Ужин во Дворце Извращений - Пауэрс Тим - Страница 18

Ко времени, когда Леденец завел фургон в похожее на гараж сооружение, достаточно высокое, чтобы в него уместилась торчащая мачта, девушки внутри начали беспокоиться. Ривас пытался услышать их голоса, поскольку не сомневался в том, что голос Ури узнает даже по прошествии тринадцати лет. Последние несколько часов он обдумал возможность попросить показать ему пленниц и неохотно отказался от нее – даже попытка изобразить внезапный прилив похоти была бы рискованной. Настоящий торговец Кровью вряд ли обратился бы с такой просьбой, к тому же подозрительности его спутникам бы не занимать. Впрочем, когда фургон остановился, голоса внутри понизились до неразборчивого бормотания, так что Ривас спрыгнул на землю и огляделся по сторонам.

Они находились в просторном, гулком помещении. Судя по длинным прямоугольным ямам в полу, оно и впрямь служило когда-то чем-то вроде гаража или ремонтной мастерской, однако имелись здесь свидетельства и того, что его использовали и с другой целью, и не так уж давно. В одном углу были грудой свалены полу истлевшие койки и носилки, а пригнувшись к полу, чтобы поискать себе оружие, Ривас наткнулся на маленькую пухлую бутылочку с резиновой диафрагмой вместо пробки. От прикосновения диафрагма раскрошилась, а содержимое бутылки испарилось давным-давно.

С улицы доносились приглушенные, похожие на скрип несмазанных осей крики возвращавшихся на ночь попугаев; впрочем, крики эти становились оглушительными, когда те пролетали зелено-оранжевыми стаями перед окнами гаража. Тени заметно удлинились, а небо окрасилось в розово-оранжевый цвет, когда Найджел, шаркая подошвами, направился к выходу с мотком бечевы и мешком жестянок – ставить сигнализацию на случай непредвиденных ночных гостей.

– Вы как, обычно в фургоне спите? – спросил Ривас у Леденца.

– Ага, – откликнулся старик, сбрасывая на землю несколько холщовых мешков и спрыгивая вслед за ними. – Девицы внутри, мы с Найджелом на крыше. – Он уселся и принялся развязывать мешки. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против свинины, – сказал он. – Да, кстати, – добавил он, покосившись на Риваса. – Попутчики ночуют сами по себе.

– Разумно, – согласился Ривас, ожидавший именно такого ответа. – Пожалуй, пока не стемнело, мне стоит осмотреться на предмет змей и скорпионов.

– Неплохая мысль, – кивнул старик.

Ривас двинулся в глубь здания, оглядываясь по сторонам в поисках любого предмета, способного сойти за оружие. То, что маршрут их отклонился от побережья, играло ему на руку, но он понимал, что дальше на восток его спутники не заберутся: начиная с этого места, они начнут сворачивать на запад, в сторону залива, прочь от Ирвайна. Поэтому, если он хочет выяснить, находится ли Ури в этом фургоне, это нужно делать этим же вечером, так как в случае, если ее там нет, ему нужно идти на юг.

У одной из стен высилась груда древнего хлама, в основании которой лежали ржавый двигатель и такая же ржавая пружинная кровать. Он подошел к ней и с лязгом выдернул из нее несколько предметов: старый стул, ящик из-под ти-ви, автомобильный капот и корпус холодильника, настолько изъеденный ржавчиной, что он без труда поднял его одной рукой.

Теперь ему удалось расчистить надпись, сделанную маркером на кирпичной стене. Поначалу от нее виднелось только слово «ЗДЕСЬ», но когда он со звоном и грохотом отодвинул металлический стеллаж, с которого полетели на бетонный пол стеклянные осколки, он смог прочитать всю надпись:

МНОГО ХОРОШЕЙ ЕДЫ ЗДЕСЬ...

Поверх надписи маркером виднелись следы мела, однако единственным сохранившимся дополнением к этой надписи были три слова, накарябанные на кирпичах кончиком ножа: больше не будет

Ривас оглянулся через плечо на Леденца: тот набрал хвороста, развел небольшой костерок и теперь раскладывал на решетке куски свинины. Что ж, подумал Ривас, тот, кто это выцарапывал, поторопился с выводом.

В конце концов он нашел более-менее подходящий предмет – длинную алюминиевую полосу с тяжелым, ржавым болтом на конце – и сунул ее себе в рукав так, чтобы болт угнездился у него у сгиба локтя, а другой конец полосы не торчал из-под манжеты. И все это время в голове его вертелось слово, значения которого он не знал, но которое слышал много раз: севативидам, произносимое гортанно, прижимая кончик языка на «т» и «д» к зубам.

– Что ж, никаких кусачих гадов вроде нет, – громко сказал он, возвращаясь к фургону. Он заметил, что руки его заметно дрожат. – А спиртного у вас, ребята, ничего не найдется?

– А как же, полтина валюты на козлах, под скамьей, – сказал Леденец. – И кружка там же. Больше кружки не наливай.

Ривас открыл было рот для ответа, который за долгие годы сделался у него чисто рефлекторным, но спохватился и просто кивнул. Забравшись на козлы и шаря под скамьей в поисках бутылки и кружки, он рискнул шепнуть: «Ури?» Ответа не последовало, так что он наполнил кружку, закупорил бутылку, вернул ее на место и ухитрился спуститься на землю, не расплескав ни капли и не потревожив больной палец.

Старик тем временем поставил мясо на огонь. Ривас подсел к костру и не без трепета сделал глоток валюты Бёрроуза – первый за тринадцать лет с тех пор, как пытался прикинуться лающей собакой.

Он был даже немного разочарован, поскольку не испытал ничего особенного, никакого прилива воспоминаний. Просто глоток крепкого спиртного, непривычно ароматного и жгучего, без чистого ячменного вкуса виски. Ну ладно, сказал он себе, все лучше, чем джин. Он немного расслабился и, отказавшись от попытки найти в этом драматизм, принялся смаковать напиток.

– Ну и как тебе? – поинтересовался Леденец.

– Корень вселенского зла, – с довольной ухмылкой отозвался Ривас. То-то бы Моджо удивился, подумал он, узнай он, что я швыряюсь его словечками...

А кстати, интересно, чем сейчас занят Моджо? Отпускает пиво редким клиентам и извиняется направо и налево по поводу отсутствия легендарного пеликаниста из Венеции? Или мечется как угорелый, не успевая обслуживать толпу, собравшуюся на какого-то нового исполнителя? Да нет, Стив не успел бы найти кого-то еще... пока.

Ривас покатал на языке еще каплю бренди – эта штука начинала ему даже нравиться – и попытался представить, выйдет ли он еще на сцену у Спинка. Зажмурившись, он попытался вспомнить, как выглядело это место: высокий зал с баром с одной стороны и дверьми слева, люстры, столы, гирлянды бумажных кукол под самым потолком... Он пожалел, что так и не удосужился как следует разглядеть эти цепочки маленьких фигурок, взявшихся за руки и соприкасающихся носками ног. Они всегда занимали его, даже прежде, чем он узнал, что это последняя работа одного гениального скульптора – Ривас даже запомнил его имя: Ноа Олмондин – который сошел с ума и покончил с собой в последний год Шестого Туза. Вообще-то Ривас плохо помнил имена всех гениальных живописцев, поэтов, врачей и инженеров, даже политиков тех лет. Шестой Туз считался лучшим правителем Эллея со времен самого Сан-довала. Ривасу шел семнадцатый год, когда вся эта толпа гениев канула сквозь ворота Догтауна – примерно тогда же, когда убили Шестого Туза. Впрочем, музыкантов в этой толпе вроде бы не было, подумал Ривас. Спасибо Сойеру и на этом: конкурентов меньше.

Вскоре далекий стук и лязг сменились шарканьем ног возвращавшегося Найджела. Ривас отставил кружку и с бьющимся сердцем пригнулся словно для того, чтобы присмотреть за шкворчащей свининой.

Найджел вышел из-за угла.

– Как долго вы, ребята, таскали эту свинину с собой? – спросил Ривас, стараясь говорить не слишком быстро и не слишком пронзительно. – На мой взгляд она, ребята, залежалась, право слово, залежалась. Мне на фиг не нужно этих, как их, глистов, а? Знавал я одного парня, так он поел раз лежалой свинины, и по сравнению с тем, что он подцепил, даже глисты показались бы божьей милостью. А заполучил он...

Найджел уже приблизился и слушал его галиматью скорее раздраженно, чем подозрительно.

– ... севативидам...