Ужас на крыльях ночи - Донцова Дарья - Страница 9

Поблагодарив Платонова и Ивана Николаевича, я попыталась продолжить работу. Однако писалось со скрипом. На улице неожиданно стало пасмурно, и у меня заболела голова. В девять вечера, с огромным трудом наваяв пять страниц, я решила остановиться, выпила чаю с конфетами, легла в кровать, пощелкала пультом от телевизора и сама не заметила, как заснула.

Глава 7

– Вилка, – прошептал детский голос, – вставай, Ашкин мяч принес.

– Спать хочу, – пробормотала я, – сил нет.

– Мы тебя ждем, – продолжал ребенок, – некому на воротах стоять. Вон, они уже гол забили.

Я села, пошарила рукой вокруг себя, наткнулась на стену, открыла глаза и в первую секунду не поняла, где нахожусь. Куда подевался стул? Он всегда стоит сбоку, на нем висит приготовленная с вечера школьная форма. Отчего моя крохотная комната, в которой помещаются только раскладной диван и шкаф, сейчас вдруг стала просторной?

Через мгновение стало понятно: мне привиделся сон. Я давно не живу с Раисой в блочной пятиэтажке, а Гена Ашкин никогда уж не позовет меня играть в мяч – он умер, когда я пошла в пятый класс. Мать-пьяница не повезла сына в больницу, когда тот стал жаловаться на боль в животе, и мальчик погиб от банального аппендицита.

Я слезла с кровати, накинула халат и пошла на первый этаж за водой. Обычно я ставлю на тумбочку у кровати бутылку, но вчера забыла, и, как назло, сейчас мне захотелось пить. Свет на лестнице я не зажгла, в гостиной тоже. Дождь прекратился, в эркер смотрела луна, но в комнате было темно. Я миновала диван, кресла, хотела войти в кухню и тут услышала тихий скрип.

– Кто здесь? – стараясь казаться спокойной, поинтересовалась я.

Звук, шедший от эркера, повторился.

– Сейчас в полицию позвоню, – пригрозила я и стала медленно продвигаться к выключателю на стене.

Теперь раздался стук. Похолодев от страха, я зажгла свет и увидела, что левое окошко эркера открыто.

– Светлана! – вырвался из моей груди вопль. – Сюда! Проснитесь!

– Господи, боже мой… – захныкала появившаяся домработница. – Что же это творится в доме? Меня ноги не держат, руки трясутся, плохо очень, я чуть не умерла…

– Вы закрывали на ночь окна? – перебила я ее.

– А как же! Обе двери, и калитку в саду, и сарай проверила, – перечислила почему-то дрожащая помощница.

– Кажется, в доме побывал вор, – пробормотала я, показывая на открытую раму.

– Мамочка… – зашептала домработница. – Тише, умоляю, это Чупа.

– Пожалуйста, прекратите нести чушь! – обозлилась я.

Света принялась креститься.

– Послушайте меня. Я легла около часа, сериал смотрела, приснула чуток. И, как назло, пописать захотела. Пришлось вставать, тащиться в туалет. Иду себе и слышу из гардеробной шорох. Решила, что там мыши орудуют, и испугалась – еще съедят вещи Антонины Тарасовны, мне влетит. Собралась грызунов пугануть. Постучала в дверь, ногами потопала, пригрозила: «Сейчас покажу вам!» Открыла створку, а там…

Света попятилась, бормоча:

– Огромное чудище… волосатое… лохматое… Оно на пороге стояло, в бывшей комнатушке Антонины Тарасовны. Хозяйка на второй этаж вообще не поднималась, говорила, там аура плохая. До вашего приезда наверху никто не спал. И тут Чупа как завоет: «У-у-у…»

– Светлана, – остановила я ее, – похоже, вы просто забыли закрыть окно, не надо рассказывать небылицы.

– Нет, именно Чупа по дому разгуливал, – продолжила нести околесицу прислуга. – Дайте объясню. Антонина Тарасовна лет пять назад из дома съехала, мне велела за порядком смотреть. А я страсть какая аккуратная, внимательная, если чего не так, сразу увижу. Не один год тут все нормально было. Хозяйка в Павлиново никогда не приезжает, но деньги мне каждый месяц передает, я сама за ними в Москву езжу. Потом господин Зарецкий коттедж снял. И вот тогда в доме изменения случились. Антонина Тарасовна жила в самой маленькой комнатенке, а вам спальню устроили на втором этаже. Прежде там кое-какое ненужное шмотье держали. Глупо, конечно, из большой залы чулан устраивать, чтобы ерунду хранить, а спать в крохотной норе, но хозяйке так нравилось. Сейчас же ее старые вещи на первом этаже, в той каморке, где Антонина Тарасовна жила. И туда сегодня ночью Чупа залез! Говорила же вам, что робот ему не понравится, по-моему и вышло. Я, как его вой услышала, на пол села, голову руками закрыла, а он мимо с топотом…

У меня в ушах застучали молоточки. Я вышла из гостиной, повернула налево, остановилась у двери комнаты горничной, потом двинулась в сторону туалета и обрадовалась.

– Вон ваш Чупа!

Света, шедшая за мной, схватилась за стену и, закрыв глаза, начала медленно сползать на пол.

– Успокойтесь, – велела я, – это не монстр, а чья-то шуба.

Домработница, уже сидя на полу, подняла голову.

– Где?

Мне стало жаль Светлану. Согласитесь, если человек идиот, живется ему трудно.

– Смотрите, на стене вешалка, а на ней доха из меха. Кстати, почему она тут болтается? На дворе июль!

Света оперлась ладонью о пол и встала.

– Это шуба Антонины Тарасовны. Она ее сто лет как не носит. Доха в чулане жила. Может, кто-то хотел ее спереть?

Я подошла к вешалке и пощупала рукав.

– Навряд ли. Старая, протертая, молью поеденная, за нее и ста рублей не дадут.

– Когда я спать шла, шубы тут не было, – слабым голосом произнесла Светлана.

Я дернула дверь кладовки. Та легко открылась, перед глазами возникло узкое пеналообразное помещение. Слева на кронштейне висело несколько старых платьев, плащ, пара курток, допотопное драповое пальто, одни плечики оказались пустыми. Справа, в специальной подставке, хранилась обувь, чуть поодаль громоздились чемоданы, коробки. У стены стояла швабра с толстой ручкой.

– Все ясно, – пробормотала я. – Вы не захлопнули окно, в коттедж влез бомж, решивший чем-нибудь поживиться. Он добрался до чулана, услышал, как вы идете в туалет, выскочил с манто в руках, напугав вас, и удрал тем же путем, каким пришел. Давно вы с ним столкнулись?

– Не знаю, – жалобно пропищала дурочка. – Сидела вот тут на полу, боялась руки с головы снять, глаза открыть. Потом услышала шаги… и вы закричали «Светлана!» Меня как поднимет, как понесет в гостиную…

– Понятно, – кивнула я. – Звоните в полицию, сообщите о попытке ограбления. Сейчас тщательно проверю все запоры в помещениях на первом этаже.

Домработница всхлипнула.

– Только воды попью.

Пока Света приходила в себя, я вернулась в гостиную и начала осматривать подоконник. На белой поверхности обнаружилось несколько царапин с торчащими из них занозами, за которые зацепился клочок ткани бежевого цвета с темным вкраплением, на раме снизу имелись мелкие порезы. Обычно стеклопакеты открываются внутрь комнаты, а у Антонины Тарасовны рамы поднимаются. Теперь надо присесть на корточки и оглядеть пол. Ага, вот тут комочки влажной земли…

Я встала, подошла к соседнему окну, рывком подняла его в верхнее положение, потом вернула вниз, поняла, каким образом злоумышленник проник внутрь, и крикнула:

– Света, не звоните в полицию.

– Звоню, звоню, – не поняла домработница. – Только дежурный не отвечает, дрыхнет небось.

– Отложите телефон, – велела я.

– Почему? – спросила Светлана.

– Все равно бомжа не найдут, – вздохнула я. – В дальнейшем, закрывая окна, будьте внимательны. Когда опускаете раму, непременно вдавите ее до щелчка. Иначе язычок запирающего устройства не войдет в паз, тогда остается узкая, почти не заметная глазу щель. Грабитель просовывает в нее лезвие ножа или другой подобный предмет, приподнимает раму… ну а потом понятно. Вы два окна закрыли как следует, а третье нет.

Светлана села в кресло.

– Ноги не держат, по сию пору ходуном ходят. Не виновата я вовсе! Это оконце сто лет как сломано, из него какая-то деталька выпала. Дом давно строили, Петр Германович его шикарно обустроил. Тогда в СССР о стеклопакетах и не слышали, но Владыкин раздобыл мастера, который их соорудил. Ни у кого в округе таких чудес не имелось. Мама моя на окна нахвалиться не могла – не дуло совсем, на зиму заклеивать не требовалось. Красота! Говорила я вам, что мамуля у Петра Германовича служила? Ой, ну как они странно с женой жили! Не по-человечески.