Как сделать детектив - Борхес Хорхе Луис - Страница 25

Так вот, есть все основания утверждать, что словечко «неправдоподобно», если на то пошло, меньше, чем какое-либо другое, подходит для осуждения детективной литературы. Ведь наша любовь к детективам в большой мере основана как раз на любви к неправдоподобному. Когда убит А и подозрение падает на Б и В, кажется неправдоподобным, что убийцей окажется невинного вида Г. Но убийца именно он. Если у Г стопроцентное алиби, подтвержденное под присягой каждым из персонажей, наберись их даже больше, чем букв в алфавите, вроде бы неправдоподобно, что Г мог совершить убийство. Но он-то и совершил его. Когда сыщик подбирает с песка на берегу моря крупицу каменного угля, представляется неправдоподобным, что эта малость может иметь какое-либо значение. Но она-то и будет иметь значение. Короче говоря, тут мы приходим к такому положению, когда словечко «неправдоподобно» как иронический ярлык становится бессмысленным. До конца детектива и речи не может быть ни о каком правдоподобии. Далее, если вы хотите, чтобы виновным в убийстве оказался человек, меньше всего похожий на убийцу (а именно этого хотят некоторые старомодные читатели вроде меня), вряд ли вы вправе сетовать на то, что им руководили менее достоверные или по необходимости менее прозрачные мотивы, чем те, которыми руководствовался тот, на кого в первую очередь пало подозрение.

Когда вы восклицаете: «Такого никак не может быть!» — и протестуете против исчадий ада с наполовину скрытым лицом, призраков в капюшонах и завораживающе обольстительных белокурых сирен, вы просто говорите: «Такая литература мне не нравится». Очень хорошо. Не нравится так не нравится, и ваше полное право прямо так и сказать. Это дело вкуса. А вот когда вы пытаетесь превратить свое пристрастное мнение в критерий оценки литературного достоинства или даже степени достоверности произведения, вы просто говорите: «Эта цепь событий не могла случиться, потому что я не получил бы удовольствия, если бы она случилась».

Так где же все-таки истина? Мы можем попытаться отыскать ее, взяв в качестве примера случай герметически закрытой комнаты, потому что данная ситуация, больше чем какая-либо другая, навлекает на себя жестокие критические упреки в неправдоподобии.

Большинство людей — и меня это очень радует — с удовольствием читают детективы про убийство в запертой комнате. Но — вот ведь незадача! — даже любителей этого чтения нередко одолевают сомнения. Меня — так сплошь и рядом, и я не стесняюсь в этом признаться. Поэтому давайте объединимся пока на этой почве и посмотрим, что можно тут выяснить. Итак, почему одолевают нас сомнения, когда мы выслушиваем разгадку тайны убийства в запертой комнате? Отнюдь не потому, что мы не верим объяснению, а потому лишь, что мы испытываем некое смутное разочарование. А от чувства разочарования так естественно сделать еще один шаг дальше и несправедливо заявить, что вся эта история неправдоподобна, невероятна или совершенно нелепа.

Короче говоря, случается в точности то же самое, — доктор Фелл взмахнул сигарой, — о чем говорил нам сегодня О’Рорк применительно к фокусам, которые иллюзионист показывает в реальной действительности. Послушайте, джентльмены, какие шансы могут быть у литературного вымысла, если мы подвергаем осмеянию подлинные случаи? Сам тот факт, что эти случаи действительно происходят и что иллюзионисту удается обмануть зрителей, похоже, усиливает разочарование обманутых. Когда такое случается в детективном романе, мы говорим: это невероятно. Когда же такое случается в реальной действительности и мы вынуждены поверить собственным глазам, мы лишь показываем, что разочарованы объяснением. А тайна разочарования в обоих случаях одна: слишком многого мы ожидаем.

Понимаете, следствие представляется нам таким чудом, что мы невольно ожидаем чудес и от причины. Когда же мы убеждаемся, что никакого чуда не происходит, мы называем это жульничеством. Что едва ли справедливо. У нас нет ни малейшего основания жаловаться на странности в поведении убийцы. Весь вопрос тут — мог ли он это сделать? А коли так, то вопрос о том, стал ли бы он это делать, просто не возникает, человек выскользнул из запертой комнаты — ни больше и ни меньше того! Раз уж он, похоже, нарушил ради нашего развлечения законы природы, то, видит Бог, он вправе нарушить законы Правдоподобного Поведения! Если человек вызвался постоять на голове, вряд ли можно требовать, чтобы он стоял на голове, не отрывая от земли ног. Так не забывайте, джентльмены, об этом, когда вы выносите свои оценки. Вы можете, если хотите, объявить, что результат неинтересен, — это дело вашего личного вкуса. Но только, ради Бога, воздержитесь от вздорных вердиктов, что это, мол, неправдоподобно или же неестественно.

— Что ж, прекрасно, — заметил Хадли, поудобнее устраиваясь в кресле. — Сам-то я не очень силен в этом вопросе. Но объясните вот что: раз уж вы непременно хотите прочесть эту лекцию — вероятно, она имеет какое-то отношение к данному делу?..

— Да.

— Но почему именно о герметически закрытой комнате? Вы же сами сказали, что убийство Гримо — это еще не самая трудная из наших проблем. Значит, наша главная загадка — как был застрелен тот человек посреди безлюдной улицы?

— О, это? — Доктор Фелл отмахнулся с таким пренебрежением, что Хадли удивленно уставился на него. — Этот пустячок? Да едва я услышал звон колокола, как мне стала ясна разгадка. Фу ты, фу ты, что за выражения! Я и не думаю шутить. Меня другое беспокоит: как объяснить исчезновение из запертой комнаты? А чтобы посмотреть, не отыщется ли здесь ключ, я обрисую вам в общих чертах некоторые способы совершения убийства в запертых комнатах, разбив их на категории. И интересующее нас преступление попадет в одну из них. Неизбежно! Ведь сколько бы ни было разных вариантов, все они сводятся к нескольким основным способам.

Гм, гм. Да. Итак, налицо коробка с одной дверью, одним окном и прочными стенами. Приступая к рассмотрению способов выбраться, когда окно и дверь заперты, я оставлю в стороне такой дешевый (и крайне редкий ныне) прием, как дать убийце скрыться из запертой комнаты через потайной выход. Прибегнуть к нему — значит обесценить детективную историю, и уважающий себя автор даже не сочтет нужным особо оговаривать, что ничего подобного в комнате нет. Мы не станем поэтому рассматривать различные мелкие вариации этого неподобающего приема вроде отодвигающейся филенки двери, позволяющей просунуть руку, или, скажем, закрываемого крышкой люка в потолке, через который бросают нож, после чего люк закрывают крышкой, делая его совершенно незаметным, а пол на чердаке присыпают слоем пыли, чтобы создать видимость, что по нему никто не ходил. Это все тот же нечестный прием, только в миниатюре. Ведь принцип остается таким же, будь потайное отверстие уже дырки наперстка или шире амбарной двери… А что до классификации законных приемов, то вы, мистер Петтис, могли бы кое-что коротко записать…

— Хорошо, — с улыбкой кивнул Петтис. — Продолжайте.

— Во-первых! Преступление совершено в герметически закрытой комнате, которая действительно закрыта герметически и из которой убийца не скрылся, потому что никакого убийцы в действительности там не было. Объяснения:

1. Налицо не убийство, а несчастный случай, но вследствие ряда совпадений дело выглядит так, будто произошло убийство. Несколько ранее, прежде чем дверь была заперта, имело место ограбление, нападение, была пролита кровь, поломана мебель — все это наводит на мысль о происшедшей смертельной схватке. Позднее жертва либо случайно убивает себя, либо оказывается убитой каким-то упавшим предметом в запертой уже комнате, и создается впечатление, будто эти события произошли одновременно. В данном случае смерть обычно наступает в результате сильного удара по голове — как полагают, дубинкой, тогда как на самом деле жертва ударилась обо что-нибудь из мебели — об угол стола или об острый край стула. Однако наибольшей популярностью пользуется у писателей чугунная каминная решетка. Смертоносная каминная решетка, кстати говоря, прихлопывает людей на такой манер, что это выглядит как настоящее убийство, еще со времен приключений Шерлока Холмса. Пример наиболее удачного сюжетного решения такого рода, предусматривающего к тому же и убийцу, — это роман Гастона Леру «Тайна желтой комнаты», лучший из всего написанного в детективном жанре.