Как сделать детектив - Борхес Хорхе Луис - Страница 47

Бывают романы и еще более неправдоподобные. В «Последнем деле Трента» (нередко именуемом «совершенным детективом») нам предлагается поверить в то, что исполин международного банковского дела, малейшее неудовольствие которого повергает всех на Уолл-стрит в панику, задумал покончить с собой таким образом, чтобы подвести под виселицу собственного секретаря, причем последний, когда его загнали в угол, сохраняет аристократическое молчание старого итонца. Я, в общем-то, знаю немного финансистов международного масштаба, но у меня складывается впечатление, что автор этого детектива знает их и того меньше. А в истории, сочиненной Фрименом Уиллсом Крофтсом (пожалуй, это самый разумный из всех своих собратьев по перу, когда он не слишком увлекается), убийца с помощью грима, сверхточного расчета времени и лихих обходных маневров выдает себя за человека, которого он только что убил, и тем самым создает впечатление, что его видели живым и невредимым далеко от места преступления. У Дороти Сейерс есть роман, где человека ночью, одного в доме, убивает хитрое механическое устройство, опуская на него тяжелый предмет. Уловка удается потому, что он всегда в одно и то же время включает радио и всегда наклоняется перед ним в одной и той же позе. Пару дюймов вправо или влево — и читатели вполне могли бы требовать деньги обратно. Такие авторы, грубо говоря, имеют Господа Бога у себя на побегушках. Убийца, который нуждается в таких подачках от Провидения, явно занимается не своим ремеслом. У Агаты Кристи есть роман с участием г-на Эркюля Пуаро, хитроумного бельгийца, изъясняющегося на французском языке из школьного учебника. Изрядно помучив свои «маленькие серые клеточки», то бишь пошевелив мозгами, он приходит к гениальному выводу, что коль скоро никто из пассажиров некоего экспресса не мог совершить убийство в одиночку, то, стало быть, они сделали это скопом, разбив всю процедуру на последовательность простейших операций — конвейерная сборка машинки для разбивания яиц! Задачка из тех, что ставит в тупик проницательнейшие умы. Зато безмозглый осел решает ее в два счета.

Разумеется, и у этих авторов, и у их коллег из той же школы есть вещи и поудачнее. У них, пожалуй, можно найти сюжет, который смог бы выдержать самую серьезную проверку на прочность. Такой детектив читать одно удовольствие, даже если и приходится постоянно возвращаться на страницу 47, дабы освежить в памяти точное время, когда второй садовник пересадил в новый горшок бегонию-медалистку. В этих историях нет ничего нового — и ничего устаревшего тоже. И если я называл авторов-англичан, то потому лишь, что, по мнению наших (так называемых) авторитетов, англичане добились в этом унылом ремесле некоторого преимущества над остальными, в том числе и над американцами (а стало быть, даже над создателем Фило Ванса, похоже, самого глупого сыщика в истории жанра), которые пока что не пробились в высшую лигу.

Итак, детектив как жанр ничего не приобрел, но ничего и не утратил. Наши толстые журналы-еженедельники изобилуют такими богато иллюстрированными историями, где оказывается должное почтение девственной любви и модным сортам того, что именуется предметами роскоши. Может быть, действие в них развивается чуть поэнергичнее и диалоги чуть поживее. Герои в них чаще заказывают замороженный дайкири и коктейли из виски с мятным ликером, чем старый портвейн, носят одежду из журнала «Вог», а интерьеры выполняют по картинкам из журнала «Хаус бьютифул». Может быть, там больше шика, но не больше правды. Мы проводим теперь больше времени в отелях Майами и летних колониях Кейп-кода и реже прогуливаемся вокруг старых солнечных часов в елизаветинском парке. Но в основе тот же самый аккуратный подбор подозреваемых, тот же самый невероятный способ убийства: кто-то взял и заколол миссис Поттингтон Послтуэйт III платиновым кинжалом как раз в тот момент, когда она пустила петуха на верхней ноте в арии из «Лакме» в присутствии пятнадцати разношерстных гостей, — та же самая инженю в отороченной мехом пижаме издает истошный вопль в ночи, после чего вся честная компания начинает опрометью носиться по дому, что весьма затруднит установить чье-либо алиби, все то же угрюмое молчание на следующий день, когда гости собираются опять вместе, попивают коктейли и криво посмеиваются над объяснениями друг друга, в то время как детективы в котелках ползают взад и вперед, что-то отыскивая под персидскими коврами.

Лично мне больше нравится английский стиль. Он чуть поизящнее, и герои там ведут себя без затей — едят, пьют, спят. У англичан правдоподобнее обстановка — возникает даже впечатление, что очередной особняк Пудинг и впрямь существовал в действительности, а не был скроен на скорую руку в павильоне киностудии. В английских детективах больше прогулок на природе, а персонажи не все ведут себя так, словно только что прошли пробы на «Метро Голдвин Майер». Англичане, возможно, не всегда авторы лучших в мире романов, но зато они, безусловно, лучше всех в мире пишут посредственные романы.

По поводу всех этих историй можно высказаться вполне однозначно: в них нет интеллектуальных загадок и нет искусства. В них слишком много трюков и слишком мало реальной жизни. Их авторы пытаются быть честными, но честность и художественность — не одно и то же. Бедняга автор лжет, сам того не подозревая, и даже сравнительно неплохой сочинитель может быть лжецом, потому что не знает, в чем быть правдивым. Он считает, что хитроумное убийство, сбивающее с толку ленивого читателя, которому неохота уточнять детали, озадачит и полицейских, хотя они по долгу службы обязаны проверять все мелочи. Но эти ребята, что посиживают себе, закинув ноги на стол, прекрасно знают, что легче всего разгадать убийство, которое кто-то спланировал самым хитрым образом, зато убийство, задуманное за две минуты до совершения, ставит их в тупик. Но если бы беллетристам вздумалось писать о настоящих убийствах, им бы пришлось писать и о настоящей жизни. Ну а поскольку они на это неспособны, им приходится лукавить, что они как раз так и пишут. Их сюжеты шиты белыми нитками, и лучшие из детективных авторов прекрасно это понимают.

В предисловии к первому тому своей «Детективной антологии» Дороти Сейерс писала: «Детектив как жанр не достиг и по своему определению не может достичь уровня настоящей литературы». По ее мнению, происходит все потому, что это «литература побега», а не «литература выражения». Я лично не знаю, что такое настоящая литература, как не знали этого Эсхил с Шекспиром, как не знает этого Дороти Сейерс. Если даже отбросить все остальное (хотя это весьма рискованно), то можно предположить, что чем значительней тема, тем значительней произведение. Тем не менее весьма посредственные книги были написаны о Всевышнем и весьма неплохие о том, как жить, еле сводя концы с концами, но оставаясь при этом честным человеком. В конце концов вопрос сводится к тому, кто именно берется за перо и есть ли у него качества, что позволяют создавать хорошую прозу.

Что же касается «литературы выражения» и «литературы побега», то это все лишь литературный жаргон, употребление абстрактных слов так, словно они наделены абсолютным значением. Любой писатель, наделенный силой и энергией, так или иначе находит способ дать выход силе и энергии. Нет скучных предметов, есть скучные умы. Что же касается читателей, то все, кто берет в руку книгу, делают это, чтобы совершить побег от чего-то в своей жизни, в те дали, что открываются за печатным текстом. Разумеется, качество текстов может быть поставлено под сомнение, но такое высвобождение является жизненной необходимостью. Всем нам время от времени необходимо совершать побег от губительного ритма наших личных раздумий. Это важный момент внутренней жизни мыслящих существ. Это одна из тех черт, что отличают человека от трехпалого ленивца, который, судя по всему (стопроцентной уверенности у нас, впрочем, быть не может), совершенно счастлив, когда висит вниз головой на ветке и не испытывает желания почитать Уолтера Липпмана. Я не собираюсь навязывать детектив в качестве идеального отвлекающего чтения. Я просто хотел бы подчеркнуть, что любое чтение ради удовольствия отвлекает, будь то древнегреческий автор, математика, астрономия, Бенедетто Кроче или «Дневник забытого человека». Утверждать противоположное — значит выказывать интеллектуальный снобизм и инфантилизм в вопросах искусства жить.