Ужас на крыльях ночи - Донцова Дарья - Страница 54

– Где он ее взял? – перебив Платонова, спросила я.

– В доме, – пожал плечами Андрей, – она лежала на кухне, в ящике со всякими мелочами. Ранее принадлежала Борису, зажигалку ему, хоть Гориков не курил, на Новый год подарили в редакции журнала, куда он носил свои кроссворды. А зачем он прихватил вещицу, переезжая к Владыкиной, мы никогда не узнаем. Подтвердилось и ваше предположение, что Олеся ночью шарила в вашем доме, желая найти и забрать зажигалку. Между прочим, Виола, вы так и не уточнили: а на самом-то деле каким образом пульт оказался под вашим окном? Кто его уронил? Кто подслушивал?

– Действительно, – растерянно пробормотала я, – не выяснила. Грешила на Олесю.

Андрей сделал паузу.

– Когда Владыкина скончалась, девушка подумала, что ее смерть может вызвать интерес полиции, поэтому кинулась мыть комнату.

– Глупо, – снова перебила его я, пожав плечами. – Если полицейские видят в помещении, где недавно неожиданно умер человек, идеальный порядок, то это моментально вызывает подозрение.

Планотов кивнул:

– Верно. Но я сейчас рассказываю, что пришло в голову Олесе. Дома стоят рядом, она видела, как в ваш коттедж идет Федор, решила, что это полицейский, поэтому немедленно отправила брата к вам в сад, приказав ему: «Сядь под открытым окном и запиши на диктофон их беседу». Кит послушно выполнил ее распоряжение. Но не успел он устроиться в кустах, как вы выплеснули кофе. Парень взвизгнул, понял, что выдал себя, и удрал. Олеся отругала его, отправила за отбеливателем, а тут как раз вы подоспели. Увидав в руках писательницы зажигалку, девушка сообразила, что брат потерял пульт, и сначала открестилась от вещицы. Но тут же поняла, что сглупила, надо заполучить ее назад – ведь это улика! После того как Антонина Тарасовна сдала дом, сестра Никиты там не бывала, о том, что на месте крохотной спаленки теперь чулан, не имела понятия. Она предполагала, что съемщица поселилась на первом этаже, вот Олеся и отправилась туда, зная, что пульт в кармане брюк, куда писательница сунула его у нее на глазах.

– Глупо идти в комнату, где кто-то спит, – заметила я. – Вдруг человек проснется, поднимет шум?

– Девушка собиралась орудовать тихо, – пояснил Платонов. – Но ей не повезло. Олеся вошла в помещение, поняла, что попала в гардеробную, хотела уйти, случайно задела полку с обувью, на пол упали туфли. Именно в эту секунду по коридору в туалет брела Светлана. Домработница услышала шум, подумала, что в чулане орудуют мыши, и, нелогично спросив: «Эй, кто там?», начала поворачивать ручку. Девчонка схватила с вешалки старую шубу, накинула ее на голову, распахнула створку и взвыла: «Сейчас укушу тебя!»

Света упала в обморок, Олеся быстро повесила доху на крючок и удрала.

– Она во всем призналась? – спросила я.

– Да. Но сегодня мне предстоит еще один разговор с ней, я не знаю, как его начать, – признался Андрей. – Вчера вечером я беседовал с Антониной Тарасовной и убедил ее рассказать правду. Честно скажу: не думал, что на свете есть информация, способная выбить меня из колеи, насмотрелся и наслушался при своей работе всякого, но рассказ Владыкиной шокировал меня.

Я заерзала в кресле.

– А что она сообщила?

Андрей открыл ящик стола.

– Ну, для начала она рассказала о своем несчастливом браке. Родной отец выдал ее замуж за своего приятеля и протеже, даже не спросив дочкиного согласия. Он думал, что Петр лучшая партия для Тони, той было всего семнадцать лет, и она подчинилась, однако шла в загс не из послушания – девушке понравился жених. Да, тот был намного старше, только разница в возрасте ее не смущала. Петр же никогда не испытывал к супруге романтических чувств, просто очень хотел сына, продолжателя своего дела. Антонина никак не могла забеременеть, родила после тридцати, и не мальчика, а девочку, что еще больше отдалило от нее мужа. Правда, потом он стал воспитывать Иру в нужном ему духе, хотя к супруге своего отношения не изменил. Зато тесть, Николай Сергеевич, был для Петра незыблемым авторитетом. Антонина Тарасовна помнит, как муж пришел однажды домой разъяренный и первый и последний раз был с ней откровенен. Он закричал в бешенстве: «Моя сестра Фанни шлюха! Познакомилась с твоим отцом, спит с ним, родила от него двоих детей! Вот дрянь! Если б мог, убил бы ее!» Только тогда Тоня услышала, что у ее благоверного есть сестра, узнала правду о его семье и о том, как ее собственный папенька сменил Петеру имя, национальность, велел взять фамилию Владыкин.

– Мы с Леоновым все разузнали про родство Бориса и Ларисы с Тигром, а про то, что они еще и родня Антонине Тарасовне, не подумали. Как же так вышло? – растерянно пробормотала я. – Ну да, Николай Николаевич, вдова Петра Германовича, Горниковы единокровные братья и сестры… У них же очень большая разница в возрасте с Антониной Тарасовной!

– Ничего странного в этом нет, – ответил Андрей. – Николай Сергеевич впервые рано стал отцом. С первой женой, родившей ему дочь Тоню, быстро развелся. Потом он еще несколько раз регистрировал брак, но там у него детей не было. Николай появился на свет последним. Несмотря на годы, его отец оставался сексуально активен, вспомним его связь с Фанни. Скончался Николай Сергеевич глубоким старцем. Виола, вы многое узнали, однако в этой истории, – Платонов протянул мне папку, – есть кое-что вам неизвестное. Прочитайте, а потом ответьте, возьметесь помочь мне или нет.

Где-то через полчаса, выпив на нервной почве почти литр воды, я посмотрела на Андрея.

– Ужасно! Как Антонина Тарасовна могла это допустить?

– Там же все объясняется, – пожал плечами Платонов, забирая у меня папку. – Она не имела никакого влияния на дочь, та целиком и полностью находилась под властью беспредельно авторитарного отца.

– И чем я могу помочь вам? – удивилась я.

– В нашем отделе есть психолог, но он мужчина. И прочие мои сотрудники тоже. Учитывая щекотливость ситуации, думаю, правду должна сообщить Олесе женщина.

– Ой, не хочу! – испугалась я. – Пригласите специалиста.

– Уверен, у тебя это получится лучше, – сказал Андрей, неожиданно переходя на «ты». – Пожалуйста, попробуй. Ее сейчас приведут. Я уйду, но услышу весь ваш разговор.

– Ладно, – сдалась я.

Глава 39

– Здрассти, – мрачно произнесла Олеся, усаживаясь в кресло. – Мне сказали, что вы типа тут работаете?

– Основное мое занятие писать детективные романы, – увильнула я от прямого ответа.

– Не читаю барахло, – с вызовом заявила девушка. – В мире много хороших книг, на дрянь времени не хватает.

– Я люблю эклеры, а ты какие пирожные предпочитаешь? – улыбнулась я.

– Картошку. А что? – опешила Олеся.

– Разве она тебе разонравится, если я скажу, что раскрошенные сухари с какао-массой жуткая дрянь? – спросила я.

– Нет. Но так себя вести неприлично, – разозлилась Олеся. – Если чего-то не жрешь, при других помалкивай, может, они эту еду обожают.

– Верно, – согласилась я. – С книгами та же история, что и с пирожными. Одним нравится Арина Виолова, другим Милада Смолякова, а кто-то читает исключительно авторов девятнадцатого века. Давай-ка я тебе расскажу один сюжет. Хочешь послушать?

– А у меня есть альтернатива? – хмыкнула девушка. – Могу отказаться?

– Конечно, можешь, – сказала я, – но тогда не узнаешь самую большую тайну Ирины Петровны Владыкиной, связанную с тобой и Никитой.

– Ну ладно, – смилостивилась Олеся, – валяйте.

Я откашлялась.

– Жила-была девочка Ира. Ее отец, Петр Германович, считал себя гениальным ученым и смог убедить в этом некоторых людей, среди коих оказалась и его дочь. Малышка была единственным ребенком в семье. Петр мечтал о сыне, хотел сделать его своим преемником, но его жена Антонина Тарасовна не смогла второй раз забеременеть, и Владыкин решил заняться обучением девочки. В свою домашнюю лабораторию он привел ее в шесть лет, и детство Иры закончилось. Когда остальные дети играли на улице, Ирочка мыла пробирки и получала от папеньки затрещины за плохие старания. Кое у кого из-за такого поведения отца могло возникнуть стойкое отвращение и к нему, и к науке, которой он занимался, но у Ирины вышло наоборот. Родителя она обожала, преклонялась перед ним, мечтала услышать из его уст похвалу, хотела, чтобы Петр Германович гордился ею. Антонина Тарасовна понимала, что муж ведет себя неправильно, и спорила с ним, а Ире советовала записаться в школьные кружки, общаться со сверстниками. Однако дочка не слушала мать. И вообще терпеть ее не могла, называла клушей, бросала ей в лицо: «Ты не способна оценить великие дела, которыми мы с отцом занимаемся, у тебя не хватает мозгов». В конце концов Антонина Тарасовна сдалась. Она молча готовила еду, убирала комнаты и уходила в свою спальню. Тогда эта странная семья жила в большом доме. В маленьком же коттедже на втором этаже располагалась лаборатория Петра Германовича, а первый был завален книгами и каким-то хламом.