Двери во Тьме - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 9

— Когда вернешься?

— Через три дня самое позднее. Раньше, скорее всего.

Она заглянула в ящичек комода, затем обернулась ко мне:

— Если через три дня не будет и погода останется нелетной — заберу все деньги из дому и найму людей с судном, понял?

— Угу…

Тут с ней лучше не спорить. Тем более что я как раз собирался и больше думал о том, чтобы чего-то нужного не забыть.

— Твой автомат возьму, не возражаешь?

— Бери, только чистить потом сам будешь.

— Хорошо бы вообще не чистить, — сказал я по здравом размышлении.

Действительно хорошо было бы так тихо до нужного места дойти, там все найти — и так же тихо смыться обратно.

А вообще местная версия ППШ по всем статьям побивает трофейный немецкий МР-40,[2] хоть с виду и грубее выглядит. Если честно, то и «наш» ППШ лучше немца был, но местный — это вообще что-то. И патроном куда мощнее, и надежность выше, и в руках удобно лежит, и даже отдача и подброс за счет компенсатора ниже. Все себе такой добыть никак не получается, но сейчас так вышло, что Насте ее автомат точно скоро не понадобится. А если что, то дома и другого оружия полно.

Так, магазинов шесть штук есть, по тридцать пять. Нормально. Ну и ТТ, куда же без него, с пятью снаряженными магазинами. Еще патроны в пачках — все не на себе тащить. Сотня дополнительных пистолетных — они от автоматных отличаются меньшим зарядом и плоской пулей — и три сотни к автомату, с нулями нормальной, оживальной формы, и это помимо основного боекомплекта. Нормально.

— А если погода наладится, то даже слетаю в ту сторону, погляжу сверху, где вы там и как, — сказала Настя, заваливаясь на кровать с книжкой.

Я выглянул в окно и усомнился в том, что погода может измениться. По стеклу вперегонки катились капли воды, еле видные в темноте черные ветки деревьев метались как руки психа под порывами ветра. Ничто не меняется, провались оно совсем. Дерьмо, а не погода, чтоб ее…

— Думаю, что не слетаешь, — сказал я вполне искренне. — Что читаешь?

— «Жерминаль».

— И как?

— Мне нравится.

А мне когда-то не пошло. Ну да и ладно.

— Ты бы ложился сегодня пораньше, чтобы завтра нормальным быть.

— А так и сделаю, в душ только зайду — и к тебе.

— Я же сказала, чтобы ты выспался, а ты что задумал?

— А мы быстро. И спать буду крепче.

С утра вскочил по будильнику, достаточно заранее, так что хватило времени на чай с бутербродами. К тому моменту как к дому подкатил «шевролет», я уже был одет и собран и по привычке дежурил у окна. Стащили все заготовленное вниз за две ходки, забросили в машину. За рулем на этот раз Степаныч сидел — он нас и провожать будет, и встречать. Вел машину он медленно и степенно, в противоположность постоянно лихачащему Федьке. Неторопливо довез нас по словно вымершему темному городу до пристани, где, как выяснилось, поджидал нас Пашкин, ради такого случая даже заночевавший во флигеле, в своем крошечном кабинетике. И похоже, ночь он там провел с пользой, потому что перегаром от него тянуло заметно, хоть пьяным он и не был.

— Дров вам загрузил, угля тоже, горючего вам хватит, там бак большой, — частил он скороговоркой, стоя у мостков, в то время пока мы таскали на катер все, что привезли с собой.

Первым делом я кинулся печку растапливать: за ночь и без того не слишком теплая рубка выстыла. Нарубил ножом с одной чурки тонких щепок, достал из-за корзины с дровами приготовленную газету «Мой Углегорск». Лязгнула задвижка печки, огонь легко охватил смятый лист, на который я навалил щепок. Огонек побежал по ним легко, запахло горелой бумагой.

— Часов восемь ходу? — уточнил я у Ивана, как раз засевшего за карту.

— Примерно так получается, — сказал он, ведя по голубой жилке русла реки устройством со смешным названием «курвиметр». — Катер не быстрый.

— Темнеет там рано, — поморщился я недовольно.

— Ну а что поделаешь? — сказал он, отложив со стола курвиметр и быстро написав какие-то цифры в открытом блокноте. — В ночь выходить тоже нельзя, не видно же ни хрена. Сделаем что успеем и на якорь встанем, на ночевку.

Огонь разбежался по всем щепкам, и я подложил туда пару чурок, закрыв дверцу. Даже сейчас от печки немного потянуло приятным теплом, а раскочегарится сильнее — так вообще благодать будет, наверное.

Забормотал двигатель, катер отвадил от причала. Я придвинулся к окну из исцарапанного мутноватого стекла, глядя на то, как медленно удаляется от нас ряд лодок, освещаемый светом единственного фонаря: рассвет еще только-только собирался наступить. На пристани остались стоять двое — Степаныч да Пашкин. Вот и все, двинули.

Как открываются люки, я проверил еще вчера, а сейчас к каждому по пулемету выложил. И коробки с лентами запасные поближе разместил. Это наша главная и единственная оборона теперь. Потом пошел к Федьке в ходовую рубку, где уселся на второе… креслом это не назовешь, скорее стул неудобный… но на катерах стульев нет, так что пусть будет просто сиденье. Вот на него и уселся, сбив в кучу и сунув под задницу кем-то забытый серый ватник — для комфорта.

Катер выбрался на середину фарватера и пошел вверх по течению. Дождь продолжал сыпать, капли скатывались по стеклу, размывая и без того смутный в сумерках силуэт берега. Да, света было уже достаточно хотя бы для того, чтобы на берег не выскочить. В Углегорске горели редкие фонари, и кое-где окна светились. Но мало — город даже на работу не начал собираться. Это мы, пташки ранние, уже все в трудах, делах и заботах.

— Позавтракаем, что ли? — выдал довольно мудрую мысль Иван. — Все равно делать нечего.

— Хочешь, порулить дам? — сразу предложил Федька.

— Не, не надо, я лучше поем, — отказался тот.

— Тогда ты чайник и ставь, — сразу предложил я.

— А когда-нибудь ты его ставил? — вроде как возмутился Иван. — Что-то не помню такого, всегда я этим занимаюсь.

— Чайник ставить и кипятильник в банку совать — две большие разницы, как говорили в одном южном городе. В кипятильнике никакого полета нет, а так, баловство одно.

— Я тебе напомню в следующий раз, — посулил Иван, направившись с чайником из рубки.

Выше по течению никакой человеческой деятельности не велось, так что вода в реке, несмотря на пасмурно-мерзкий цвет, была идеально чистой — набирай да кипяти. Присев у печки, открыл дверку и заглянул внутрь. Дрова уже горели вовсю, так что чайник ставить вполне можно было, на этой печке и конфорка была предусмотрена.

Иван зашел обратно, зябко поеживаясь, сказал, притянув за собой дверь:

— Ну и погода, в такую собаку не выгонишь.

— А ты нас погнал, — попенял я ему.

— Если бы я, — отмахнулся он, со звоном устанавливая чайник на печку. Вода на дне чайника сразу же зашипела, испаряясь. — Если бы я командовал, то объявил бы до весны спячку, наверное. Тоже сил уже нет эту осень терпеть.

— Ну ты гля, а я думал, что тебе нравится… — притворно удивился я. — Вот и гоняешь нас в поле только тогда, когда погода совсем уж паскудная.

— Да ладно цепляться, — засмеялся он. — Сейчас ты особенно мокнешь и мерзнешь, наверное. Тут как на даче — сиди в тепле и сухости да вот чаи гоняй. А скоро и жрать сядем, как люди.

— Это пока, — решил я не принимать шутку, чтобы не сглазить. — А дальше черт знает чего ждать.

Путешествие по реке оказалось и вправду куда спокойней сухопутного. На штурвале менялись, дважды поели, не торопясь и с удовольствием, чаи гоняли и даже вареньем себя баловали, клубничным. И когда мы приблизились к цели нашего путешествия, даже возникшая на горизонте стена Тьмы не вызывала того тяжелого страха, который обычно приходил всегда, когда человек оказывался от нее неподалеку. Вода как будто защищала не только от тварей и зарождения «выходов» этой самой Тьмы, но и от других ее проявлений. А может, и просто подсознание подсказывало, что раз всяким хмырям и «пионерам» тебя на борту лодки не достать и призраки над текущей водой низко не летают, то вроде как и нервничать особо не стоит.