, которое брат и сестра Букур совершили вместе.

В прошлом году мы с братом провели зиму и весну между старым и молодым Святым Николаем в Италии, – писала Геро в этом письме. – Чтобы заработать на жизнь, брат по вечерам играл в одном ресторанчике, где на глазах веселых посетителей две молоденькие девушки на небольшой сцене раздевали и одевали друг друга. А в свободные вечера брат водил меня на концерты и в театры. Мы жили в Риме и завтракали обычно в тамошнем гетто, в маленьком кафе. Как-то утром брат наткнулся в одной из газет на театральное объявление, настолько интересное, что он показал его мне. Там было написано, что театральная труппа «Ибик» приглашает на премьеру спектакля «Любовь и смерть Геро и Леандра» по поэме Мусея.

– Наверняка это про тебя, – пошутил он, и мы отправились за билетами.

В объявлении была указана улица, на которой находилось помещение, где играли спектакль, а кроме того, приводилось несколько строк из самого текста древнегреческого автора. Эти строчки были такими: «Человек, с тех пор как существует он на свете, вынужден выбирать между двумя „не“». Название театра («Детский») нас удивило, кроме того, мы с братом вообще впервые слышали о нем. Поймали такси и доехали до улицы, узкой, заброшенной и полной ступенек, которые звенели каждая своим голосом, как клавиши на пианино. Наш водитель никогда не слышал, что здесь есть какой-нибудь театр. У нас был указанный в объявлении адрес, и шофер вспомнил, что между этой и соседней, более широкой улицей есть проход, так что, возможно, как раз там и следовало поискать вход в театр. И действительно, то, что мы искали, находилось где-то здесь, это подтверждали два плаката на стене, сообщавшие о представлении. Мы внимательно изучили их; первый содержал небольшой отрывок из драматизированного текста поэмы Мусея:

«Леандр: Уже три дня я мертв. А ты? Геро: Когда у нас что-то вылетит из головы, когда мы что-то забудем, то потом так напряженно вспоминаем это забытое, что пустота, которая расширилась за счет нашей памяти, нарушает истинные размеры и соотношения, за завесой нашего забвения она изменяется, растет, укрупняется. И когда нам наконец удается вспомнить забытое и выброшенное из головы, мы разочарованно убеждаемся, что оно не стоило того труда, который мы потратили на припоминание. Так же и с нашей душой, о которой мы постоянно забываем. Леандр: Одна лишь душа может расти и после смерти. Как ногти. Только дольше, гораздо дольше, все время, пока продолжается наша смерть. Однако имей в виду, твоя смерть может молодеть, она может стать гораздо моложе тебя. Может вернуться на сотни лет назад, в прошлое. Моя же смерть может стать гораздо старше меня, может продлиться с настоящего момента в будущее на века…»

Другой плакат, извещавший о представлении «Геро и Леандра», был еще более странным:

Так мы напали на след театральной труппы «Ибик», но разыскать «Детский театр», в котором она играла, оказалось гораздо труднее. Мы спускались в подвальный этаж, где водитель нашего такси трижды сказал «аминь», поднимались на чердак, но все было напрасно. Правда, в здании был «мужской» проход и второй вход для слуг, а также «женская» дверь, через которую мы и вышли на третью, еще более широкую и светлую улицу, однако и здесь театра не обнаружили. О таком театре попросту никто не слышал. В тот раз нам пришлось отказаться от нашего намерения, но несколько дней спустя брат показал мне газету, в которой снова было напечатано сообщение о представлении по поэтическому рассказу о Геро и Леандре. Но и это еще не все. На сей раз в газете была опубликована рецензия некой Ileane Buongiomo на спектакль театральной труппы «Ибик», в которой она особо выделяла блестящую игру молодой Irene Plaar, исполнявшей заглавную роль. Теперь мы решили попытать счастья в театральной кассе в центре Рима, где продавались билеты во все местные театры, и разузнать про «Детский театр» там. Нам ответили, что на такой спектакль билетов нет. Правда, служащая кассы была так любезна, что вызвала из заднего помещения старого господина с бровями, превосходившими по размерам усы, отчего создавалось впечатление, что его нос растет на лице «вверх ногами», и господин кое-что вспомнил. Там, где мы искали, действительно когда-то был театр, но не он назывался «Детский театр», кажется, так назывался спектакль. Старик там смотрел, очень давно, одну вещь Пиранделло, а точнее было бы сказать, он смотрел на пианиста, который музыкой сопровождал спектакль и, играя, то прятался за инструментом, будто бы читая книгу, положенную на клавиши, то подскакивал на месте, словно обжегшись о клавиатуру, или же вообще откидывался назад и делал вид, что пытается ногой нащупать под пианино свалившуюся туфлю… А время от времени, не покидая своего винтового табурета, он принимался на цыпочках шагать на месте, высоко поднимая локти и колени…

Как только нам с братом удалось избавиться от старого господина, мы отправились по новому адресу и увидели, что там действительно есть «карманный» театр. Нам разрешили войти, хотя были удивлены нашим появлением.

Войдя, мы остолбенели. Это был настоящий театр-корабль, от которого остался один скелет. Ужас и жуть. Мыши ели его не менее двадцати лет. Это был один из римских чердаков. Брат спросил, как давно существует театр, и, услышав ответ, содрогнулся. Театр был его ровесником.

В ужасе мы буквально выскочили вон, брат стал меня успокаивать:

– Знаешь, многое, что в жизни выглядит невероятным, таинственным и фантастическим, скрывает за этой обманчивой внешностью самые заурядные вещи.

– Это значит, – сказала я, – следует остерегаться обычнейших вещей и событий, потому что за ними кроются ужас, конец и смерть.

Так оно и было. Несколько недель спустя мы рассказали про этот случай нашим римским друзьям, и они со смехом подтвердили, что такое действительно бывает. Насчет «Детского театра» они, правда, ничего не слышали, однако, по их мнению, театральная труппа «Ибик», объявившая о премьере спектакля по поэме Мусея, ловко воспользовалась этим для укрепления своей репутации. Ведь кто станет проверять, действительно они играли этот спектакль или нет? А объявления и иногда даже написанные за деньги рецензии критиков на несыгранные спектакли доказывают, что театр выступал в Риме или Париже, ну а располагая такими доводами и свидетельствами, уже совсем нетрудно получить настоящий ангажемент где угодно, в любой столице мира. И уже там действительно сыграть свою «любовь и смерть».