Другие Семь дней (СИ) - Гвор Виктор - Страница 51

Тучков посмотрел на застывшего по стойке смирно сержанта ГБ Титорчука. В совершенно оловянных глазах явственно читалось желание поощрения и продвижения по службе.

– Скажи?ка мне, товарищ сержант, – произнес Тучков, с трудом сдерживая ярость, – ты что, мудак?

– Никак нет, товаришу капитан! Я не мудак! Зовсим не мудак!

Капитан начал свирепеть.

– А раз ты, сержант, не «зовсим» мудак, тогда объясни, как Миллер мог кого?то завербовать в сороковом году, если до двадцать второго июня сорок первого его в нашем мире не было?! Просто не существовало?!

В оловянных глазах на мгновение появился проблеск мысли. И исчез.

– Не можу знаты, товаришу капитан. Але воны у усьому прызналыся!

– Млять, Титорчук, ну почему, когда к тебе попадает настоящий враг, у тебя в деле чистейшей воды правда. Все самооговоры отделяешь, – начал загибать пальцы капитан, – ни одной связи не пропустишь. Образцово показательные дела, хоть на всесоюзную сельскохозяйственную выставку отправляй – при этих словах сержант просто расцвел. – Но как только к тебе попадет нормальный, ни в чем невиновный человек, ты такую туфту гонишь, что тебя пристрелить хочется! Объясни, мне, какая голубиная почта в январе?! И из Уфы?! А вот это?! – капитан взял в руку бумагу и прочитал: «…Мюллер тайно проник на совещание Генерального штаба и спрятался под стулом товарища Ворошилова…». Нет, Титорчук, ты точно мудак. Ты Миллера видел?!

– Так точно!

– Под каким стулом он мог спрятаться?!

Несмотря на почти три тысячи оставшихся в СССР «паромщиков», Тучкову эта пара запомнилась хорошо, видимо по контрасту. Миллер был немцем, словно сошедшим с плакатом НДСАП, под два метра ростом и сто килограмм природных, а не накачанных, мышц. Сварщик, умеющий варить потолочные швы с закрытыми глазами. Владелец небольшой, на сотню свиней, фермы. И его жена – миниатюрная татарка. Пара из тех, для кого выражение «знакомьтесь, это – моя половина» звучит буквально, Только точнее было бы сказать: «Треть». А может потому, что с прибывшими немцами капитан общался лично. Всё же война была с Германией. Понятно, что это – не те немцы. Но вот…

– Так це… – промямлил сержант. – Мабуть, у товариша маршала якись специальный стилець…

– Титорчук! Ну почему ты не нарисовал Набичвришвили шпионаж в пользу Турции?

– З того грузына шпыгун, як з гимна куля! – уверенно отрапортовал сержант. – Имеет место быть классовая несознательность, непонимание политики Партии и Правительства и непомерные амбиции, препятствующие адекватному восприятию действительности. Якщо казаты коротко, латентный троцкист вин, товаришу капитан!

Тучков поднял глаза от дела:

– Ты сам понял, что сказал, Титорчук?!

– Так точно, товаришу капитан!

– И где ты таких слов набрался?

– На политинформации, котору проводыв старший лейтенант Вашакидзе, товарищ капитан.

– Зоопарк! Где задержанный?

– Доставлен.

– Введи Миллера, а сам подожди в коридоре.

– Есть! – Титорчук вышел из кабинета, и немного замешкался, пропуская Миллера. Руки у немца оказались закованы за спиной.

– Товарищ сержант, снимите с задержанного наручники.

– Да он може…

– Ничего он не «може», товарищ сержант. Приказ ясен?

Миллер стоял, растирая следы от наручников.

– Садитесь, – Тучков ещё не решил, как будет обращаться к задержанному, «гражданин», «господин», или «товарищ», поэтому сказал обезличенно, – Миллер.

– Так я уже сижу, – уголком рта усмехнулся тот.

Но на стул сел. Не было в нём страха, ощущения несправедливости, взгляд кромешно синих глаз излучал скорее задор, чем испуг.

– Не пойму, что это вас так веселит?

– Так, гражданин начальник, я к таким «наездам» уже привык, – не скрывая улыбки, пояснил задержанный. – У меня по пять раз на дню пытались ферму отнять. Что протоколы подписал, так любой адвокат их в две секунды раздраконит.

– Александр, вы там, в будущем, что, вообще историей не интересуетесь? И про «признание – царицу доказательств» не слышали? Про «кровавую гэбню» не в курсе? Вы же там такой херни про нас напридумывали! И что? Ни хрена не боитесь?! Так хоть уважали бы немного! Или просто жалели! Вас тут тысячи! Если каждый на себя будет всякую похабень на себя возводить, я даже прочитать все ваши «мемуары» не успею! Какой, к матери, адвокат?! Вы признались в совершении государственных преступлений. Шпионаж – это от десяти до двадцати пяти лет заключения!

До Миллера начала доходить серьезность происходящего. Резко севшим голосом немец выдавил:

– Командир, мне то что, я не пропаду. Ты только Ленку отмажь!

– Эх, Саша, Саша. На твое счастье, ты оказался один такой умный, – Тучков нажал кнопку, дверь открылась, – вывести заключенного! Сержанта Титорчука ко мне!

Титорчук вошёл, настороженно посматривая на начальника:

– Товаришу капитан, по вашему прыказу прыбув!

– Значит так, сержант! Миллера и его жену освободить. Дело закрыть за отсутствием. Извиниться не забудь. И запомни, Титорчук! Если ты видишь в деле голимую фантастику, значит, человек невиновен! Слово «фантастика» знаешь? Хотя ты теперь и не такие слова знаешь, спасибо товарищу Вашакидзе. Приказ понял?

– Так точно, товаришу капитан, зрозумило! Лишень, це … – сержант опять замялся.

– Что еще?

– Так неперемещенцы ци. Вони ж уси сплошна фантастыка. Я его пытаю, що вин у тридцять девятому роци робыв, а вин каже: «Не родился»!

– Уйди, Титорчук! Как отпустишь Миллеров, узнай у дежурного, нет ли вызовов. Проедешь, развеешься! А если нет – займись латентным троцкистом!

Титорчук вышел, и из коридора донесся добродушный сержантский говорок.

– Пидемо, – говорил сержант Миллеру, – товаришу шпигун, заберем твою жонку мелкую и свезем вас до базы. Невиновные вы, значится. Так что звиняйте, ежели шо не так!

– Ничого, батьку, – ответил ему резко повеселевший немец, – я вже зрозумив, шо бананив у вас немае!

«Черт бы побрал этого Вашакидзе, – выругался про себя Тучков. – Лингвист сыскался на мою голову!»

Дверь открылась:

– Александр Павлович, к вам Чобанян.

Этого невысокого «живчика» из дальнего горного села капитан знал уже много лет. Первый раз они столкнулись, когда на строительстве дороги вдруг возникла здоровенная глыба, размером с несколько роялей. Стали подозревать вредительство, хотя какое вредительство может быть под несколькими метрами породы? Разве что, какой мусавит первобытный подложил… Но глыба намертво застопорила работу. Тогда и появился этот Сэрож. Лукаво поглядывая на Тучкова, он спросил:

– Начальник, этот камень очень нужен? Можно, ми его заберем? Ашот дом строит, материал чуть?чуть не хватает?

Вооруженный небольшой киркой, парой клиньев и кувалдой, армянин за два дня разбил камень на куски и вывез на арбе, запряжённой ишаком.

За прошедшее время он успел облысеть и обзавестись атеромой на правой части головы. Односельчане тут же перекрестили Чобоняна в «шишку?джан» и, видимо, чтобы окончательно оправдать прозвище, выбрали председателем колхоза.

Сейчас Сергей Галустович стоял перед Тучковым:

– Товарищ Тучков, ми тут на сходе колхоза решили взять на поруки Александра Миллера и Елену Багаутдинову. Вот протокол, – на стол легла бумага, – падготовыли.

Тучков взял, прочёл несколько раз:

– Серёжа, ты понимаешь, что ты рискуешь? Враги, настоящие враги, а не придуманные, ходят среди нас. Мы их ищем, выявляем, но их очень много.

– Саша, ты же умный! Разве не знаешь: когда родится армян, турок вешается?

– А с ними ты договорился?

– Саша?!

Действительно, глупый вопрос.

– Тогда беги быстро. Их освобождают сейчас. Без твоей поруки разобрались.

И добавил в хлопнувшую дверь.

– Зоопарк!

Федеративная Республика Германия, г. Берлин.

Здание ведомства федерального канцлера