КГБ в смокинге. Книга 1 - Мальцева Валентина - Страница 67

— Да поймите же: все, что мне известно, я сказала!

— Валентина Васильевна, — голос Матвея стал мягким и теплым, как шотландский плед. — Пока мы еще не знаем всех деталей, но главное очевидно: по каким-то непонятным причинам Мишин затеял собственную игру, от контактов уклоняется, на связь не выходит… Это очень опасно.

— Опасно для кого?

— Для всех. И для вас в том числе.

— Мишин был опасен уже там, в Буэнос-Айресе. Один раз он чуть не убил меня. Поверьте, Тополев, я ненавижу этого человека, у меня с ним нет и не может быть ничего общего. Это правда, почему вы не верите мне?

— Потому что вы лжете, Мальцева. У меня нет конкретных подтверждений вашей неискренности, но факты и логика свидетельствуют не в вашу пользу. Вы находились в Орли в течение пяти с половиной часов. Нам известно, что наш человек, которому было поручено встретить вас и посадить на московский самолет, в аэропорт опоздал. Вы же утверждаете, что он встретился с вами в бистро вскоре после того, как вы появились в зале ожидания. Далее. Мишина, который, как я уже сказал, не дает о себе знать, вдруг замечают в районе Орли именно в этот отрезок времени. Почему? Он в бегах, Мальцева. И он профессионал. Крепкий профессионал, как вы уже, наверное, могли убедиться. Появление в столь людном месте для агента-шатуна очень опасно. И однако он рискует. Почему? Зачем? У него должна быть очень важная причина, чтобы предпринять столь дерзкий шаг. По-моему, эта причина — вы, Мальцева. Он встречался с вами, он о чем-то с вами говорил. О чем? Вот что нас интересует. Это не праздный вопрос, поверьте. Юрий Владимирович находится сейчас в своем служебном кабинете и ждет вашего ответа. Ответьте честно — и все вернется в норму. Наше доверие к вам будет восстановлено. Вы отлично справились со своей задачей, Валентина Васильевна, перед вами открываются весьма заманчивые перспективы. Я допускаю, что ваша встреча с Мишиным не имела принципиального значения. Но какой бы пустяковой она вам ни казалась, любая информация, связанная с этим человеком, в данный момент бесценна. Она нам необходима. В чем цель вашей встречи? Мишин не мог появиться в Орли только чтобы узнать, как вам летелось до Парижа. А в случайности в нашем деле я не верю. Чего он хотел от вас?..

Такие вот простенькие вопросы задавал мне настырный Тополев. Фактами он не располагал, это было ясно как день. Возможно, он блефовал насчет своего оперативника, проторчавшего битый час в туалете по вине Мишина. Но он крутился где-то в районе моей сонной артерии. То есть оставалось чуть-чуть нажать и…

— Пожалуйста, право ваше, можете не отвечать… — казалось, Тополев читает мои мысли, видит мои колебания и, как борзая, уже настигающая затравленного зайца, чувствует запах крови. — Но должен еще раз предупредить: вы явно недооцениваете последствий собственной неискренности.

— Перестаньте меня запугивать, в конце концов, я женщина!

— А я офицер!

— Какой вы офицер, прости Господи! — я решила не отступать от взятого курса. Тополев был слишком умен и опасен, чтобы затягивать наш с ним диалог. — Вы уж меня простите, Матвей Ильич, но мой отец тоже был офицером, и признать вас его коллегой я при всем желании не могу. Это, извините, оскорбляет мое личное представление об офицерском звании. Посмотрите на себя. По-моему, Тополев, вы обычный профессиональный провокатор.

— Я не позволю вам издеваться над собой! — неожиданно взвился он. — Вашу эмгэушную, якобы интеллектуально-ироничную манеру общаться я бросил еще на третьем курсе института. Я не глупее вас, Мальцева. И не менее образован. Так что не надо разыгрывать передо мной даму из высшего общества. Тем более что ваша истинная цена мне известна доподлинно.

— Глядя на вас, Тополев, начинаешь по-настоящему понимать, как сильно заблуждался Чарльз Дарвин, — грустно сказала я. — Надо же было придумать такое: человек произошел от обезьяны! А вам никогда не приходило в голову, Тополев, что все как раз наоборот: обезьяна произошла от человека — очень злого и неразборчивого в средствах. Такого, к примеру, как вы, Тополев. И вот перед нами печальный итог скотоложества…

— Ах ты блядь!..

— Ваше детство прошло в коммуналке? — бешенство андроповского прилипалы доставляло мне огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение. — Вы были невольным свидетелем жутких последствий криминального аборта? Или, изменяя отцу с ошалевшим от водки сантехником, ваша мама заставляла вас играть на фортепьяно этюды Черни?

— Здесь вопросы задаю я! — взвизгнул Тополев унтер-офицерской фистулой.

— А почему тогда закурить не даете, гражданин начальник? — наглость становилась моей второй натурой. — И расписаться в протоколе допроса? Почему взяли без понятых? И вообще, Тополев, предъявите-ка свое служебное удостоверение!

— Ладно, хватит, — процедил Тополев, медленно, как бы нехотя, вставая. Видимо, он взял себя в руки, поняв, что именно этой цели — вывести его из себя и прекратить игру в вопросы и ответы — я добивалась. Интонация его была ледяной. Ею запросто можно было заморозить баллон с пивом. — Через пару дней Мишина доставят сюда и развяжут ему язык. И его признание станет вашим смертным приговором, Мальцева.

9

Амстердам. Международный аэропорт Схипхол

21 декабря 1977 года

Выйдя из аэровокзала, Юджин поежился от колючего ледяного ветра с моря, поднял воротник плаща и направился к стоянке такси.

— Отель «Амстел», — сказал он коренастому шоферу в теплой парке.

— Понял.

Первые несколько минут Юджин пытался рассмотреть в окно довольно однообразный пейзаж: заснеженные деревья, голые верхушки которых уходили в грязно-мглистые облака, и желтые огоньки в окнах редких зданий — такие тусклые, словно Амстердам жил по законам светомаскировки. Почувствовав, что засыпает, Юджин вытащил из пачки сигарету и вопросительно взглянул на шофера.

— Курите, — кивнул тот.

— Спасибо.

— Англичанин? — спросил водитель.

— Американец. — Юджин чуть приоткрыл окно, чтобы вытягивало дым.

— Значит, безработный.

— Почему?

— Нормальные американцы в «Амстеле» не живут.

— А что такое нормальные американцы?

— Отпускники с кредитными карточками или деловые люди.

— Плохой отель?

— Нормальный, — коротко ответил шофер, не отрываясь от шоссе. — Плохой район.

— Решил навестить друга.

— А-а, — понимающе протянул водитель. — Тогда ясно. Что, на мели ваш приятель?

— Вроде того…

«Если бы ты только знал, на какой мели мой приятель, — думал Юджин, глубоко затягиваясь. — На такой, что сразу и не догадаешься, что же он предложит. То ли сделку, то ли пулю в лоб… Впрочем, сейчас это уже не имеет принципиального значения. Уолш в очередной раз пошел на мое предложение. Согласие большого босса получено. Теперь отступать поздно. Моя миссия утверждена, условия Мишина приняты: страна, место и время встречи — подстраховка беглого (беглого ли?) кагэбэшника на случай подвоха, в которой самые крутые ребята из Лэнгли не нашли ни малейшего изъяна. Все предусмотрел Виктор Мишин, он же Лесли Труайя, он же Тибор Немет, он же Яцек Ольховский…»

Взяв у портье ключ, Юджин поднялся по скрипучей узкой лестнице на третий этаж и скептически оглядел небольшую комнату с единственным окном, выходившим во внутренний дворик. Огромная деревянная кровать и ветхий платяной шкаф составляли всю меблировку. Ванной не было — в углу сиротливо тулился небольшой белый умывальник. Юджин вздохнул, скинул с себя намокший плащ, раздернул «молнию» небольшой черной сумки и извлек из нее несессер с бритвой.

Телефонный звонок раздался в тот момент, когда Юджин стирал полотенцем с лица остатки мыльной пены.

— Да.

— Скажите, мистер Соренсен не оставлял для меня письма?

Говорили на английском. Голос был женский, молодой и, судя по интонации, принадлежал коренной англичанке.

— Он оставил только зонт. Сказал, что он ему уже не пригодится.

— Как долетели? — поинтересовался женский голос.