История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции - Петелин Виктор Васильевич - Страница 4

Завершая свою статью, Арабажин написал: «Мне понятна национальная односторонность в представителях гонимой нации, – она продукт травли, преследований и обид. Нужно, однако, подумать, как бы эта односторонность, проявляясь в интеллигентских сферах, не вызвала нежелательной реакции. Я действительно думаю, – прибавлю теперь к сказанному на ужине, – что за среднего обывателя нельзя ручаться, особенно на почве конкуренции: здесь с обеих сторон может возникнуть сплоченность на националистической основе. Возможно, что с одной стороны часть евреев, хотя бы и незначительная, станет под знамя кликушествующей группы сионизма, а с другой стороны и в русских кругах либеральных профессий может явиться националистическое настроение, поскольку русские люди сумеют отделить «истинно еврейских людей» от просто евреев, а эти последние не отгородятся от «истинно еврейских» людей, как не отгородились мы от «истинно русских», «истинно польских», «истинно украинских» и т. п. людей: спасение от них только в демократических слоях населения. Но если бы националистическая ненависть победила, – то чего доброго ждать от возбуждения в такой новой обстановке стихийных страстей во многомиллионных массах? Против этого нужно сообща бороться, устраняя недобросовестные приемы и националистические пристрастия. И беседа у Ходотова, – сказал я, – является известным предостережением для всех нас… Демократический антисемитизм – этот социализм для дураков – давно и всюду отжил свои красные дни».

После того как схлынула клеветническая кампания, в полемику ввязались крупные политические силы, такие как Пётр Струве, Николай Милюков, Владимир Жаботинский, Михаил Винавер и др. И спор шёл, конечно, не вокруг того, положительная ли героиня пьесы, как утверждал автор (именно в ней воплотились самые прекрасные человеческие качества, она, дескать, выражает духовную суть еврейского общества, его идеалы, его устремления, а вы, русские, не понимаете суть еврейского национального характера), или отрицательная, как утверждал Чириков (она производит отвратительное, отталкивающее впечатление, злая, эгоистичная, это ошибка автора, она не может быть положительной, она безнравственна, аморальна), спор шёл по глобальным проблемам.

Пётр Струве, прочитав информацию из газет, в том числе и «Нашу газету» от 8 марта за 1909 год, написал, что «инцидент» с г. Чириковым признан «исчерпанным» «и будет, вероятно, скоро забыт», но обострилось и поднялось в умах НЕЧТО и «это нечто есть национальное лицо». Как государственник, как автор статьи «В чем же истинный национализм?», вызвавшей острую полемику, Пётр Струве стал упрекать русскую интеллигенцию в том, что она решительно потеряла национальное лицо. Вот Российская социал-демократическая рабочая партия почему-то назвала себя «российской», а не русской. «Ни один русский иначе, – писал Пётр Струве в статье «Интеллигенция и национальное лицо» (Слово. 1909. 10 марта), – как слегка иронически, не скажет про себя, что он «российский» человек, а целая и притом наирадикальнейшая партия применила к себе это официальное, ультра-«государственное», ультра-«имперское» обозначение. Это что-нибудь да значит. Это значит: она хочет быть безразлична, бесцветна, бескровна в национальном отношении… Для меня важно сейчас подчеркнуть, что – ради идеала человечной, справедливой и разумной государственности – русская интеллигенция обесцвечивает себя в «российскую». Этот космополитизм очень «государственен», ибо «инородцев» нельзя ни физически истребить, ни упразднить, как таковых, т. е. сделать «русскими», а можно лишь восприять в единое «российское» лоно и в нём успокоить. Но позвольте мне, убеждённому стороннику «государственности», восстать против обнаруживающейся в этом случае чрезмерности культа государственного начала. Позвольте мне сказать, что так же, как не следует заниматься «обрусением» тех, кто не желает «русеть», так же точно нам самим не следует себя «обрусевать». Прошу прощения за это варварское слово, но его нужно было выдумать, ибо на самом деле интеллигенция давно «обрусивает» себя, т. е. занимается тем, что – во имя своего государственного идеала – безнужно и бесплодно прикрывает свое национальное лицо. Безнужно и бесплодно, ибо его нельзя прикрыть».

В качестве примера Пётр Струве говорит о художнике Левитане: «Если бы я даже был «антисемитом» и если бы конгресс сионистов соборно и официально провозгласил его еврейским художником, я бы продолжал твердить: а всё-таки Левитан был русский (а не «российский»!) художник. И хотя я вовсе не антисемит, а скажу: Левитана я люблю именно за то, что он русский художник…»

Против статьи Петра Струве выступил в своей газете «Речь» Николай Милюков, который ничего путного в рассуждениях учёного не нашёл, а счёл их абсурдными, якобы учёный ищет «экзотические формулы и гоняется за экзотическими чувствами»: «Аполитизм такого интеллигента последней формации непосредственно ведёт его по наклонной плоскости эстетического национализма, быстро вырождающегося в племенной шовинизм». «Я тоже думаю, что старой русской интеллигенции, святой и чистой в своем блаженном неведении, наступил конец в России с началом новой политической жизни, – писал Николай Милюков в статье «Национализм против национализма!» – Я тоже уверен, что многие и многие жизненные утопии, созданные этой интеллигенцией на почве той самой старой святости, скоро отомрут, чтобы уже не возрождаться больше» (Речь. 1909. 11 марта).

Пётр Струве ответил Н. Милюкову: в его статье «нет ни малейшего обсуждения по существу, есть лишь туманные психологические сближения и догадки, которые я должен отклонить, и столь же туманные социологические пророчества…».

В заключение полемики на страницах газет Пётр Струве написал: «И далее: я полагаю, евреям полезно увидеть открытое «национальное лицо» той части русского, конституционно и демократически настроенного общества, которая этим лицом обладает и им дорожит. И наоборот, для них совсем не полезно предаваться иллюзии, что такое лицо есть только у антисемитического изуверства. Вот почему, возвращаясь к вопросу, поставленному «Нашей газетой», я скажу и этим закончу: правда в «национальном вопросе» своевременна, и «национальное лицо», о котором я заговорил, есть не Медузова голова, а честное и доброе лицо русской национальности, без которой не простоит и «российское государство» (Слово. 1909. 29 марта).

Аким Волынский начал свою литературную деятельность в 80-х годах, он был хорошо образован, окончил юридический факультет Петербургского университета, знал иностранные языки, увлекался философией, в 1889 году начал печатать свои статьи на различные темы в журнале «Северный вестник», возникший благодаря инициативе и средствам Л.Я. Гуревич. Постепенно мелкие и разнообразные статьи и заметки ушли как бы в прошлое, и Аким Волынский сосредоточил своё литературное внимание на выдающихся русских критиках, предшествовавших ему. И всех он обвинил в том, что при всей их яркости и талантливости они явно упустили возможность быть точными и объективными. «Критика художественных произведений должна быть не публицистическою, а философскою, – должна опираться на твердую систему понятий известного идеалистического типа. Она должна следить за тем, как поэтическая идея, возникнув в глубине человеческого духа, пробивается сквозь пестрый материал жизненных представлений и взглядов автора», – писал А. Волынский в сборнике статей «Русские критики» (СПб., 1896). Затем он написал книги о Достоевском, Лескове, о Леонардо да Винчи, «Царство Карамазовых», «Книгу ликований» и множество других, потом он увлёкся балетом, но профессионалы холодно отнеслись к его работам: о «Русских критиках» Плеханов написал, что в них «суд и расправа над своими предшественниками (Новое слово. 1897. Кн. 7. Апрель), а много лет спустя Б. Эйхенбаум сказал, что от сочинений А. Волынского «веяло сухим жаром пустыни» (В сб.: Памяти А.Л. Волынского. Л., 1928. С. 44).

В своих поисках А.Л. Волынский стремился сочетать иудаизм с христианством, он хотел уйти «в простую еврейскую среду проповедовать Христа». Вот почему так остро он отреагировал на выступление Чирикова.