Хазарский словарь (мужская версия) - Павич Милорад - Страница 30

Так что наша профессия ловцов снов чревата как невиданными удачами, так и огромными бедами. Но от нас это не зависит. Наше дело пытаться. Остальное – вопрос техники.

И под конец еще одно замечание. Иногда пути, пролегающие по чужим снам, намекают на некоторые признаки, по которым можно заключить, находится ли сейчас Адам-предтеча на подъеме своей стези или падает вниз. Этими признаками являются люди, видящие друг друга во сне. Поэтому конечная цель каждого ловца на сны – добраться до такой пары и как можно лучше с ними познакомиться. Дело в том, что два таких человека всегда представляют собой частички тела Адама, находящиеся в различных фазах и, значит, на разных ступенях лестницы разума. Кроме, разумеется, высшей ступени, где Бог плюнул Адаму в рот и облек его язык четырьмя видами слюны. Поэтому, как только найдешь двоих, которые видят друг друга во сне, знай – ты у цели! И не забудь потом все, что добыл в дополнение к хазарскому словарю оставить там, где это оставляют ловцы снов, добившиеся успеха, – в Басре, в мечети, посвященной пророчице Рабий…

Так старик говорил Масуди. И так Масуди оставил музыку и стал ловцом снов.

Начал он с того, что уселся читать все записи, относящиеся к хазарам, которые в виде словаря получил в подарок. На первой странице книги было написано:

«В этом доме, как и в любом другом, далеко не всех встретят с одинаковой радостью. И не всем будут оказаны равные почести. Кого-то посадят во главе стола, будут предлагать ему самые изысканные блюда, он первым увидит все, что подносят к столу, и сможет выбрать, что ему по вкусу. Другой будет есть на сквозняке, где у каждого куска по меньшей мере два запаха и вкуса. Третий займет обычное место, где все куски и все рты одинаковы. А будут и такие, место для которых оставят у двери, где подают только жидкий суп, а на ужин там получают столько же, сколько рассказчик за свои истории, то есть – ничего».

Затем в «Хазарском словаре», соответственно арабскому алфавиту, были размещены цепочки биографий хазар и других лиц, главным образом тех, кто способствовал обращению хазарского племени в ислам. Центральной фигурой, участвовавшей в этом обращении, был дервиш и мудрец по имени Фараби Ибн Кора **, и о нем в словаре было написано очень много. Однако в других статьях словаря имелись очевидные пробелы. В частности, хазарский каган, который пригласил ко двору трех священников – арабского, еврейского и христианского, – потребовал от них истолковать один его сон. Однако не все участники хазарской полемики @ были в равной степени представлены в исламских источниках и в арабском переводе «Хазарского словаря». Бросалось в глаза, что здесь не были названы имена христианского и еврейского ловцов снов, участвовавших в этой встрече. Да и вообще, о них было гораздо меньше данных, чем об арабе, который выдвигал аргументы в пользу ислама, о Ибн Коре. Пока Масуди занимался «Хазарским словарем» (а это заняло не так уж много времени), у него возник вопрос: кто же были два других? Может быть, среди христиан есть кто-то, кто знает толкователя снов и приверженца греческой веры на четырехсторонних переговорах при хазарском дворе? Сохранилось ли его имя? И опять же, знает ли кто-нибудь из еврейских раввинов хоть что-то еще об одном участнике, о своем соплеменнике и единоверце? Не было ли среди греков или евреев людей, которые записали что-нибудь о христианском или еврейском мудреце, присутствовавшем при дискуссии, как записали это предшественники Масуди об исламском? Аргументы этих чужестранцев – отметил и потом записал Масуди – кажутся не такими сильными и исчерпывающими, как доводы Фараби Ибн Коры. Почему? Потому ли, что аргументы Ибн Коры были действительно более убедительны и всеобъемлющи или же в еврейских или христианских книгах о хазарах, если таковые имеются, их аргументы перевешивают то, что сказал Ибн Кора? Может быть, они умалчивают о нас так же, как и мы о них? Может быть, можно составить одну, общую хазарскую энциклопедию или словарь о хазарском вопросе после того, как будут собраны вместе все три рассказа о трех ловцах снов, и тогда будет видна истина? Тогда в таком «Хазарском словаре» в определенном порядке могли бы быть расположены статьи с именами и христианского, и еврейского участников хазарской полемики. Сюда также могло бы войти и кое-что из информации о хронистах этой полемики из греческой и еврейской среды. Потому что как же можно создать Адама Рухани, если не хватает некоторых частей его тела?

Когда Масуди представлял себе такие возможности, ему становилось жутко, он пугался открытых шкафов и сундуков, из которых торчала его одежда, и всегда спешил закрыть их, стоило ему взяться за свой словарь. Он начал разыскивать еврейские и греческие рукописи, связанные с хазарами, и хотя в изгибах его тюрбана можно было прочесть слово «Божественной книги», он стремился к встречам с неверными, сходился с греками и евреями, попадавшимися на его пути, изучал их языки, которые казались ему зеркалами, отражающими свет иным образом. И он учился видеть себя в этих зеркалах. Его хазарская картотека росла, и он надеялся, что придет день, когда ему удастся дополнить ее житием собственной добычи, сообщением о своей доле проделанной работы, своим небольшим кусочком огромного тела Адама Рухани. Но как и всякий настоящий охотник, он не знал наперед, что это будет за добыча.

А когда наступил месяц раби-аль-ахир и третья джума в нем, Масуди впервые заглянул в чужие сны. Он заночевал на постоялом дворе рядом с человеком, лица которого не было видно, но слышно было, как он напевает какую-то мелодию. Масуди в первый момент не понял, в чем дело, но слух его был быстрее мыслей. Имелся женский ключ с отверстием вдоль оси, полый внутри, который искал мужскую замочную скважину с осью внутри. И он нашел ее. Человек, лежавший с ним рядом в темноте, вообще-то не пел, пел кто-то в этом человеке, кто-то, кого этот человек видел во сне… Стояла тишина, такая, что было слышно, как у певца, лежавшего в темноте рядом с Масуди, цветут волосы. И тогда легко, как в зеркало, Масуди вошел в огромный сон, засыпанный песком, не защищенный от дождя и ветра, населенный дикими собаками и мечтающими о воде верблюдами. Он сразу почувствовал, что ему грозит опасность остаться калекой или получить нож в спину. Тем не менее он зашагал по песку, который поднимался и опускался в ритме дыхания спящего. В одном из углов сна сидел человек и мастерил лютню из куска дерева, которое до этого лежало в ручье, корнями к устью. Сейчас древесина была сухой, и Масуди понял, что человек делает инструмент тем способом, который был известен триста лет назад. Значит, сон старее того, кто его видит. Время от времени человек из сна прерывал работу и брал в рот горсть плова, каждый раз удаляясь от Масуди по меньшей мере на сотню шагов. Благодаря этому Масуди увидел сон до самого его дна: там было немного света, испускавшего неописуемый смрад. В глубине виднелось какое-то кладбище, где два человека хоронили коня. Одним из них был тот, кто пел. Но сейчас Масуди не только слышал песню, но вдруг увидел певца. Во сне спящего рядом человека возник какой-то юноша, один его ус был седым. Масуди знал, что сербские псы сначала кусают, потом лают, валахские кусают молча, а турецкие перед тем, как укусить, брешут. Человек из сна не относился ни к одной из этих пород. Масуди запомнил его песню, и дальше ему предстояло ловить следующего, того, кого во сне навещает тот же самый юноша с седым усом. Масуди сразу придумал, как это сделать. Он собрал несколько лютнистов и певцов – компанию охотников для облавы – и научил их петь и играть под своим управлением. У него на пальцах были перстни разных цветов, и каждый цвет соответствовал десятиступенчатой лестнице звуков, которой он пользовался. Масуди показывал певцам тот или Другой палец, и по цвету перстня, который требовал своего тона, так же как каждый род зверей выбирает только свой род пищи, они знали, какой тон брать, и никогда не ошибались, хотя мелодия была им незнакома. Они пели в местах, где собирался народ – перед мечетями, на площадях, возле колодцев, – и мелодия становилась живой приманкой для прохожих, по ночам обладавших добычей, которую искал Масуди. Такие застывали на месте, будто увидев лунный свет, льющийся с Солнца, и слушали как зачарованные.