Шутиха (сборник) - Олди Генри Лайон - Страница 50

— Ой, Юрка! Извини, спешу! Игорь Всеславович в редакции «Дурного вестника». Рвет и мечет, тиран. Сказал, если опоздаю, с кашей съест. Я тебе перезвоню, ладно?!

Ясно. Значит, отец опять явится за полночь. Или вообще ночевать не придет. Устроить Кандыбе «форсаж шут-терапии» — это вам не дульки воробьям крутить! Министр культуры, как-никак. Вся контора обалдела, когда по итогам психотестирования грозному Кандыбе выпал шутом дядя Зяма. Юрий Игоревич лично вписывал в «особые условия» министерского контракта пункт о «гарантированном издании не менее двух сборников лирики 3. Кантора в год, общим тиражом от 15000 экз. и выше». Кандыба скрипнул, но подписал.

— А вечером ты как, Свет?

Упорхнула. Вертихвостка. Теперь думай: перезвонит, забудет...

Коридор утешительно шуршал ковровой дорожкой.

— Разрешите, Алексей Яковлевич?

Генеральный менеджер Бескаравайнер только рукой махнул: садись, мол! — заканчивая разговор с двумя посетителями. На клиентов они были непохожи. Новобранцы, решил юрисконсульт. И не ошибся. Уж больно лица у этих двоих были какие-то...

Третьи.

Желая скоротать время, он взял со стола «Словарь смыслов», любимую книгу начальства. Открыл на букве «Д»:

Этот абзац всегда благотворно действовал на нервы.

— Значит, так, — подвел итог Бескаравайнер — После обеда идете на склад за спецодеждой, потом к фотографу Завтра занесете снимки в отдел кадров для альбома. С понедельника можете выходить на работу.

И, когда двое открывали дверь, чтобы уйти, бросил в спины

— Эй, дураки, слышали?

— Сам дурак, — хором отозвались Третьи Лица. «Наши люди», — отметил Юрий Игоревич, закрывая словарь.

Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж (роман)

Часть первая

Снегирь – птица гордая

I. Сонет о больном вопросе

(эрзац-пролог)

II. Отсебятина: «Лучший-из-людей»

Боже, как мне надоела эта гнусная каморка в храме Тетушки Кривой на окраине Ла-Ланга! Паутина, хлопья пыли, запах плесени и фруктов, мирно сгнивших за стенами, тяжкий аромат сандала – от курений даже стены, даже камень ноздреватый пропитала злая сладость, мать ее и перемать…

Будучи раздражен или волнуясь, я всегда начинаю мыслить белым хореем. Компенсаторная функция психики вместо банальщины «лексического ненормата». Дактиль для сугреву, амфибрахий – дом казенный, дорога дальняя, анапестом я похмеляюсь, а если после пятой-шестой стопки кубарем скатываюсь в ямб («ямбец», как шутила Настя до развода), то однозначно – скоро дам кому-то в морду. К счастью, под рукой нет ни подходящей морды, ни поводов для ямба. Под рукой, под ногой, я озябший и нагой…

Честно говоря, под рукой вообще ничего нет, кроме холщовых портков с безрукавкой, которые я мрачно натягиваю на вопиющий от сквозняков организм. Присаживаюсь на сундучок с храмовой утварью. Острый угол крышки – резьба по кипарису: Старец-Облако злобствует на упившихся Вержегромцев – врезается в ягодицу. Сижу, брюзжу. Без особого энтузиазма: могло быть хуже. И было. Думаю, редкому демиургу вульгарис довелось приложить столь титанические усилия, дабы обзавестись каморкой, вся ценность каковой – укромность. Возжелав натворить сей шедевр зодчества, я долго чесал в затылке и вычесал нашествие диких бендулов, захлебнувшееся в конце Эры Удрученья под дубиной партизанской войны и мощью военного гения Виджай-Ниграма Лопоухого, прозванного злопыхателями Слоном. Мучаясь страхом, что бендулы разграбят и без того нищий храм, тогдашний настоятель – рехнувшийся на почве аскезы скопец-извращенец – велел отвести угол за алтарем Кривой Тетушки под тайник, спрятал там часть пожертвований, утварь и одежду, после чего отравил строителей пыльцой шмель-бобов, во избежание… Сам же над трупами сублимировал муки совести, поднял их в мозжечок по каналу Дуй-Для и удалился во Свояси, завершив цепь рождений.