Колыбельная для брата (журнальная версия, ил. Е. Медведева) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 18

— Ладно, пошли. Чего стоите?

— Куда? — слегка растерялся Кирилл.

Чирок криво усмехнулся:

— Куда… Я не знаю. В школу или в милицию.

— Значит, признаешься? — со сдержанным торжеством спросила Женька.

— Если не признаюсь, вы же к матери пойдете…

— Конечно, — сказала Женька и посмотрела на Кирилла. Спросила взглядом: «Здорово мы его раскусили?»

Кирилл отвел глаза и сердито сказал:

— В школу…

Они пошли гуськом: впереди Чирок, потом Кирилл, а за ними Женька. Чирок не оглядывался. Кирилл видел его стриженый белобрысый затылок, тонкую шею с родинкой, похожей на коричневую горошину, острые, не очень чистые локти, худую спину под старенькой, выгоревшей рубашкой в коричневую и зеленую клетку…

Все трое молчали и шли вдоль ручья к старинному чугунному мостику, построенному через Туринку еще в прошлом веке. От него поднималась лестница, которая выводила на улицу Грибоедова. А в конце той улицы — новые кварталы и школа.

Кирилл вдруг подумал, что Петька Чирок, наверно, считает в уме, сколько кварталов осталось ему до встречи с директоршей, до мучительного разговора, до позора.

Был раньше просто Петька Чирков, Чирок. Незаметный, никому в классе не интересный, но все-таки обыкновенный мальчишка. Одноклассник. И можно было вести себя с ним как с одноклассником. А сейчас все сделалось странным каким-то, ненастоящим. Петька был преступник, а Кирилл с Женькой — его конвоиры. И даже удивительно было, что кругом все по-прежнему: зеленеет обыкновенная трава, катится к вечеру теплое солнце, бормочет речка…

Кирилл тряхнул головой. Что сделано, то сделано. Он, Кирилл, ни в чем не виноват.

— А где кошелек? — спросил он у Петькиной спины.

Чирок сбил шаг и через секунду ответил:

— Выбросил…

— Зачем? — удивилась Женька.

— А зачем он мне? — сказал Чирок, не оборачиваясь.

— А деньги? — спросил Кирилл.

Чирок пошел медленнее.

— Я с деньгами выбросил, — сказал он.

— Совсем заврался! — возмутилась Женька.

— Подожди ты, — с досадой оборвал ее Кирилл, а Чирку сказал: — Ну-ка, стой…

Он догнал Петьку, и они остановились рядом.

— Врешь или взаправду выбросил? — спросил Кирилл.

Чирок вскинул на него мокрые синие глаза.

— Зачем мне врать… если все равно признался?

— А почему выкинул? — почти крикнул Кирилл.

— Потому что… мне они для чего? Мне только рубль надо было. Я кошелек хотел обратно положить, когда рубль взял, а за дверью затопали… Ну, я сунул под рубашку и вышел потихоньку. Думал, потом положу. А тут вы прибежали, и началось…

— Куда бросил-то? — вмешалась Женька. — Может быть, найти можно?

Чирок махнул рукой.

— Вон там, с моста. В водоворот.

Кирилл свистнул. Под мостом было самое бурливое и глубокое место, с камнями и ямами.

— Дурак ты, Чирков, честное слово! — растерянно сказала Женька. — Кругом дурак… Чего ты с этим Дыбой связался?

— Я, что ли, нарочно связывался?

— А как это вышло? — спросил Кирилл.

— Теперь не все ли равно?

— Нет, не все равно, — сказал Кирилл.

— Ну, я шел, а они в подъезде стояли. Говорят: иди сюда, не бойся, что-то интересное покажем. Я не хотел, а с ними Кочнев из седьмого «А». Тоже говорит: не бойся. Ну, я подошел, а там еще какой-то парень. Тюля его зовут. Дыба говорит: «Спорим, что Тюля бритву сжует». Я ничего даже не ответил, а этот Тюля в рот лезвие бритвочки сунул и давай жевать. На мелкие кусочки. Потом выплюнул. А Дыба мне говорит: «Гони рубль, раз проспорил». Я говорю, что даже и не спорил, а они прижали в угол… А рубля у меня все равно нет. Дыба говорит: «Потом принесешь…» Ну и с тех пор все меня ловит…

— Неужели из-за этого воровать надо! — возмущенно сказала Женька. — Уж рубль-то мог бы где-нибудь достать, если хотел расплатиться.

— А он сколько уже этих рублей с меня стряхнул! Говорит: плати проценты, раз вовремя не отдал.

— И ты каждый раз отдавал? — поморщившись, спросил Кирилл.

Чирок тихо проговорил:

— А ты бы не отдал? Они, знаешь, как издеваются… Затащат за гаражи, рот зажмут… — Он посмотрел на Женьку и опустил глаза. Шепотом сказал Кириллу: — При ней даже рассказывать нельзя. А если бьют, потом даже синяков нет. Ничего не докажешь.

— А почему никому не сказал? — спросил Кирилл.

— Кому?

— Ну… дома.

— А дома кто? Мать да бабка. Драться они, что ли, с Дыбой пойдут? Матери вообще нервничать нельзя…

— Как всегда, — себе под нос проворчала Женька. — «Маме нельзя расстраиваться, у нее больное сердце…» А о чем думал, когда в карман лез?

— Думал, что не поймают! — зло сказал Чирок. — Ну пошли, чего стоим.

— Подожди, — попросил Кирилл. Зачем надо подождать, он сам не знал. Мысли перепутались. И вырастала едкая досада на самого себя. Как он сказал: «Сдавайся, Петенька». Со скрытым торжеством и снисходительностью. Подумаешь, Шерлок Холмс какой, отыскал опасного бандита! Этот несчастный Чирок даже выкручиваться не умеет. Другой мог бы на плести кучу историй и отпереться намертво. Разве олимпийский рубль — доказательство?

— Одного я не пойму, — вдруг заговорила Женька. — Стащить кошелек — это… это… ну, это ясно что. А зачем потом в воду кидать? Просто ненормальность какая-то.

— Походи с краденым кошельком за пазухой— поймешь, — сумрачно сказал Чирок.

Кирилл не знал, поняла ли Женька, а он понял, как жег Чирка спрятанный под майку кошелек. Как Чирку казалось, что все провожают его подозрительными взглядами. Как хотелось поскорее исчезнуть из школы и навсегда избавиться от своего страха. Чтобы казалось, будто ничего не было! Концы в воду!

— Говорил, маму нельзя расстраивать, а сам еще прибавил расстройства, — назидательно сказала Женька. — Ей теперь расплачиваться придется.

— Сам расплачусь, — неожиданно ответил Чирок.

— Как это? — удивилась она.

— Велосипед продам. У меня его давно просят. Как раз за сорок рублей.

— А в кошельке сорок было? — спросил Кирилл.

— Наверно. Я же не смотрел, рубль взял — и все. Ева говорила, сорок. Стипендия…

— Ты думаешь, за твой велосипед сорок рублей дадут? — с сомнением спросила Женька.

Чирок кивнул:

— Дадут. Он с виду потрепанный, а ход знаешь какой!

«Знаем, — подумал Кирилл. — Едва догнали». И вдруг почувствовал, что все опять не так. Странно. Но уже по-другому странно: ведь Чирок — вор, и они его поймали, но вот идет между ними нормальный разговор. Словно Чирок не с конвоирами разговаривает, а с приятелями делится заботой, А может, с ним раньше вообще никто не разговаривал, как с товарищем?

— Зачем ты от нас убегал? — спросил Кирилл.

Чирок пожал плечами.

— Ну… я почему-то догадался.

— А чего бежать-то? Куда денешься?

— Я просто от дома. Чтобы не при маме…

— Все равно узнает, — с неловкостью сказал Кирилл. Словно он был виноват в бедах, которые скоро обрушатся на Чирка. И он почувствовал благодарность Женьке, когда она спросила:

— А что, у мамы, правда, больное сердце?

Чирок по очереди взглянул на нее и на Кирилла. И стал смотреть на свои стоптанные сандалии.

— Да нет, — проговорил он. — Сердце обыкновенное. Просто ей сейчас нельзя нервничать: она через месяц ребенка ждет.

Со странной смесью жалости, злости и облегчения Кирилл тряхнул плечами, словно сбросил что-то. Твердо глянул на Женьку, предупреждая, чтобы не спорила. Потом сказал Чирку:

— Продай велосипед, а деньги отошли этой студентке. По почте или как хочешь. Как адрес узнать, сам придумай. В общем, это — твое дело.

— Ну… и что? — недоверчиво спросил Чирок.

— Ну и все, — жестко сказал Кирилл. И живи. Никто, кроме нас, ничего не знает и знать не будет.

Тут Кирилл впервые увидел, что означает выражение «просветлело лицо». Ничего на лице Чирка вроде бы не изменилось, и все же оно стало совсем другим. Словно чище и даже красивее. И глаза у него сделались, как у маленького мальчика, которому пообещали чудо.