Золото вайхов - Корн Владимир Алексеевич - Страница 67

Наш разговор больше походил на допрос с пристрастием, так много вопросов задавал доктор. Его интересовали любые мелочи, он делал для себя много пометок, а иногда мне приходилось объяснять одно и то же по нескольку раз. «Ужасный человек, недаром его из столицы выперли», – с тоской думал я, отвечая на очередной его вопрос.

Наконец я, не выдержав, ушел спать, оставив его в кабинете разбираться со своими записями. Уже сквозь сон услышал, как он заглядывает в мою спальню – хорошо хоть разбудить не решился. Утром Цаннер отбыл к своим пациентам еще до моего пробуждения. Вот и славно, вспомнил я с содроганием подробности прошлого вечера.

«В таком случае больному делают инъекцию необходимого лекарственного препарата…» – «Стоп, господин барон. Что такое инъекция?» – «Ну это укол, который производится при помощи шприца…» – «Что такое шприц?» – «Это механическое приспособление, созданное специально для инъекций. Давайте я вам его нарисую, так будет понятнее. Смотрите, это стеклянная трубка, это поршень, это съемная пустотелая игла. Наполняем шприц лекарством, обеззараживаем место укола спиртом, чтобы не занести инфекцию, и вводим лекарство – либо в мышечную ткань, либо непосредственно в вену. Шприцы многоразового действия, но перед употреблением их необходимо подвергнуть обработке в кипящей воде…» Фу, можно выдохнуть. «А что такое спирт?»

Мама моя, да когда же это закончится?

И отказать я ему не мог – все это касалось не механических чудес, а человеческих жизней. Можно спокойно обойтись без разных вещей, что окружают человека будущего, но когда стоит вопрос о его здоровье…

Глаза Цаннера горели, руки подрагивали. В начале разговора он честно признался, что после первой беседы очень сомневался в том, что я ему успел поведать. Но позже, после здравого размышления, понял, что ему выпала уникальная возможность заглянуть в будущее.

Источником моих знаний он не интересовался, но что касается сведений по медицине…

Смотрел я однажды по телевизору цикл передач, посвященных прорывам отечественных ученых в различных областях науки. В одной из них группа ученых-медиков рассказывала о своей работе, обещавшей получение качественно нового препарата, способного излечить от многих болезней и открывавшего чуть ли не новое направление в медицине. На вопрос одного из участников передачи, весьма ироничный, не претендуют ли ученые на создание лекарства от смерти, руководитель проекта спокойно ответил, что такое лекарство уже существует, и коротко добавил: пенициллин.

Действительно, пенициллин позволил излечивать людей от многих болезней, считавшихся до его появления смертельными. Что я мог сказать Цаннеру? Да, у нас существует лекарство, которое излечивает от многих заболеваний. А вот как его получить? Единственный факт, который мне удалось вспомнить, – это что впервые пенициллин был получен из плесени, образующейся на несвежем хлебе. Но даже таким образом я указал путь в правильном направлении, дальше лишь вопрос времени. Вот в таком ключе и прошел весь вечер, с которого я позорно сбежал, не выдержав.

Глава 27

Много всего, и все приятное

Коллайн с обозом задержался на день дольше, чем мы планировали.

Я боролся с гравитацией при помощи отягощений, когда в мой маленький спортивный зал заглянул Проухв и сообщил о скором прибытии обоза. Вот и славно, поздний ужин мне всегда нравился больше, чем ранний завтрак.

Когда я вышел во внутренний дворик, караван уже прибыл. Возле телег суетилась челядь и, следуя указаниям управляющего, приступала к их разгрузке. Камилла, в новом красивом платье, которое, кстати, очень ей шло, сразу же заметила меня и поспешила навстречу походкой модели. И ведь не учил никто, природа наградила. Подойдя, Камилла пустилась в объяснения, но я прервал ее, похвалил новый наряд, сделал комплимент, заставив девушку порозоветь от удовольствия, и отпустил.

Не до этого сейчас – вон идет Коллайн, веселый и довольный, а рядом с ним седой незнакомый тип годов сорока с ожогом на правой щеке. Этот человек и оказался рекомендованным Цаннером химиком по имени Нерк Капсом. В ответ на мой вопросительный взгляд Анри передал небольшую коробочку и, договорившись встретиться за ужином, а разговор продолжить в моем кабинете, мы разошлись по своим делам.

Первое, что бросилось мне в глаза в обеденной зале, был великолепный обеденный сервиз из серебра, новенький и блестящий. Я даже застыл на мгновение в дверях, любуясь, как на нем играет свет от ярко горящих свеч в канделябрах. Привычно усевшись в кресло, напоминающее небольшой трон, я обнаружил перед собой серебряный кубок, почти точную копию приглянувшегося мне кубка с фамильным гербом Вандереров. Этот отличался только тем, что на нем красовался мой герб – вздыбленная лошадка. То же самое оказалось и на стоящих передо мной приборах, на двузубых вилках и даже ножах. Я взглянул на Коллайна, явно довольного произведенным эффектом, и, все еще опасаясь подвоха, внимательно рассмотрел коня, изображенного на самом гербе. Но нет, ничего такого, что составляет самую заметную разницу между конем и кобылой, не было.

Довольный, я откинулся в кресле с кубком, уже наполненным заботливой Васией вином, дожидаясь, пока мне положат на блюдо всего понемножку. За столом мы сидели впятером: кроме меня присутствовали Коллайн, Герент, Капсом и приехавший к самому ужину доктор Цаннер, усевшийся рядом с Капсомом. Они о чем-то тихо беседовали.

За ужином Коллайн рассказывал о столичных новостях, не касаясь главных тем и многозначительно поглядывая на меня. Цаннер, по своему обыкновению, постарался заговорить о том единственном, что его интересовало в этом мире, но я решительно перебил его, отложив разговор на вечер и сразу предупредив, что столько времени, как в прошлый раз, уделить ему не смогу. Бедняга сразу скис, но что поделать – на это время и на остальную ночь у меня были совершенно другие планы.

После ужина я сидел в кабинете, просматривая накопившуюся за время моего отсутствия корреспонденцию из столицы. Ничего интересного, разве что пара давно просроченных приглашений.

В дверь робко вошла Камилла – опять в новом платье, не менее хорошо сидящем на ее стройной фигурке. Вошла она якобы для того, чтобы отчитаться за поездку в столицу. Я заставил ее пройтись по кабинету, размеры которого позволяли устроить импровизированный подиум, откровенно любуясь девушкой.

Довольная произведенным эффектом, Камилла подошла ко мне, ожидая приговора. Я похвалил ее за хороший вкус и, достав из кармана привезенную Коллайном коробочку, открыл ее со словами:

– Камилла, у меня есть для тебя небольшой подарок – надеюсь, он тебе понравится.

В коробочке, выполненной в виде простенькой шкатулки, лежали два перстенька, сережки и кулон с цепочкой затейливого плетения. Выполненные из золота и небольших, но очень красиво ограненных камней, они заставили меня восхититься неведомым мастером ювелирного дела.

Я попросил Анри уложиться в три золотых кроны, и теперь меня даже взяло сомнение – настолько дорого смотрелись украшения. Надо будет обязательно узнать у Коллайна подробности, где он смог приобрести эти украшения.

Камилла ахнула, прижав кулачки к груди, когда я протянул ей шкатулку. Она робко протянула руку и испуганно посмотрела на меня, все еще не веря. Я же, с виду сама невозмутимость, нарочито небрежно сказал:

– Возьми, зайка, мне кажется, что эти безделушки очень тебе подойдут.

Через несколько мгновений девушка уже вертелась перед одним из трех зеркал замка, висевшим у меня в кабинете. Еще одно такое же имелось в спальне, а самое большое, примерно метр по диагонали, находилось в холле, давая всем понять, что в замке живут достаточно обеспеченные люди.

Налюбовавшись на свое отражение, Камилла повернулась ко мне, просто светясь от счастья. Не кривя душой, я заявил, что украшения ей очень идут, что сама она просто прелесть и еще что-то в том же духе. Бедная девушка прямо разрывалась на части, поочередно поглядывая то на двери в спальню, чтобы немедленно отблагодарить, то на выход из кабинета, чтобы сейчас же похвастаться перед подругами.