Явился паук - Паттерсон Джеймс - Страница 18

Уже в тысячный раз Джеззи подумала, что пора переезжать из материнской квартиры. Давай, девочка, измени жизнь, двигайся, не стой, не замирай на месте. Она не замечала, что стоит под душем с пустой бутылкой в руке.

— Пьянство окаянное, — пробормотала Джеззи. Ей явно не хватало третьей бутылки. А может, и еще чего-нибудь.

На какое-то мгновение удалось забыть о Майкле Голдберге. Но не до конца. Да разве сможет она когда-нибудь забыть об убитом ребенке? Последние годы Джеззи сознательно училась забывать — чтобы любой ценой избавляться от лишней душевной боли. Ведь глупо мучиться, если все равно не можешь помочь. Попутно она старалась избегать и близких душевных отношений, влюбленности, искренней дружбы и прочего, что приносит переживания. Весьма удобная позиция: ведь в жизни почти все — обычная сделка. Так что ей лучше обойтись без любви. Звучит ужасно, но это так.

А в некоторые моменты даже хорошо, что всегда и везде ощущаешь деловой подход. Так легче изживать день за днем и не поддаваться ночным кошмарам. При таких условиях она может держать себя в руках, во всяком случае, до привычной вечерней выпивки.

Джеззи — отличный коп, имеющий все навыки, чтобы уцелеть в схватке в преступниками. Конечно, она умела постоять за себя и в обыденной жизни. Агенты поговаривали, что она — настоящий мужик в юбке, что приходилось принимать как комплимент, тем более что офицерских погон женщины удостаивались крайне редко[4] .

В час ночи Джеззи поняла, что пора прокатиться на мотоцикле. Она задыхается в стенах крошечной арлингтонской квартирки, ей необходим глоток свежего воздуха.

Мать услыхала, что Джеззи открывает входную дверь:

— Джеззи, куда так поздно? Джеззи? Джеззи, это ты?

— Хочу прогуляться.

«Рождественская распродажа в парке Молл» — гласили рекламные щиты на стенах. Как цинично все это выглядит на фоне удручающих событий сегодняшнего дня. Поскорее бы прошло Рождество. Завтрашний день просто пугает.

Джеззи умчалась на своем мотоцикле в ночь — то ли убегая от своих наваждений, то ли пускаясь за ними вдогонку.

Наступило Рождество Христово, а Христос был распят во искупление грехов человеческих. В том числе во искупление грехов Джеззи Фланаган. Может быть, и Майкл умер во искупление грехов? Может, в этом все дело? — думала Джеззи. Она немного спятила от всех этих мыслей, но продолжала контролировать себя. Весь ужас в том, что она всегда себя контролировала.

Напевая «Зимнюю сказку», Джеззи неслась по шоссе со скоростью сто десять миль в час, подальше от Вашингтона. Ей было очень страшно — но не от быстрой езды…

Наутро полицейские обшарили каждый квартал Вашингтона и ближайшие пригороды в Мэриленде и Вирджинии. Заходили буквально в каждый дом. Сити наводнили полицейские машины, возвещавшие через громкоговоритель:

— Мы ищем Мэгги Роуз Данн, девять лет, блондинка, волосы длинные, рост четыре фута три дюйма, вес семьдесят два фунта. Каждому, кто имеет сведения о ней, гарантируется вознаграждение.

В доме Данноd работало с десяток фэбээровцев. Кэтрин Роуз и Том Данн, потрясенные смертью Майкла, постарели лет на десять. Все находились в напряженном ожидании очередного звонка от Сонеджи.

Мне пришло в голову, что он специально задумал позвонить именно в день Рождества. На минуту показалось, что я уже знаком с ним. Хоть бы он позвонил, хоть бы попытался что-то предпринять и совершил при этом грубую ошибку… Мне не терпелось схватить Сонеджи.

В одиннадцать утра Группа по спасению заложников собралась в гостиной Даннов. Нас было примерно двадцать человек, и всю информацию мы получали только от ФБР. В доме царила суматоха. Что же еще успел сотворить «сын Линдберга»?

Мы все еще пребывали в неведении. Просочились слухи, что Даннам пришла какая-то телеграмма, не похожая на предыдущие нелепые послания. Наверняка она от Сонеджи.

Последние пятнадцать минут фэбээровцы монополизировали все данновские телефоны. К половине двенадцатого подъехал специальный агент Скорее, прервав празднование Рождества в семейном кругу, а еще через пять минут примчался шеф Питтмен. Вызвали комиссара полиции.

— Сидим как в потемках. Это начинает надоедать, — заявил Сэмпсон. Он стоял, облокотившись на каминную доску и сильно ссутулившись, что сразу укорачивало его до шести футов семи дюймов.

— Однако федеральщики нам не шибко доверяют. Да и мы им верим чуток поменьше, чем на старте.

— И тогда не особо верили, — напомнил я.

— Точно, — согласился Сэмпсон. Отражаясь в его очках, я казался совершенно миниатюрным и безобидным. Хорошо бы весь мир видеть таким.

— Так что, наш приятель прислал телеграмму с западного побережья? — спросил Сэмпсон.

— Так думают в ФБР. А может, это такой способ поздравлять с Рождеством? Может, он хочет с нами подружиться?

Сэмпсон воззрился на меня поверх своих очков:

— Вот спасибо, все разъяснили, доктор Фрейд. К двери подошел агент Скорее, по дороге прихватив под локоть Питтмена. Они обменялись рукопожатиями — образчик теплых взаимоотношений.

— Получено еще одно послание от Гэри Сонеджи, — громко объявил Скорее. Когда он нервничал, то забавно вытягивал шею и туда-сюда дергал головой. За время выступления он проделал это раз десять. — Сейчас я его зачитаю. Значит, так, адресовано Даннам: «Дорогие Кэтрин и Том… Как насчет десяти миллионов долларов? Два наличными, остальное — в ценных бумагах и бриллиантах. В МАЙАМИ-БИЧ. М.Р. в порядке. Верьте мне. ЗАВТРА великий день. С веселым… Сын Л.»

Через четверть часа после получения телеграммы стало известно, что ее отправили из почтового отделения на западном побережье, которое находилось на Коллинз-авеню в Майами-Бич. Фэбээровцы моментально связались с почтовыми служащими, но, как водится, толком ничего выяснить не удалось.

Оставалось одно — немедленно вылететь в Майами.

Итак, в первый день Рождества, в полпятого утра, Группа по спасению заложников прибыла в аэропорт Тамайами во Флориде. По распоряжению министра Джеральда Голдберга нам выделили специальный самолет, который вел экипаж ВВС США. От аэропорта до офиса ФБР на Коллинз-авеню, что неподалеку от «Фонтенбло» и других отелей Золотого Берега, нас сопровождал полицейский эскорт Майами. Сонеджи телеграфировал с почтамта, находившегося лишь в шести кварталах от офиса ФБР.