Целуй девочек - Паттерсон Джеймс - Страница 4

Чем дальше они продирались, тем страшнее становилось молодой женщине. Заросли были такими густыми, что низко свисавшие ветки больно царапали ее голые руки. Она знала, как зовут ее мучителя, – Казанова. Он воображал себя великим любовником, и действительно, ему удавалось сохранять состояние эрекции дольше, чем кому-либо из знакомых ей мужчин. Он производил впечатление здравомыслящего и владеющего собой человека, но она понимала, что он наверняка сумасшедший. Хотя его поступки могли показаться вполне разумными, если, конечно, согласиться с его любимой теорией, которую он часто повторял: «Мужчина рожден для того, чтобы охотиться на… женщин».

Он познакомил ее с порядками в своем доме. Он недвусмысленно предупредил, что она должна им следовать. А она пропустила это мимо ушей. Оказалась упрямой и глупой, допустила грубейшую тактическую ошибку.

Она старалась не думать о том, что он собирается делать с ней в этом жутком лесу. Иначе сердце наверняка не выдержит. Она не даст ему насладиться своим малодушием и слезами.

Только бы он вытащил кляп. Во рту у нее пересохло, жажда мучила неимоверно. Возможно, ей удалось бы как-то отговорить его от того, что он для нее уготовил.

Она остановилась и повернулась к нему. Наступил решающий момент.

– Хочешь остановиться здесь? Я не против. Говорить я тебе все равно не дам. Никакого последнего слова, дорогуша. Никакой отсрочки исполнения приговора по просьбе губернатора. Поезд ушел навсегда. Только ведь если остановимся здесь, тебе может и не понравиться. Хочешь пройтись еще немного, это будет замечательно. Такой лес мне безумно нравится, а тебе?

Ей необходимо было заговорить с ним, пробиться к нему каким-то способом. Спросить почему. Может быть, воззвать к его разуму. Она попыталась произнести его имя, но сквозь сырой кляп прорвалось лишь бессвязное мычание.

Он был еще более самоуверен и спокоен, чем всегда. Шагал с надменным и важным видом.

– Я не разберу ни слова из того, что ты бормочешь. И все равно это ничего не изменит.

На нем была одна из его неизменных странных масок. Эта, как он говорил, называлась смертной маской. С помощью таких масок в больницах и моргах в случае необходимости реконструируют лицо покойника.

Цвет и все детали маски были сделаны почти безукоризненно, она выглядела пугающе правдоподобной. Лицо, которое он себе выбрал, было юным и красивым, типичный американский стандарт. Интересно, каков он на самом деле? Кто он, черт возьми? Зачем носит маски?

«Сбегу во что бы то ни стало», – сказала она себе. А потом она засадит его в тюрьму на тысячу лет. И никакой смертной казни – пусть помучается.

– Ну, раз уж ты так решила, пожалуйста, – произнес он и неожиданно резким ударом сбил ее с ног. Она рухнула навзничь. – Умрешь здесь.

Из потрепанного медицинского саквояжа он извлек шприц с иглой. Взмахнул им словно крошечным мечом. Пусть видит.

– Этот шприц называется «Тубекс», – сказал он. – В нем тиопентал натрия, который является барбитуратом. Оказывает свойственное всем барбитуратам действие. – Он выдавил из иглы тонкую струйку бурой жидкости – совсем как чай со льдом. Ей совсем не хотелось, чтобы это впрыснули ей в вену.

– Какое действие? Что ты собираешься со мной сделать? – крикнула она в тугой кляп. – Пожалуйста, вынь этот кляп у меня изо рта!

Она покрылась потом, дышала прерывисто. Тело напряглось и онемело от страха. Зачем он собирается вводить ей барбитурат?

– Если я промахнусь, умрешь прямо сейчас, – сказал он, – поэтому не шевелись.

Она утвердительно кивнула. Ей очень хотелось продемонстрировать ему, что она может быть послушной, совсем послушной.

«Только не убивай меня, прошу, – беззвучно умоляла она. – Не делай этого».

Он проткнул вену на сгибе локтя, и она почувствовала болезненный укол.

– Я не хочу оставлять безобразных синяков, – прошептал он. – Это займет немного времени. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, ты так-кра-сива-ноль. Все, конец.

Она заплакала. Помимо своей воли. Слезы струились по щекам. Он сумасшедший. Она зажмурила глаза, чтобы не видеть его больше.

«Боже, не дай мне так умереть, – молилась она. – Не здесь, не в одиночестве».

Наркотик подействовал быстро, почти мгновенно. Она ощутила тепло во всем теле, тепло и сонливость. Ноги ее подогнулись.

Он снял с нее майку и принялся ласкать ей груди, играя с ними, словно жонглер шарами. У нее не было сил оттолкнуть его.

Он раздвинул ей ноги, насколько позволяла длина ремня, раздвинул так, как будто она была не человеком, а тряпичной куклой. Опустился на колени, пристроившись между ее ног. Неожиданный толчок заставил ее открыть глаза, и она увидела прямо перед собой страшную маску. Он тоже не спускал с нее глаз. Они были пустыми, холодными, но удивительно проницательными.

Он вошел в нее, и словно мощный электрический разряд пронизал ее насквозь. Его член был тверд, как камень, напряжен до предела. Он вгрызался в ее нутро, пока она медленно умирала от барбитурата. Ему нужно было видеть, как она умирает. Вот в чем все дело.

Ее тело вздрагивало, колотилось, тряслось. Несмотря на слабость, она пыталась кричать:

– Нет, пожалуйста, умоляю! Не надо!

Все потонуло в спасительной тьме, опустившейся на нее.

Сколько времени она пробыла без сознания, неизвестно. Это не важно. Главное, что она пришла в себя и была еще жива.

Слезы хлынули из глаз, душераздирающие рыдания заглушал кляп. Она поняла, насколько дорога ей жизнь.

Он перетащил ее на другое место. Руки завязал за спиной, в обхват ствола дерева. Скрещенные ноги тоже связал, во рту ее по-прежнему был тугой кляп. Он раздел ее донага. Одежды нигде не видно.

Он все еще здесь!

– Мне, честно говоря, наплевать на твои крики, – сказал он. – Здесь тебя все равно никто не услышит. – Глаза сверкали из-под маски, так хорошо имитировавшей человеческое лицо. – Мне просто не хочется, чтобы ты отгоняла голодных птиц и зверей. – Он ненадолго задержал взгляд на ее поистине прекрасном теле. – Очень жаль, что ты меня не послушалась, нарушала правила, – произнес он.

Сорвав маску, он впервые дал ей увидеть свое настоящее лицо. Зафиксировав ее образ в сознании, он наклонился к ней и поцеловал в губы.

Целуй девочек.

После этого он удалился.

Глава 4

Весь свой запал я истратил за время бешеной гонки к больнице Святого Антония с Марком Дэниелсом на руках. Выброс адреналина в кровь прекратился, и мной овладела необычайная усталость.

В приемном покое отделения «Скорой помощи» царили шум, гам и суета. Младенцы вопили, родители рыдали от горя, по громкоговорителям внутренней связи неустанно разыскивали врачей. Истекающий кровью человек монотонно бубнил:

– Черт, вот черт…

Я все еще видел перед собой красивые грустные глаза Марка Дэниелса, слышал его тихий голос.

Около половины седьмого вечера в больницу неожиданно заявился мой напарник по уголовке.

Внутренний голос подсказал, что это неспроста, но в тот момент мне было не до того.

Мы с Джоном Сэмпсоном были закадычными друзьями еще с тех пор, когда десяти лет от роду шныряли по этим самым улицам в юго-восточном районе Вашингтона. Каким-то чудом ни мне, ни ему глотку не перерезали. Меня привлекла аномальная психология, что вылилось в получение докторской степени в университете Джона Хопкинса. Сэмпсон завербовался в армию. По странному стечению обстоятельств мы оба, в конце концов, очутились на службе в полиции Вашингтона.

Я сидел на голой брезентовой кушетке напротив входа в травматологию. Рядом стояла каталка, на которой привезли Марка. С черных ручек каталки, словно ленты, свисали резиновые жгуты.

– Как паренек? – спросил Сэмпсон. Он уже знал о Марке. Поразительно, как он всегда все знал. Его черная накидка была насквозь мокрой от дождя, но это, похоже, его не трогало.

Я печально покачал головой. Внутреннее опустошение не проходило.

– Пока неизвестно. Мне ничего не сказали. Доктор интересовался только, не родня ли я ему. Его забрали в травматологию. Он себя изрезал на совесть. А ты каким образом здесь очутился?