Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Последняя любовь в Константинополе - Павич Милорад - Страница 22


22
Изменить размер шрифта:

Французский посланник включил в свою свиту, сопровождавшую его по дороге в Константинополь, секретаря, а капитан – пятерых кавалеристов в красных сапогах, как будто они ехали на свадьбу, и одного в желтых турецких туфлях. Они могли и догнать кого угодно, и ускакать, и в самом страшном бою выстоять. С капитаном Опуичем ехала также девушка с необычной сединой в волосах цвета воронова крыла, такая грудастая, что могла бы сама себя за грудь укусить. Ее звали Дуня. Увидев Ерисену и молодого Опуича, она посмеялась над третьей туфлей, висевшей на шее у Ерисены, а Софрония спросила, как его рана. Так Ерисена поняла, что девушка из свиты капитана – это одна из тех знахарок, которых отец посылал к сыну через три линии обороны, кроме того, в волосах Дуни она узнала ту прядь, что росла на плече у ее Софрония. Она была усыпана такими же звездочками седины.

– Помнишь, как мы ужинали вместе с Евдокией? – спросила Дуня Софрония и обратила на Ерисену свои золотистые глаза, похожие на половинки сваренного вкрутую яйца.

– Посмотрим, посмотрим, – заранее радовался ужину капитан, потирая руки, тяжелые даже без перстней (перстни он не носил, потому что они мешали ему держать саблю). – Посмотрим… Сначала каждому по порции седой травы с языком в похлебке из мякины… И принеси нам, если есть у тебя, хлебцев, замешенных с глиной. А что касается любви к отечеству, то с этим, дорогой мой, дело обстоит так: все для народа, ничего вместе с народом! А мне, парень, принеси два раза по миске божьих слез, один взгляд в панировке, знаешь, тот, что из горьких, из тех, что стареют в одно мгновение, с лимоном. И фасоль, сваренную в савской воде. Нет савской воды? Жалко! Тогда бобов в панировке… А госпоже Тенецкой тушеные мидии. Моей Дуне – то, что захочет Евдокия. И под конец немного чая из крапивы с медом.

«Неужели это мой отец?» – спрашивал сам себя Софроний и вспоминал детство и отца, который лежал в спальне, в их огромном доме в Триесте, во мраке, рядом с женой Параскевой Опуич и, приподняв голову, прислушивался. Сейчас Софроний наконец-то узнал, к чему прислушивался его отец столько лет назад и почему ночью, в темноте, мать опускала его голову на подушку. Опуич-старший прислушивался, не раздастся ли где-то на нижних ступенях лестницы шорох женского платья.

– Что же касается тех, что в Сербии, – продолжал капитан, – им я посылаю деньги, которые зарабатываю, тратя французский порох, чтобы и они себе могли пороха купить. А ты, парень, ножи наточи нам так, чтобы можно было ими фитиль у зажженной свечи отрезать. И подбери для нас черные ложки. Я больше всего люблю ложки черного цвета, они самые красивые, не правда ли, госпожа Тенецкая? Ну, давай пошевеливайся, приятель! У каждого из нас завтра с ранней зари трудная дорога под ногами…

Не успел капитан покончить с заказом, как в корчму ворвались несколько женщин, которые привели за собой медведя. Вместе с ними был мужчина в мундире французского офицера. Они представились гостям как странствующие актеры.

– Учтите, за это представление нам заплатил наш благодетель и покровитель, капитан Харлампий Опуич, – сказал человек в мундире, – большой любитель театра, сейчас он где-то в Силезии. А мы вам покажем страшное представление под названием «Три смерти капитана Опуича».

На эти слова капитан Опуич громогласно расхохотался и обратился к актерам:

– Играйте, ребята, пусть ваши бумажные слова немного отдохнут в нашем воображении, согреются нашей кровью и хоть немного пострадают и помучаются в нашей жизни!

Затем одна из женщин сказала, обращаясь к поддельному капитану Опуичу, тому, что был одет во французский мундир:

– У каждого из твоих предков, капитан, было по одной смерти. Но не у тебя. У тебя будет три смерти, и вот они (тут она показала на остальных женщин из труппы). Вот они стоят: старуха, красавица рядом с ней и девочка, – это три твои смерти. Посмотри на них хорошенько…

– И это все, что от меня останется? – вмешался тут в представление настоящий капитан Опуич.

– Да. Это все.

– Не так уж мало! – снова вставил капитан Опуич.

– Но учти, капитан, ты не заметишь своих смертей, проскачешь под ними верхом, как под триумфальной аркой, и продолжишь свой путь, будто ничего не случилось.

– А что же тогда будет после моей третьей смерти, когда я в третий раз стану вампиром? – еще раз подал голос с места капитан, наслаждаясь замешательством актеров и изумлением сидевших в корчме зрителей.

– И тебе, капитан, и другим людям некоторое время будет казаться, что ты еще живешь, что ничего не случилось, и так будет до тех пор, пока не придет к тебе последняя любовь, пока не полюбит тебя та женщина, от которой ты мог бы иметь детей. Тогда ты тут же исчезнешь с лица земли, потому что у третьей души не может быть детей, так же как у того, кто в третий раз становится вампиром, не может быть потомства…

В этот момент откуда-то сверху, из постоялого двора, послышались звуки кларнета. На этот раз играли Гайдна – «Хорал святого Антония». Услышав музыку, капитан как ошпаренный вскочил, остановил представление, велев актерам убираться вон, и устремился на вымощенный камнем балкон.

Чуть позже он вошел обратно в корчму, держа за руку даму с голубой подушечкой, которую та прижимала к себе. В ее глубоком декольте виднелись надушенные мушки, а отверстия ушей были намазаны кроваво-красной губной помадой. Другой рукой капитан Опуич вел за руку молодого человека с волнистыми волосами, одетого в форму австрийского гусара.

Увидев возле капитана этих двоих, Дуня вскрикнула, прикрыв рот рукавом, а бубенцы на голубой подушке новой дамы, появившейся с капитаном, зазвенели. Тут все услышали голос капитана Опуича, певшего так, как поют в церкви, не своим голосом:

Заступница, как много я прошел,
Скорбеть устал,
Прибежища я в жизни не нашел,
Покрова не сыскал,
И одиноким среди сербов
Теперь я стал.
Принес поющий перстень для тебя,
Но ты меня не осенила взглядом,
Не знал певец твой младости отрады,
Уж не узнает на исходе дня.
Из страшных снов меня ты позвала в другое, страшное виденье,
Я видел сердце, что от ран дымилось
И, как звезда, на запад закатилось
Под звуки варварского песнопенья.

После того как прозвучали эти слова, капитан представил вновь прибывших: госпожу Растину Калоперович из Сремски-Карловцев и ее сына Арсения, подпоручика австрийской армии, которые по случайному, но счастливому стечению обстоятельств после продолжительной разлуки встретились со своей дочерью и сестрой Дуней Калоперович, присутствующей здесь. Дуня встала навстречу пришедшим, поцеловала мать в голубую подушечку с бубенцами, брата в губы, и все снова сели.

– Не узнаю тебя. Как будто впервые вижу. Ты так похорошела с тех пор, как я узнал, что ты моя единоутробная сестра, – сказал Арсений Дуне. – Я привез тебе кое-что. Твои серьги. Ты их наденешь?

– Не хочу это делать здесь. Ухо теряет невинность всякий раз, когда в него вставляешь серьгу, – всегда немного крови, – сказала Дуня и улыбнулась.

Эта улыбка показалась подпоручику Арсению незнакомым и драгоценным инструментом, на котором она играет с непревзойденным мастерством. А Дуня посмотрела своему единоутробному брату в глаза и поцеловала черную ложку из своей тарелки так, будто целует его.

«Уже заметил мои ступни, – сердито подумала Ерисена Тенецкая, которая на другом конце стола ела мидии, и испуганно посмотрела на капитана Опуича. – Неужели это человек, убивший моего отца?»