Одна на две жизни - Романова Галина Львовна - Страница 50

— С хорошим воспитанием, образованием, добродетельную, — продолжал ее спутник. — Я все прекрасно помню. И рекомендую вам госпожу Боуди. Она вполне соответствует этим качествам. Тем более что она — вдова, и в ее добродетели я ни капли не сомневаюсь.

Дамы при этих его словах переглянулись, и Агния почувствовала себя неуютно. Она догадалась, что ее мысленно обсуждают и что мнение составляется не самое лучшее.

— Сколько вам лет? — обратилась к ней герцогиня, склонив голову набок.

— Двадцать три. — Агния опустила чашку. — Исполнится в конце осени.

— Вы вдова?

— Уже три месяца.

— И как долго вы пробыли замужем?

— Три месяца…

— Значит, вышли замуж после того, как достигли совершеннолетия, не так ли? Ваши родители были согласны с вашим браком?

Агния поджала губы — допрос ей не нравился. Хотя, с другой стороны, Лариса Ольторн — герцогиня, она имеет право дотошно изучить женщину, которую берет в свой дом.

— Мои родители были согласны с моим выбором, — вежливо ответила она.

— Они живы?

— Мама — да, жива. А отец…

Отец не дожил до свадьбы младшей дочери.

— Понятно. И детей у вас, судя по всему, тоже нет. — Герцогиня окинула взглядом ее фигуру. — И на что вы сейчас живете? Вы ведь остались одна?

— Да. — Агния вспыхнула. Как эта женщина могла сомневаться в ее добродетели! — Я живу одна, веду скромную жизнь. Мне не интересен ни свет, ни… люди. Университет положил мне небольшую пенсию. Кроме того, я немного шью…

— Белошвейка? — как-то странно оживились остальные дамы, опять переглянувшись.

— Ну не то чтобы… Не за деньги. Я просто шью. Правда, после смерти Марека я долго не могла себя заставить взяться за иголку…

Собственно, если бы не порванный камзол Ариэла, она бы еще пару месяцев про нее не вспомнила.

— Вы умеете вышивать? Платки, монограммы?

— Да.

— Музицировать? Петь?

— Н-нет.

— Декламировать?

— Немного…

— Что-нибудь еще?

Агния с тревогой посмотрела на Ариэла. Тот как ни в чем не бывало облокотился на спинку соседнего кресла и, склонив голову набок, со странной улыбкой прислушивался к разговору. Взгляд его почти не отрывался от лица герцогини Ольторн и лишь изредка скользил по чайному столику, другим дамам и деталям интерьера. На свою спутницу мужчина не смотрел.

— Нет, наверное, ничего. — Агния пожала плечами. — Я не обладаю какими-то особенными достоинствами…

— Жаль. Вы мне не подходите.

— Что? — вырвалось у Агнии. — Как это?

— Видите ли, милочка, — с долей ехидной снисходительности произнесла Лариса Ольторн, — я искала даму-компаньонку для своей дочери. Девочке уже двенадцать лет. Скоро ей надо будет выезжать в свет. Отсылать ее в пансион я не желаю. Но хотела, чтобы рядом с нею была дама солидная, умная, добродетельная, наделенная некоторыми талантами. Лейтенант Боуди рекомендовал мне вас как вполне подходящую кандидатуру. Я ценю его мнение, но сейчас вынуждена констатировать, что он ошибся. Вы — не та дама, которой я могла бы доверить свою дочь.

Последние слова она произнесла, глядя на Ариэла, и тот поклонился:

— Что всего-навсего лишний раз доказывает известный постулат о том, что мужчины ничего не понимают в женщинах и часто судят о них весьма ошибочно и поверхностно!

— Милый льстец. — Герцогиня улыбнулась и пожаловала ему руку для поцелуя.

Он припал к ней губами с пылом любовника.

— Вам, сударыня, я никогда не льстил и всегда говорил только правду! Разве я могу не оправдать высокое доверие, которое вы мне когда-то выразили? Поверьте, я глубоко раскаиваюсь в этой ошибке и сожалею о том, что заставил вас потратить на нас свое время.

— Я не сержусь, — ответила Лариса Ольторн. — И в доказательство прошу вас обоих остаться на обед.

В Агнии взыграла гордость. Захотелось встать и вежливо отказаться, но по выражению лица Ариэла она поняла, что провожать ее никто не собирается. А уйти в одиночку — позор еще больший, чем этот странный унизительный отказ. И она нацепила на лицо светскую улыбку и рассыпалась в благодарности.

— Как она могла? Как она смела так со мной поступить?

Молодая женщина дала выход обуревавшим ее чувствам уже по дороге домой. Она отказалась от коляски, которую любезно предоставила им герцогиня, и шла пешком. Ариэл шагал рядом, крепко стискивая ее локоть. Уже несколько раз молодая женщина пыталась вырвать руку, но хватка у мужчины была железной. Он словно нарочно сжимал пальцы все крепче и крепче.

— Я в жизни не испытывала такого унижения! Даже когда меня представляли этой вашей двоюродной бабушке и госпоже Парате Боуди! Она смотрела на меня как на полное ничтожество. — От обиды хотелось плакать. — Она оскорбила меня!

— Ты ее тоже, — внезапно нарушил молчание Ариэл.

От удивления Агния даже остановилась.

— Когда? И чем?

— Несколько дней назад. Ты назвала ее светлость дурой.

— Я?

— Ты. — Он дернул ее за локоть, потащив дальше. — Несколько дней назад. Ты сказала, что дура та женщина, которая мне поверила.

— Значит, это она внесла за тебя залог?

— Да. Ее светлость герцогиня Лариса Ольторн. Лучшая женщина в мире. Единственная и неповторимая.

— Вот и шел бы к ней, раз она такая!

— Ты когда-нибудь научишься не оскорблять людей? — Теперь уже остановился Ариэл, за локоть развернул Агнию лицом к себе. — Ладно я. Ты ненавидишь меня, и я смирился с этой ненавистью, хотя, клянусь кровью Первопредка, больше всего на свете я хочу от тебя уйти. Но за что ты не любишь людей, которые относятся ко мне по-человечески? Почему ты считаешь меня настолько ужасным, что не можешь допустить даже мысли о том, что меня тоже можно хотя бы уважать? Я привык к тому, что меня презирают: когда открылась правда о моем происхождении, только Марек не отвернулся от меня, а остальные Боуди не захотели знать. Бабушка так вообще высказала мне пожелание поскорее сдохнуть и не позорить их благородный род своим существованием. Да, я ничего не достиг. Мне скоро двадцать восемь, а у меня ни дома, ни семьи — только обвинение в двух убийствах, которые я не совершал… У меня даже камзол чужой! И вот в кои-то веки нашлась женщина, которая отнеслась ко мне по-доброму — и ты тут же поливаешь ее грязью. За что? Ведь она…

Оборвав сам себя, он отвернулся, и Агния прижала ладони к щекам. Прямо перед ее глазами оказалась широкая мужская спина, обтянутая старым сукном. Ариэл стоял удивительно прямо, напряженный, словно каменный. А она чувствовала себя словно в клетке. И кругом глухие стены. Каменные. Обтянутые сукном…

Проще простого было повернуться и уйти. Этот тип ее обидел. Он ее оскорбил! Он нарочно все подстроил. Знал, что речь идет о знатной и богатой даме, но ни словом, ни жестом не намекнул на нее, а вместо этого заставил Агнию… просто-напросто ткнул носом… И теперь отвернулся! И если он совсем решит уйти, она не сможет его удержать. Просто останется стоять одна, никому не нужная…

Агния всхлипнула от жалости к себе и попыталась успокоиться. Нельзя плакать. Благородные дамы не плачут. По крайней мере, на людях. По крайней мере, вот так, из-за пустяка… Но ничего себе пустяк! Ее обидел мужчина! Обидел ни за что! Ну подумаешь, сказала что-то не то. Так ведь не в лицо герцогине Ольторн! А если — тут стало страшно, так страшно, что слезы мигом высохли, — если он передал ее светлости, что Агния назвала ее дурой? И герцогиня нарочно позвала ее в гости, чтобы унизить?

Прижав ладони к лицу, она изо всех сил боролась с подступающими слезами, когда над головой раздался мягкий голос:

— Ну вот… Теперь ты понимаешь, каково было мне?

И то ли от того, что так оно и было, или от того, что Ариэл произнес эти слова спокойно и даже нежно, Агния не выдержала и расплакалась в голос. И когда ее обняли за плечи, уткнулась лицом в обтянутую сукном грудь убийцы своего мужа. Его крепкие руки обнимали, прижимали, и от их крепости и надежности хотелось плакать еще сильнее.