Карусели над городом (журнальная версия) - Томин Юрий Геннадьевич - Страница 14

— Какую еще Ефросинью Дмитриевну?

— Которая приходила вечером. Палыч сказал, что она тоже «она». Но она не такая.

— Когда она приходила?

Феликс повторил все, что уже говорил Алексею Палычу. Борис присвистнул.

— Вовремя мы оттуда смылись!

— Смылись?

— Ушли, — слегка повышая голос, пояснил Борис. — Это приходила наша уборщица. Она не девочка, она старушка. Как бы тебе объяснить? Старушка — это такая девочка, которая уже старая.

— Понятно, — сказал Феликс. — Значит, девочка — это молодая старушка?

— Девочка — это девочка, — простонал Борис. — А старушка — это старушка. Просто они обе женщины. Она — это женский род. Девочка потом станет старушкой, а старушка никогда уже девочкой не станет.

— Почему? — спросил Феликс. — Она не хочет?

— Если и хочет, то не может.

— Теперь понятно, — сказал Феликс.

Медицинский осмотр прошел почти без происшествий. Ребят осматривали в трусах, и отсутствие пупка не было обнаружено. В остальном Феликс был не хуже других, а кое в чем даже получше: у него оказались не по возрасту сильные ноги и большой объем легких.

Вот с этим объемом и получилось недоразумение, которого, к счастью, никто, кроме Бориса, не заметил.

— Набери полную грудь воздуха. Дуй сюда, — сказала Феликсу женщина в белом халате.

Борис, стоявший сзади, боялся, что сейчас Феликс начнет задавать вопросы вроде «Что такое «дуй?» или выяснять, где у него грудь. Но Феликс дунул без всяких вопросов.

— Великолепно! — сказал врач. — Даже слишком великолепно. Мальчик, ты не работаешь стеклодувом?

— Стеклодувом не работаю, — спокойно сказал Феликс.

— Подойди ко мне. Дыши.

Феликс послушно подошел и подышал.

— Не дыши. Хорошо. Можешь идти.

Когда Феликс ушел, Борис вздохнул с облегчением. Каждая лишняя минута в медкабинете грозила разоблачением безпупковости.

Когда же Борис вышел из кабинета, он обнаружил, что Феликс все еще не дышит. Глаза у Феликса лезли на лоб. Он сжал кулаки, покраснел и сдерживался из последних сил. На секунду у Бориса мелькнула мысль, что сейчас Феликс, как никогда раньше, похож на нормального человека.

— Дыши, дурачок, — с непритворной заботой сказал Борис. — Дыши, а то так и помереть можно.

Феликс вытаращил глаза на Бориса, покраснел еще больше, но дышать не стал. Борис забеспокоился всерьез.

— Феликс, дыши, говорю!

Феликс шумно выдохнул воздух. Вдохнул.

Снова выдохнул. Снова вдохнул. И сказал:

— Спасибо, Боря. Я не знал, что так тяжело не дышать. Там в медпункте плохая девочка?

— Она не девочка, а врач, — пояснил Борис. — Чтобы дышать, разрешения не спрашивают. Нужно самому дышать, нечего пыжиться. Плохо бы тебе было, если бы я не пришел.

— И дурачку тоже плохо?

— Какому дурачку?

— Которому ты дышать разрешил?

Борис с сомнением глянул на Феликса, стараясь угадать на его лице притворство. Но притворства не заметил. Нужно быть артистом, чтобы так притворяться. Даже не простым артистом — заслуженным.

— Хватит, — сказал Борис. — Сегодня ты меня больше ни о чем не спрашиваешь. Договорились?

— Сегодня не буду, — послушно ответил Феликс. — Но ты не ответил на вопрос: где дурачок?

— Он здесь, — сказал Борис. — Я тебе его потом покажу.

На этот раз Борис имел в виду самого себя. Сейчас он просто не представлял, как выдержит целый месяц.

Утром под руководством Бориса Феликс застелил постель.

— Сейчас побежим умываться, — шепнул Борис. — Потом зарядка. Делай так, как все делают.

С разных концов лагеря к озеру бежали ребята. Феликс бежал рядом с Борисом; под ноги он не смотрел и два раза споткнулся.

— Не заглядывайся на девочек, — посоветовал Борис на ходу.

— Мне девочки нравятся, — на бегу ответил Феликс.

— Этого еще не хватало, — буркнул Борис. Борис понимал, что невозможно все время держать Феликса в стороне от ребят, но для начала увел его на дальний конец пляжа.

Борис уже убедился, что Феликс, если ему показать, все запоминал точно. Зубы, например, он почистил с первого раза. Но плохо выходило, когда он начинал действовать самостоятельно.

Намыливая лицо, Борис зажмурился, а когда промыл глаза, увидел, что Феликс откусывает кусочек мыла.

— Выплюнь, это нельзя есть!

Но было уже поздно. Когда Борис залез пальцами в рот Феликса, мыла там не оказалось.

— Допрыгался, — сказал Борис. — А если у тебя живот заболит? Ведь твой живот и показать никому нельзя. Особенно врачу.

— И не надо показывать, — ответил Феликс. — Она плохая девочка.

— Я тебе уже объяснил: она не плохая, она врач. Врач может даже делать больно, а все равно для твоей пользы.

— Боря, мне не нужно два раза объяснять, — сказал Феликс. — Я все понял.

— Зачем же ты ее девочкой зовешь?

— А это шутка, — пояснил Феликс.

— Какая шутка? — возмутился Борис.

— Ты разве забыл? Ты мне обещал потом объяснить.

— Только шуток мне еще твоих не хватало! Ты сначала научись соображать, что к чему. Тебе Палыч велел меня слушаться? Ты обещал?

— Я обещал.

— Тогда я тебе приказываю: никаких шуток. Понял?

— Понял, — послушно ответил Феликс. — А все-таки девочки лучше, чем старушки? Да?

— Лучше, — отмахнулся Борис. — Только не вздумай задавать такие вопросы старушкам. Старайся спрашивать только меня.

— Я стараюсь, — сказал Феликс. — Но ты не всегда отвечаешь. Когда ты не отвечаешь, мне хочется спросить у других.

На пляже уже почти никого не было. Опаздывать на зарядку на виду у всех Борис не собирался.

— Хорошо, — сказал он, собирая остатки терпения. — Я постараюсь отвечать на все твои вопросы. Но ты учти, я тоже не все знаю.

— Разве? — спросил Феликс. — А я думал, что все.

Сказано это было всерьез или в шутку, Борису раздумывать было некогда.

Зарядка прошла нормально.

За столом, кроме Бориса и Феликса, сидели еще две девочки. Вчера этих девочек не было. Наверное, они приехали рано утром.

Феликс, как только уселся за стол, уставился на них так старательно, что, будь у него четыре глаза, их тоже бы не хватило. Забыв о еде, он смотрел внимательно и неотрывно. Он не улыбался и не хмурился, а просто смотрел. Нога Бориса под столом поехала вбок.

Честно говоря, девочки не слишком смутились. Это были закаленные девочки; им не раз приходилось выступать на районных и на областных соревнованиях; им уже пришлось пережить и свист и аплодисменты; на них были тренировочные костюмы из чистой шерсти; мальчишек они видели и не таких.

Да, не таких видели. Но было что-то странное в серьезной внимательности этого парня. Он не просто смотрел. Он смотрел так, будто хотел запомнить ик на всю жизнь.

Сначала одна девочка, потом другая положили свои ложки на стол и переглянулись. Та, что была с короткими косичками, торчавшими вбок, спокойно спросила:

— Ну что смотришь?

Борис придавил ногу Феликса посильнее. Это был намек, чтобы Феликс отвернулся и начинал есть. Но для Феликса это означало только приказ молчать. Он молчал, хотя ему очень хотелось кое-что спросить.

Вторая девочка, с длинными волосами, пожала плечами.

— Разве не видишь? Мы ему понравились. Это было выше сил Феликса. Он уже не чувствовал ногу Бориса.

— Вы мне понравились, — сказал Феликс, и изо рта его выплыл мыльный пузырь.

— Вы мне понравились, — сказал Феликс, и изо рта его выплыл мыльный пузырь.

Девочки снова переглянулись. Это были заслуженные девочки: рассмешить их было не просто.

Пузырь тут же лопнул.

— Ты фокусник? — спросила девочка с косичками.

— Я Феликс, — ответил Феликс, и изо рта его выплыло два пузыря.

На этот раз пузыри не лопнули. Переливаясь радужными боками, они поплыли к потолку столовой. Девочки фыркнули.

Феликс заулыбался. Ему было приятно смотреть на девочек. Но сейчас он видел, что и девочки смотрят на него с любопытством. Они проводили пузыри взглядами, и Феликс понял, чем он заслужил их внимание.