Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Мерцалов Игорь - Страница 46

— Ветер усиливается, — заметил полулюд. — Как думаешь, Согрич, не стоит ли «парусом» пройтись?

— Думаю, стоит. Я поведу, а ты за курсом следи. Да смотри у меня!

Варган удалился в шатер. Согрич встал рядом с Переплетом и спросил:

— Что, господин домовик, никак нравится вам?

— Красиво, — сказал Переплет, удержав на языке куда более правдивые ответы, от короткого «нет» до искренней надежды до самого гроба не подниматься над землей иначе, как по лестнице, и только с перилами. Мало ли, вдруг так нельзя говорить в воздухе — то есть «наверху», как выражаются ковролетчики.

— Да, красотища, — согласился Согрич. — Мне зимой тоже нравится. А вот доведется случай — летом полетайте, это всем по вкусу. Такой вид сверху — глаз не оторвать.

Переплет поперхнулся и вдруг резко нашел в себе силы сделать еще шаг назад.

— Не хочу мешать вам любоваться, сударь, только вы бы отошли от края подальше, а еще лучше в шатер вернитесь. Мы сейчас крен возьмем. То есть наклонимся слегка.

— 3-зачем?

— А это, видите, уловка такая: ветер будет давить на скреп снизу и сам понесет нас, — ответил Согрич, для наглядности вытянув руку в варежке и слегка наклонив ладонь. — Как под парусом, только парусом будет само судно.

— Правда, что-то холодно тут. Пойду в шатер, — быстро решил Переплет.

«Ничья в борьбе со страхом — не самый плохой результат», — решил он.

Когда скреп наклонился и наклонился ли вообще, домовой так и не понял. Качнуло сильно — это да, было, а потом вроде все по-прежнему осталось, но Варган, корпевший над какими-то бумагами, произнес вполголоса:

— Ага, хорошо идем. Лишь бы не отнесло…

Он явно нервничал: шептал что-то себе под нос, грыз карандаш. Карандаш у него, кстати, был другой, Переплет заметил это, когда отогрелся у очага. И не удержался, спросил:

— А что же вы, господин Варган, своим любимым карандашом не пользуетесь?

Оставалось только вслед за городовым храповским попенять себе: зачем спросил?

— Да вот какая неприятность: потерял я его. Нигде найти не могу, — пожаловался полулюд, безуспешно делая вид, будто его это нисколько не беспокоит.

Домовой перевел взгляд на оптографа. Тот лучше владел собой, но и по его лицу можно было угадать, что обстановка тревожная. А впрочем, гадать-то как раз не приходилось: домовому ли не знать силу примет? Потерял заветную вещь — жди беды…

Полог откинулся, в шатер ввалился Согрич.

— Дай-ка мне ориентировку, — потребовал он, приподняв вязаную маску и утирая платком нижнюю часть лица, намокшую от дыхания.

Варган заглянул в хрустальную сферу, сверился с записями и отчеканил:

— Отметка тридцать два полета четыре, азимут двенадцать, скорость девять узлов. Ветер неровный.

— Уже понял, — вздохнул лесин. — Сносит нас. Через пять минут сориентируй снова.

Он вышел, и немного спустя скреп опять резко качнуло. Переплету показалось, что нутро у него стягивается в тугой узел.

— Что-то не так? — спросил он у Сударого.

Тот пожал плечами:

— Погода портится быстрее, чем ожидалось.

— Неужто прогноз подвел?

— Прогнозы бывают точными только на поверхности земли. К сожалению, я не слишком хорошо разбираюсь в погодной магии…

— Все просто, — пояснил Варган, устав молчать, не иначе. — Земля есть стихия постоянная, воздух — переменчивая. Чем ближе к земле, тем вернее расчеты и наоборот. Вот этот воздушный поток, который нас сейчас сносит, он был предсказан. Вот только он идет на двадцать саженей ниже, чем мы надеялись. Что такое, казалось бы, двадцать саженей? А нам хлопоты.

Переплет промолчал, хотя, попытавшись зримо представить себе двадцать саженей и получив в разыгравшемся воображении образ домового, беспомощно болтающегося в воздухе на высоте, впятеро большей, чем конек крыши, отнюдь не был склонен согласиться с тем, что это ерунда.

— А разве нельзя опуститься пониже на те же двадцать саженей? — спросил Сударый.

— Опуститься-то можно, да только чем ниже, тем сильнее аура земли глушит чары. Хотя, похоже, придется нам низом идти…

Еще раз сверившись с показаниями и расчетами, Варган приоткрыл клапан в стенке шатра и прокричал:

— Азимут тридцать, девять с половиной узлов! Насыщенность растет!

Скреп скользнул вниз. Переплету случалось по молодости кататься на санках со снежной горы — сейчас возникло чувство сродни тому, только сильнее стократ, и домовой понял, что ни на санки, ни на горки он теперь до конца жизни смотреть не сможет.

— Ну вот, как я и говорил, — пояснил Варган. — На снижение пошли…

Клапан приоткрылся снаружи.

— Перемены предвидятся? — спросил Согрич.

— Не раньше, чем через час.

— Тогда иди дежурь.

Варган оделся и вышел, а лесин устало шагнул в шатер и, кучей бросив одежду, присел у очага.

— Все в порядке? — спросил его Сударый.

— Да. Пойдем медленно, но верно.

— Сколько времени займет теперь путь?

— Наверху о таком не говорят, — строго сказал Согрич.

— Поймите, мне нужно проявить снимки в течение ближайших часов.

— Поймите и вы: наверху все нижние дела не имеют значения. Будь вы хоть царь-батюшка, а на скрепе что летун сказал, то и будет.

— Что ж, это разумно, — вздохнул Сударый. — Просто прошу по возможности не медлить. Иначе вся поездка теряет смысл.

— Да не тревожьтесь, зазря не задержим, — усмехнулся лесин. — Мы, летуны, тоже не без понятия. Вы чай пили, нет? Составите компанию?

— С удовольствием.

Согрич поставил чайник, чашки, жбанчик с малиновым вареньем, которое посоветовал особенно:

— Обязательно попробуйте, в Храпове разжился, там сестра у меня, такое варенье делает — пальчики оближете!

— Вроде бы не раз доводилось летать на коврах-самолетах, а никогда не думал, что это — такое сложное дело, — поделился Сударый.

— Так вы, видать, все только летом, — ответил Согрич. — Один ковер — это действительно проще, потому как он легкий и послушный. А скреп — он медлителен и в управлении тяжел, зато устойчив…

Словно в насмешку над его словами, возникло какое-то странное дрожание, ощутимое даже сквозь подушки. Продолжая прихлебывать чай, лесин пересел в «красный уголок» и заглянул в хрустальную сферу. Нахмурился, простер над ней левую руку, прошептал заклинание. Не удовлетворившись результатом, взял чашку в левую руку, а правую простер и снова поколдовал. Невнятно ругнулся — расслышать можно было только прозвище его напарника, — отставил чашку и, вынув из лакированного ларца волшебную палочку, шагнул к задней части шатра.

— Подвиньтесь, пожалуйста, — попросил он Сударого.

Опустившись на колено около правого кормового ковра, он стал, шепча заклинания, касаться палочкой разных завитков узора, отзывавшихся золотистым свечением, которое мерцало, как заметил Непеняй Зазеркальевич, в такт постепенно нараставшей вибрации.

— Ах ты, дубина!.. — с надрывом воскликнул Согрич и, забыв о верхней одежде, метнулся к выходу. — Подними заслон, придурок! — крикнул он с порога. — Снижай сильфозабор!

Скреп тряхнуло, вибрация было пошла на убыль, но тотчас резко возросла. Снаружи слышались неразборчивые голоса. Сударый торопливо допил чай.

— Никак плохо дело? — тихо спросил у него Переплет.

Оптограф старательно изобразил успокаивающую улыбку:

— Эти разумные — профессионалы, думаю, они справлялись и не с такими ситуациями. Кстати, ты напрасно не попробовал варе-энье-э…

Он захлебнулся словами, потому что скреп ухнул вниз, потом, кажется, вверх и немного вбок, а потом вообще непонятно куда. Сорвав полог, в шатер не столько вошел, сколько влетел, с трудом удерживаясь на ногах, Согрич. Метнувшись к сундуку, он рывком распахнул крышку, сбросив разложенные на ней карты и хрустальную сферу, для которой, впрочем, падение на мягкий ворс ковра закончилось вполне благополучно, и выхватил из особой секции глиняный кувшин с какой-то яркой надписью. Горлышко кувшина было залито воском, на котором виднелась светящаяся печать, — лесин сорвал ее, дернув шнур.