Космические оборотни - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 36

Когда мы вошли, включился свет. Мэри обвела гостиную взглядом, повернулась и бросилась мне на шею.

– Дорогой…

Спустя какое-то время, она меня отпустила и принялась бродить по комнате, останавливаясь то тут, то там, приглядываясь, трогая вещи.

– Знаешь, Сэм, если бы я планировала обстановку сама получилось бы то же самое.

– У меня, к сожалению, только одна ванная, - признался я. - Будем жить в суровых полевых условиях.

– Меня это вполне устраивает. Я даже счастлива; теперь я знаю, что ты не водил сюда своих женщин.

– Каких женщин?

– Сам знаешь, каких. Если бы ты задумал этот дом как любовное гнездышко, здесь была бы вторая ванная комната.

– Тебя не проведешь.

Она не ответила и ушла на кухню. Спустя секунду оттуда донесся радостный визг. - Что случилось? - спросил я, направляясь к ней.

– Я совсем не ожидала найти в холостяцком доме такую кухню.

– А я, кстати, неплохо готовлю. Мне хотелось хорошую кухню, вот я и купил все, что нужно.

– Бесподобно! Но теперь готовить для тебя буду я.

– Хорошо, это твоя кухня. Распоряжайся. Но может быть, ты хочешь сначала сполоснуться? Я пропущу тебя вперед. А завтра мы выпишем каталог и закажем еще одну отдельную ванную. Ее доставят воздухом.

– Иди первым, - сказала она. - Я пока поставлю обед.

Домашняя жизнь началась у нас так гладко и естественно, словно мы были женаты уже несколько лет. Нет, я не говорю, что медовый месяц прошел скучно, или что мы не узнали друг о друге ничего нового - ни в коем случае. Но мы уже знали достаточно - особенно Мэри - отчего и казалось, что нашей семье не первый год.

В памяти те дни сохранились не очень ясно. Помню только ощущение счастья. Видимо, я успел забыть, что это такое, или просто не понимал раньше. Да, случалось, кто-то вызывал у меня интерес. Случалось, я увлекался. Это славно, забавно, весело, но счастлив я ни с кем не был.

Мы ни разу не включали стерео и ничего не читали. Никого не видели и ни с кем не говорили. Только на второй день сходили пешком до поселка, потому что мне хотелось показаться на людях с Мэри. На обратном пути мы проходили мимо хибары местного отшельника Старого Джона по прозвищу Горный Козел, который присматривал за моим домом, и, увидев его, я помахал рукой.

Он помахал в ответ. Одет Джон был как обычно: старая армейская куртка, вязаная шапка, шорты и сандалии. Я хотел предупредить его насчет режима "Голая спина", но передумал и вместо этого крикнул:

– Пришли ко мне Пирата!

– Кто такой Пират, дорогой? - спросила Мэри.

– Увидишь.

Едва мы вернулись домой, появился Пират, здоровый хулиганистый кот: дверца, что я для него сделал, открывалась на его "мяу". Он вошел, высказал все, что думает о хозяевах, которые исчезают слишком надолго, затем простил и ткнулся мордой мне в ноги. Я потрепал его по спине, и Пират отправился обследовать Мэри. Та опустилась на колени, пытаясь привлечь его звуками, которые издают обычно люди, понимающие кошачьи повадки, однако Пират оставался на месте и долго ее разглядывал, не скрывая своей подозрительности. Затем вдруг прыгнул на руки и, заурчав, уткнулся в подбородок.

– Ну, слава богу, - произнес я с облегчением. - А то я уж думал, что он не разрешит тебя оставить.

Мэри посмотрела на меня и улыбнулась.

– Не беспокойся. Я сама на две трети кошка.

– А еще на треть кто?

– Узнаешь.

С тех пор Пират почти все время оставался с нами; Мэри он уделял внимания даже больше, чем мне. Я его выгонял только из спальни - Мэри и кот протестовали, но тут я был неумолим.

Мэри очень неохотно говорила о прошлом - видимо, считала, что это ни к чему. Она слушала, когда я говорил о себе, но свое прошлое обсуждать отказывалась. Как-то раз, когда я пристал к ней с расспросами, она просто сменила тему, сказав:

– Пойдем полюбуемся закатом.

– Каким закатом? - недоуменно спросил я. - Мы же только что позавтракали. - Однако эта путаница со временем вернула меня в реальный мир. - Мэри, сколько мы уже здесь?

– А это имеет значение?

– Еще как имеет. Прошло, наверно, больше недели. Наши телефоны могут зазвонить в любую минуту - и все: назад на галеры.

– Да, но зачем беспокоиться заранее?

Однако я уже не мог успокоиться. Мне загорелось узнать, какое сегодня число. Можно было, конечно, включить стерео, но там наверняка наткнешься на сводку новостей, а это себе дороже: я все еще притворялся, что мы с ней в каком-то другом мире, где нет никаких титанцев. - Мэри, - спросил я. - У тебя есть "Темпус"? Много?

– Ни одной пилюли.

– Ладно. У меня хватит на двоих. Давай растянем наш отпуск. Вдруг нам осталось всего двадцать четыре часа? Можно превратить их в целый месяц субъективного времени.

– Не надо.

– Но почему? Нам только и остается, что старое доброе carpe diem «лови день, лови мгновение (лат.)».

Она накрыла ладонью мою руку и посмотрела в глаза.

– Не надо, дорогой, это не для меня. Я хочу прожить каждое мгновение своей жизни, не беспокоясь о следующем. - Наверно, я выглядел очень упрямо, и она добавила: - Если хочешь принимать "Темпус", я не возражаю, но, пожалуйста, не уговаривай меня.

– Бог с тобой! Неужели ты думаешь, я тебя брошу и буду веселиться один?

Она промолчала, и надо заметить, это отличный способ выигрывать споры.

Не то чтобы мы часто спорили. Если я из-за чего-то заводился, Мэри обычно поддавалась, но в конце концов выходило, что не прав я. Несколько раз я пытался разговорить ее, заставить рассказать о себе - нужно же мне знать о своей жене хоть что-то, - и на один из моих вопросов о прошлом она задумчиво ответила:

– Иногда мне кажется, что у меня и вовсе не было детства. Может, оно мне просто приснилось?

Я спросил напрямик, как ее зовут.

– Мэри, - ответила она спокойно.

– Это твое настоящее имя? - я уже давно сказал ей свое, но она по-прежнему звала меня Сэмом.

– Конечно, настоящее. С тех пор как ты меня назвал этим именем, я Мэри.

– Ладно, ты моя дорогая и любимая Мэри. А как тебя звали раньше?

В глазах у нее промелькнула какая-то затаенная боль, но она ответила:

– Одно время я носила имя Аллукьера.

– Аллукьера, - повторил я, наслаждаясь необычным звучанием. Аллукьера. Какое странное и красивое имя Аллукьера. В нем есть что-то величественное. Моя дорогая Аллукьера.

– Теперь меня зовут Мэри. - Как отрубила.

Я понимал, что где-то, когда-то с ней случилось какое-то ужасное событие, и память о нем до сих пор отзывается болью. Но видимо, мне просто не суждено было о нем узнать. Что ж, нет, значит нет. Она моя жена, какая есть, такая и есть - мы вместе и навсегда. От одного того, что она рядом, на душе становилось тепло и светло, а это, право же, не так мало.

Я продолжал называть ее Мэри, но имя, которое она носила в прошлом, не давало мне покоя. Аллукьера… Аллукьера… Меня не оставляло впечатление, что где-то я его слышал.

И неожиданно я вспомнил. Настойчивая мысль все-таки раскопала информацию на дальних полках памяти, заваленных всяким бесполезным хламом, от которого невозможно избавиться. Была в свое время то ли секта, то ли колония… Они пользовались искусственным языком и даже имена детям давали новые, придуманные… Точно. Уитманиты. Анархистско-пацифистский культ. Их вышибли из Канады, но они не смогли закрепиться даже в Литл-Америке «Антарктида, шельфовый ледник Росса». Когда-то мне попала в руки книга, написанная их пророком, "Энтропия радости", где было полно псевдоматематических формул, указывающих путь к достижению счастья.

В мире все "за счастье", так же, как все "против греха", но культисты пострадали из-за принятых у них обрядов. Свои сексуальные проблемы они решали очень древним и не совсем обычным по современным понятиям способом, что создавало взрывоопасные ситуации, с какой бы культурой ни соприкасались уитманиты. Даже Литл-Америка была недостаточно далеко, и, если я правильно помню, остатки культистов эмигрировали на Венеру. Но в таком случае никого из них уже нет в живых.