Ужин во Дворце Извращений - Пауэрс Тим - Страница 48

Когда смех унялся немного, Лиза оттолкнулась от перил, отбросила со лба прядь волос и вздохнула.

– Ставни, – повторила она. – И еще фыркалку от насекомых. Фыркалка нужна?

Ривас щелкнул пальцами.

– И как это я раньше об этом не подумал? Посадим эту тварь на цепочку и продадим кому-нибудь как цепную собаку.

Она хихикнула.

– А порода? Как там, чистокровная овчарка? Боюсь, не пройдет. Но шуточка ничего. – Улыбка ее померкла. – В старые времена тебе бы и в голову не пришло, что может быть смешно, когда тебя считают психом.

– Да и сегодня с утра не пришло бы.

– Но ты ведь не псих, нет?

– Боюсь, что нет.

– Ты правда оторвал голову вампиру сегодня ночью? Он кивнул.

– С трудом – с такой рукой-то.

– Ну и дела. – Она отворила дверь. – Ставни в кладовке. Пожалуй, повешу. Да, я ведь начала говорить: приходил один парень, искал тебя и оставил записку.

– Только не Джек Картошка Фри, – застонал Ривас, поднимаясь на ноги. – Среднего возраста, худощавый, улыбка сальная?

– Нет, – отозвалась Лиза уже из дома. – Куда я их засунула... а, вот они. – Следом за ней он прошел на кухню, и она протянула ему конверт. – У этого парня была борода, и на вид ему было не больше двадцати пяти лет.

Устало тряхнув головой, Ривас вскрыл конверт и вынул сложенную вдвое открытку.

– Славная бумажка, а? – заметил он.

На лицевой стороне было красивыми буквами написано: «Мистеру Грегорио Ривасу». Он развернул открытку. «Вы приглашаетесь, – значилось тем же почерком, – на ужин, имеющий состояться в восемь часов в Венецианской резиденции Вашего бывшего духовного отца... если Вам известно, где она находится, в чем лично я совершенно не сомневаюсь». Открытка была подписана другим, корявым почерком: «СЕВА».

Лиза заглядывала ему через плечо.

– Этот Сева случайно не тот, кого ты ищешь, а, Грег?

– А? – откликнулся Ривас, ругавший себя последними словами за то, что позволил себя опознать вчера вечером. – Нет. Но он знает, где она. – Сердце его колотилось как бешеное, во рту пересохло. Рука начала дрожать, и он положил приглашение на стол.

– Что случилось, Грег? – Он не ответил, поэтому Лиза отвернулась к шкафчику со спиртным. – Такты примешь приглашение? – как бы невзначай спросила она.

Не осознавая, что делает, Ривас взял у нее стакан виски и сделал большой глоток.

– Ох, – тихо вздохнул он. Лицо его было бледно. – Может, и приму, – ответил он, сам удивляясь своему ответу. – Храни меня Господи, может, другого пути просто нет...

Она неуверенно переводила взгляд с приглашения на Риваса и обратно.

– А где это место?

Он сделал не слишком удачную попытку улыбнуться.

– Обещаешь мне ничего не предпринимать по этому поводу?

– Ну... ладно. Он вздохнул.

– Дворец Извращений.

Лиза села и сделала большой глоток прямо из горлышка.

Значительная часть составлявшего его вещества сгинула в канале – это отбросило его на несколько дней назад. Оно ожидало от Риваса сопротивления, но уж никак не ожидало предательства, ибо тот сделал два шага навстречу ему, явно намереваясь сотрудничать, а потом вдруг попятился и бросил эту дурацкую фразу насчет рыбы... и уж никак не ожидало внезапного, бессмысленного насилия.

Оно снова всплыло на поверхность и увидело, что солнце уже село. Оно обратило свои мутно-молочные глаза в сторону дома и оскалилось в недоброй ухмылке. Он вернулся! Должно быть, он вернулся, пока оно приходило в себя на дне канала. С усилием значительно меньшим, чем потребовалось ему вчера, существо выбросило свое тело в воздух, с досадой оглянувшись на канал. Столько с таким трудом накопленной крови пропало впустую, пролившись в воду! И столько его самого – столько разума, призналось оно самому себе, – вместе с ним! Что ж, пообещало оно себе, я настигну его, и на этот раз это будет не соблазнение. Это будет изнасилование.

Вдруг существо застыло в воздухе, по-рыбьи извиваясь, чтобы не двигаться с места. Вон он! Ривас выходил из дома! Существо растопырило конечности, ловя ветер, и полетело за ним.

Ты еще можешь вернуться, успокаивал себя Ривас, шагая от Лизиного дома. Уж теперь-то ты еще вернее, чем когда-либо, заработал эти пять тысяч полтин Бёрроуза. Ты забрался вон куда, это едва тебя не угробило, а теперь даже врагу известно, кто ты и где ты!

Однако ведь и я знаю, кто он и где он. Боюсь, зайдя так далеко, я просто не могу идти на попятную. Мне кажется, теперь это даже не ради Ури. Ради меня самого. Слишком много с таким трудом завоеванных вещей потеряют смысл, если я не дочитаю последней страницы. Слишком много людей, включая значительную часть Грегорио Риваса, получится, погибли зря.

Он понимал, что, не будь он настолько опустошен событиями последней недели, ему бы и в голову не пришло поступать так, как сейчас, но понимание это не замедлило его шага. Возможно, подумал он, камень катится вниз по склону только потому, что сам выбирает это...

Он переложил нож в самодельный карман в воротнике рубахи. Возможно, при поверхностном обыске его и не найдут, и если уж дойдет до этого, один удар по груди перережет ему сонную артерию.

На небосклоне еще виднелись оранжевые полосы заката, но в окружающих его темных строениях уже начали загораться желтые точки, и он улыбнулся всему этому пестрому, вульгарному, крикливому городу. Не уверен, что я слишком любил это место, когда жил здесь, подумал он. Мои взгляды всегда отличались некоторой узостью.

Где-то в темноте на балконе второго этажа скрипнул стул, и в вечерней тишине послышался звон бутылочного горлышка о край стакана, потом негромкое бульканье.

– Привет, чувак, – услышал он оклик сверху.

– Добрый вечер, – вежливо отозвался Ривас, помахав в ответ.

На Инглвуд-стрит он свернул на север и, поскольку плохо представлял себе, чем могут кормить на ужине у Сойера, на всякий случай заглянул в фургон торговца куши. Две порции горячей говядины-терияки с зеленым луком и стаканом пива обошлись ему всего в три мерзавчика, но вкусно было – пальчики оближешь, так что дальше путь на север Ривас продолжал с приятной тяжестью в желудке.

Он миновал пару освещенных факелами мостов и порадовался тому, что вовремя вспомнил про пищу, ибо в ресторанах и кафе этой части города есть бы остерегся. То, что варилось, изрядно сдобренное перцем, в здешних котлах, часто не имело никакого отношения ни к мясу, ни к дичи, ни к рыбе, а если и имело, похоже, повара использовали какой-то неизвестный вид животных. Ривас всегда следовал совету не обедать в тех заведениях, у двери, на кухню которых не ошиваются бродячие собаки; правда, он так и не понял, означало ли это предупреждение то, что запахи тамошней стряпни отпугивают даже собак или что все собаки давно уже переловлены и скормлены клиентам. Так или иначе, собак у этих заведений он не видел.

Женщины и мужчины, одетые как женщины, зазывающе улыбались ему из открытых дверей, подростки с ножами предлагали побрить за пару мерзавчиков, а несколько дряхлых, пристрастившихся к Крови уродов, совершенно очевидно, не снимавших одежды несколько последних месяцев, шамкая, просили у него немного мелочи. Ривасу удалось, по возможности не нагрубив никому, отделаться от них всех.

Здания в этих кварталах были высокие и стояли близко друг к другу, разделенные только узкими переулками, и Ривас знал, что солнечный свет сюда почти не проникает. Мостовая под ногами сделалась неровной – то ли брусчатка, то ли раскрошившийся асфальт, – а вечная грязь между камнями слегка светилась, так что казалось, будто он шагает по призрачной паутине. Время от времени стены сотрясались словно от подземного барабанного боя, а один раз ему показалось, будто он слышит нестройный хор голосов, и ни на минуту не смолкало жужжание огромных мух, гнездившихся под крышами.

Теперь Ривас достал нож и то и дело постукивал лезвием по стенам, вдоль которых шел, чтобы обитатели этих домов слышали, что он вооружен. Однако, свернув на запад у Арбо-Вита и оказавшись в лабиринте переулков, лестниц и мостков, он перестал делать это, поскольку само собой разумелось, что всякий, попавший сюда, либо вооружен, либо болен настолько, что представляет собой еще большую опасность.