Последние из свободных - Паттерсон Гарет - Страница 12

Понт-Дрифт – своеобразные ворота в дикие земли, заросшие кустарником. Именно здесь гиды поджидают туристов и везут их в охотничьи домики, и сюда же они возвращаются после сафари. Достигнув белого домика, в котором размещается пограничный пост, Джулия снова оказывалась в мире людей: и она хорошо знала ботсванских пограничных чиновников, и они ее. Они, всякий раз расспрашивали Джулию, как обстоят дела у львов, как себя чувствую я. Джулия встречалась и болтала со множеством людей, также работавших в этих заросших кустарником землях, – гидами по заповедникам, егерями и сотрудниками.

Чтобы добраться до телефона, Джулии приходилось выполнять въездные формальности и переезжать по пересохшему руслу реки Лимпопо на территорию Южной Африки. Там находился сарай из рифленого железа, куда убирали вагончик канатной дороги, и там же имелся телефон. Летом река переполнялась бурлящими водами, и переправиться через нее можно было только в вагончике канатной дороги – едва ли не уникальный способ пересечения границы в Африке. Сидя на деревянной скамеечке в сарае, куда убирали вагончик, Джулия звонила по телефону.

Со временем, когда наша работа вызвала интерес прессы, телефон стал связывать нас с самыми отдаленными местами. Именно отсюда – из сарайчика на берегу реки Лимпопо – мы вели переговоры с представителями радиопрограмм, газет и журналов Австралии, Великобритании и Соединенных Штатов, так что даже трудно было представить себе, как в другом мире, столь далеком от Тули, журналисты брали у нас интервью в своих офисах в своих огромных городах.

Время от времени мне приходилось названивать моему литературному агенту Тони Пику в Лондон. В этих случаях, зная, как ему это понравится, я с удовольствием рассказывал ему, как мне приходилось рулить сквозь стадо в две сотни слонов, чтобы добраться до телефона, или, если дело было в сезон дождей, как я переплывал реку Лимпопо ввиду поломки канатной дороги. Когда я разговаривал из накаленного солнцем сарайчика на юге Африки с находившимся в тысячах миль к северу от меня Тони, сидевшим в своем уютном кабинете, в окна которого стучали снежные хлопья, – согласитесь, в этом было что-то неправдоподобное.

Обзвонив всех, кого нужно, Джулия обычно ехала в Северный Трансвааль, в городок с названием Оллдейз, где запасалась провиантом и горючим. Вся поездка занимала у нее от шести часов и более.

Как я уже писал, в ходе этих поездок Джулия встречалась с другими обитателями земель Тули, нередко моими старыми друзьями и коллегами по прежней работе в этих местах. Однажды, вернувшись в "Тавану", она сказала:

– Догадайся, кого я сегодня встретила! Твоего старинного приятеля Фиша Майлу! Он хочет повидаться с тобой как можно скорее.

Я не видел своего друга уже более трех лет. И теперь, когда я снова был в Тули, мне страшно захотелось возобновить мою дружбу с ним.

Фиш был егерем, выслеживавшим диких зверей. Нас сдружили долгие часы, проведенные вместе в диких землях, когда мы показывали эти земли и их обитателей посетителям заповедника, где мы работали вместе. Оба молодые и полные сил, мы вместе набирались опыта жизни и работы в дикой природе. Когда я изучал жизнь львов в Тули в этот период, я не стеснялся прибегать к помощи Фиша – многое из того, что я узнал о львах и их повадках, так и осталось бы для меня тайной, если бы не превосходные знания Фиша о диких землях и если бы не его умение выслеживать зверей. Зато я просветил его в области туристской стороны дела, обучив хитростям вождения машины по бушам и тонкостям обхождения с туристами всех национальностей.

Нам вместе довелось пережить ряд пощекотавших нам нервы, а то и просто опасных моментов. Однажды мы случайно набрели на стаю из целых шестнадцати львов. В течение долгих десяти минут мы стояли в кустах тише воды ниже травы в каких-нибудь пятнадцати шагах от недружелюбно настроенной львицы, охранявшей свое потомство. Нам не раз приходилось вместе удирать от слонов, которые в то время были очень агрессивны в Тули, случалось нам попадать едва ли не в пасть к затаившимся леопардам, подстерегавшим добычу.

Однажды мы с Фишем наткнулись на гиенью нору. Выйдя из машины, мы обошли ее вокруг в поисках свежих следов. Я осторожно заглянул в нору, и тут же из мрака показалась тупая морда с оскаленными зубами. При виде этого зрелища я кинулся к машине, – впервые тогда наша крепкая мужская дружба дала трещину… Когда я подкатил назад к норе, я увидел, что Фиша нет – только на земле валяется его башмак, рядом шляпа, а чуть поодаль другой башмак… Испугавшись за него, я стал окликать его по имени и, к своему необыкновенному облегчению, услышал издали шепот в ответ. Тут же со дна русла появился мой бесстрашный охотник – в легком смятении, без шляпы и босой…

Что же произошло? Оказывается, в то время как гиена скалила мне зубы из норы, сзади к нему подкралась другая. Услышав позади себя шорох, он обернулся и оказался лицом к лицу с гиеной, которая была в каких-нибудь двух шагах. Он инстинктивно отскочил, скинул башмаки, швырнул на землю свою драгоценную шляпу и помчался к сухому руслу, да так, что только пятки сверкали. Обменявшись впечатлениями, мы от души похохотали над всем, что случилось…

Другим не менее волнующим эпизодом была встреча с ядовитой змеей – черной мамбой. Однажды мы с Фишем ехали среди кустарников в открытой машине – без крыши, без дверей, сами понимаете, – и за поворотом я увидел лежавшую поперек дороги трехметровую змею цвета вороненой стали. Я резко крутанул руль, чтобы избежать наезда, но, похоже, одно из колес переехало ей хвост. Фиш сидел на пассажирском сиденье и из нас двоих был ближе к змее. Как только мы услышали, как змея глухо ударилась о борт машины, он перескочил ко мне. Затем мы вытаращенными глазами наблюдали зрелище, какое могло только присниться: мамба скользнула в кусты с гордо поднятой футов на пять над поверхностью земли головой. Жуткое зрелище, от которого замирает сердце!

Был и такой случай – когда мы с Фишем стали лагерем в кустарниках, в попытке заманить на территорию заповедника львов, резавших домашний скот, меня ужалил чрезвычайно ядовитый скорпион. Мы с Фишем целый день выслеживали львов и вернулись в наш временный лагерь совершенно измотанные. Но не успел я усесться поудобнее на землю около костра, как почувствовал жуткую боль в ноге. Я вскочил, и пламя костра высветило нечто, уползавшее вдаль.

– Скорпион, – сказал Фиш, – и очень зловредный, Гарет.

Превозмогая боль, я сделал глупую попытку оценить ситуацию. Меня уже не раз жалили скорпионы, и, хотя в ряде случаев боль была жуткой, я все же мог продолжать работу. Но Фиш сразу же распознал опасный вид скорпиона и тут же настоял на том, чтобы мы немедленно вернулись в лагерь, а оттуда он повезет меня к врачу. За час, что мы провели в пути, боль резко усилилась.

Опасных скорпионов обыкновенно можно отличить по очень толстому хвосту и тонким клешням, тогда как у не столь опасных скорпионов мощные клешни и тонкие хвосты. Позже я узнал, что укусивший меня скорпион принадлежал к роду Parabuthus, некоторые виды которых смертельно опасны для человека. Некоторые из них обладают способностью распылять свой яд на расстояние свыше метра. Если яд этого скорпиона попадает в глаз, он становится причиной сильнейшего конъюнктивита, подобного тому, который вызывает яд плюющихся змей.

В лагере меня лечили всем, чем только возможно, но укус оказался слишком жесток. В эту ночь я истекал потом, у меня не раз стесняло дыхание. На следующее утро Фиш отвез меня к ближайшему в этих краях доктору – все в тот же городишко Оллдейз. Фиш со скорбью смотрел на меня, думая, что я отдам концы – такая мука была написана у меня на лице. Впрочем, после визита к доктору я быстро поправился, только в течение недели мне трудно было пить. Это, разумеется, явилось мне хорошим уроком, и я многим обязан Фишу, который спас мне жизнь и научил распознавать этих особо опасных тварей.

Инцидент внушил мне трепетное отношение к скорпионам, так что, когда однажды ночью Фиш ловкой рукой поймал скорпиона Parabuthus за хвост и, держа эту отвратительную тварь между большим и указательным пальцами, показывал, как извлечь яд из его хвоста, я был потрясен. Это была старинная наука – то, чему он теперь учил меня, перешло к нему от одного из членов бушменского племени, в котором он прожил несколько лет. Бушмены, оказывается, отличные токсикологи и пропитывают ядом скорпионов наконечники стрел. Эти яды, в том числе и такие, как у скорпиона Parabuthus, способны вывести из строя даже такого крупного зверя, как жираф; а уж потом эти маленькие охотники подходят к нему и закалывают копьями до смерти. От таких бушменских ядов ни человека, ни животных не спасает ни одно противоядие.