Волчье семя (СИ) - Гвор Виктор - Страница 39

  - Отдыхай пока, детка! Я приду попозже. Люблю таких маленьких, худеньких...

  Правда, второй тюремщик, здоровенный детина, отвесил напарнику оглушительную оплеуху и пробасил:

  - Только тронь ребенка, урод! По стене размажу! Проще будет закрасить, чем отскоблить!

  Крыс поднялся с пола, пробормотал что-то на тему не понимающих шуток и несколько дней к камере не подходил.

  Но страх уже пришел и, видимо, решил остаться навсегда.

  Эльза вздрагивала от любого звука: кашель узников из соседских клеток; лязг откидывающегося засова, предвещавший раздачу баланды, или топотание крысиных лапок вызывали у нее необъяснимый ужас. Когда тюремщики подходили к решетке ее каморки, девочка забивалась в самый дальний угол, с величайшим трудом удерживая крик.

  Здоровый ей что-то говорил тоном, который считал ласковым, но слова только больше пугали Эльзу.

  Хоть как-то бороться со страхом удавалось одним способом. Эльза вспоминала Отто. Вслух они всегда называли друг друга по погонялам, но про себя Эльза звала его по имени. Мама всегда говорила, что имя дано человеку Господом, и невместно придумывать всякие клички, будто свинье или собаке! Мамы давно нет, но ее слова Эльза запомнила. И теперь вспоминала Отто.

  - Я тебя вытащу, - крикнул мальчишка.

  Умом Эльза понимала, что одиннадцатилетний сирота ничего не сможет сделать, но что-то внутри твердило: 'Отто всегда выполнял обещания!'

  И страх немного отступал, чтобы навалиться с новой силой.

  В очередной день у решетки появился Крыс:

  - Не хочешь побаловаться, детка? А то тебя завтра сожгут, так и умрешь, не попробовав самого сладкого.

  Как сожгут? Эльза услышала только это и испуганно забилась в угол. За что? За кошелек, который она даже и подрезать не смогла? Почему?!

  Наверное, она спросила вслух, потому что Крыс громко захохотал:

  - А ты не знаешь? Ты вильдвер, детка! Зверь! Говорят, Звери очень хороши! Не пора...

  И полетел на пол, сбитый мощной затрещиной.

  - Я тебя предупреждал! - ревел Здоровый, отвешивая новый удар. - Где шлюх держат знаешь, туда и ходи! А ребенка не трожь!

  Эльза долго не вылезала из угла, хотя звуки ударов, злой рев Здорового и писк Крыса давно исчезли, отрезанные захлопнувшейся дверью. Как сожгут?! За что? Ее, Эльзу, сожгут? Завтра? Отто, ты слышишь, завтра!

  И это жуткое завтра наступило. Пришел Здоровый и с ним еще пять стражников, вытащили Эльзу из ее угла и из камеры, и не заметив ее жалких попыток сопротивления, донесли до телеги во дворе, надели на руки и ноги железо, посадили в клетку. Куда-то везли. Эльза не сопротивлялась. Ей было страшно. Так страшно, что руки и ноги не слушались, а мысли испуганно жались по углам головы, придавленные тяжелой грозовой тучей.

  В какой-то момент она увидела бегущего за телегой Отто, и в сердце вспыхнула надежда, но Отто куда-то исчез и появился уже на площади, где собрался, казалось весь город. Все шумели, кричали, важный монах что-то говорил. Потом появилась женщина в белом плаще, таком же, как у монаха, и начала с ним спорить. Что-то спрашивала у Эльзы. Девочка отвечала, а страх наваливался еще сильнее, и даже Отто, стоявший совсем близко, не мог его отогнать. Она боялась монаха, и женщины, и ее огромного коня, и толпы...

  Эльзу вытащили из клетки, страшная женщина посадила перед собой на страшного коня и куда-то повезла, Отто пропал, и Эльза чуть не умерла от ужаса. Ее везли по родному городу, но Эльза не узнавала улицы, перекрестки, дома...

  Потом была какая-то комната, ее поили, мыли. Отобрали одежду, состригли волосы... Дали еды... Всё было непонятно. И страшно. Страх разрастался, захватывал всё вокруг и, наконец, накрыл Эльзу чернотой. Полной. Беспросветной. Девочка заметалась в поисках выхода, но его не было, лишь чернота, темень со всех сторон, без конца и края...

  И вдруг... Мелькнуло лезвие ножа, распоров темный полог, и через него шагнул Отто.

  - Белка!

  Эльза рванулась ему навстречу, но чернота не пускала, хватая за руки, за ноги, утягивая в себя...

  И снова блеск ножа.

  - Белка, проснись!

  И темнота ушла, уступая безжалостному лезвию. Остался только страх.

  - Отто, меня сожгут, - сказала Эльза. - Я боюсь Отто!..

  Новый высверк. Эльза вынырнула из сна и села на кровати:

  - Отто? - и тут же поправилась. - То есть, Коготь?

  Он пришел за ней, как обещал! А она... Исхудавшая, уставшая... ЛЫСАЯ?!

  - Эльза, ты самая красивая! - произнес Отто.

  И страх отступил. Спрятался. Забился куда-то в глубину. Отто назвал ее по имени! И сказал, что она красивая!

  А потом появился ларг! Ужасный Зверь, способный убить человека одним ударом когтистой лапы. И страх вернулся. Но Отто был рядом, говорил что-то успокаивающее, и Эльза старалась бороться. Но было очень страшно. Зверь посадил ее на спину, и они долго бежали. Девочка, дрожа от ужаса, держалась руками за шею ларга, ощущая под руками густую, жесткую шерсть. 'Наверное, он похож на медведя, - подумала Эльза. - У него даже погремуха Медвежонок'.

  Но на хазе ларг обернулся человеком и оказался похож на Отто. Только поменьше.

  - Эльза, - сказал он. - Не надо меня бояться. Я же маленький. Мне всего семь лет. И я не кусаюсь. Честное слово. Ты будешь моей сестренкой? У меня никогда сестры не было...

  И от этих слов страх снова спрятался.

  - Буду, - кивнула Эльза. - А как тебя зовут?

  - Отто, - засмеялся Медвежонок. - Как и Когтя. Мы одноименники...

  А после был долгий путь к реке. Медвежонок тащил ее на спине, но по лестнице пришлось подниматься самой. И в пещерах кое-где было узко. И под городской стеной...

  Страх вернулся уже в лодке. Когда плывун Хлыбень вдруг перехатил за середину весло и спросил:

  - Скажи, Коготь, почему мне не кончить вас прямо сейчас и не забрать с трупов всё, что есть? И не пищи про перо. Против весла нож не тянет. Минуты тебе хватит, чтобы ответить?

  - Потому что я тебя порву, - ответил за брата Медвежонок. И клацнул челюстями.

  - Понял, - сказал Хлыбень, криво улыбнулся и опустил весло в воду.

  А страх тоже понял и отступил вместе с Хлыбнем.

  И снова бежали, и Медвежонок нес Эльзу на спине. Пока она не взмолилась, поскольку не оставалось сил передвигаться даже так.

  Тогда зарылись в подвернувшийся стог, и Эльза, засыпая, поняла, что страха нет. Он ушел. Испугался и убежал. И правильно. Чего ей бояться, если у нее есть два брата? Два ТАКИХ брата!

Глава 38

  Завтракал Хюбнер степенно и неторопливо. Словно затягивая время. А может, и вправду затягивая. Очень уж хотелось хоть немного отсрочить предстоящий визит. А вот мысли неторопливостью не отличались. В сотый раз прокручивая вчерашние события, Арнольд не мог отделаться от впечатления, будто что-то упускает. Важное, можно сказать, решающее. Вот только что именно?

  Речь святого брата. Типичная болтовня Светочей ни о чем. 'Очистим наш мир от нечисти во имя Господа'. Можно подумать, заморенная девчушка - страшная угроза миру и Господу. Да хрен с ним, с братом. Они все одинаковы, чем дальше от них находишься, тем спокойней спишь...

  Дева. Тоже ничего неожиданного. Всегда готова утереть нос Светочу, а по какому поводу, не столь важно. А тут ей такой случай поднесли! Стража в Нейдорфе совсем мышей не ловит... Так что даме удалось предстать во всей красе и продемонстрировать свою стервозность в лучшем виде и на законном основании.

  Стукачи-свидетели. Можно и не поминать. Дураками родились, дураками померли. О покойниках, конечно, плохо думать не положено, но хорошого и сказать нечего. Так прости, Господь, еще один маленький грешок вкупе с прошлыми, большенькими.

  Девочка. Эльза Белка, несостоявшаяся холопка Мариуша Качиньского, коронного шляхтича герба Береза. Никакой не Зверь, и не роковая красавица, способная разбить сердце жгучего карника. Маленький перепуганный ребенок, из тех, что в любой семье обуза. Как на кражу решилась, и то непонятно. Любят таких девочек исключительно мамы (не всегда и не сильно), папы (редко и слабо) да младшие братики, ощущающие себя рядом с хиленькой сестренкой большими и мужественными. Эти любят всегда и самозабвенно. Настолько, что готовы броситься с ножом на сотню городской стражи. Сотню, правда, на площади не собрали. Но и тех, кто присутствовал, хватило бы братиков раз пятнадцать на бастурму порезать.