Конец лета (др. перевод) - Стил Даниэла - Страница 5

— Снова?

— Похоже на то. — Пока Маргарет подавала ему яйца к завтраку, он рассматривал газеты, а затем вновь посмотрел на жену.

— Ты поедешь с Пилар в аэропорт?

— Конечно.

— Пожалуйста, проследи за ее одеждой. Маму хватит удар, если она прилетит снова в одном из этих дурацких костюмов.

— А почему бы тебе самому не сказать ей об этом? — Дина пристально посмотрела на него своими зелеными глазами.

— Я думал, что тебе это ближе. — Он был невозмутим.

— Что, дисциплина или ее гардероб? — Говорить об этом было бесполезной задачей, и они оба это понимали.

— И то и другое до определенной степени. — Она хотела спросить, до какой степени, но не спросила. До той степени, на которую она была способна? Он имел это в виду? Марк продолжал: — Я дал ей немного денег на дорогу, между прочим. Так что ты этого можешь не делать.

— Сколько?

Он пристально взглянул на нее.

— Что ты сказала?

— Я спросила, сколько ты ей дал денег на дорогу? — Она произнесла все это очень спокойно.

— Разве это важно?

— Я полагаю, что да. Или в моем ведении только забота о дисциплине и гардеробе? — Раздражение, накопившееся в ней за восемнадцать лет замужества, прозвучало в голосе.

— Нет, не обязательно. Не беспокойся. Ей хватит.

— Не это меня волнует.

— А что именно? — В его голосе внезапно появилось что-то неприятное, а ее глаза стали холодными, как сталь.

— Я не думаю, что ей стоит иметь слишком много денег летом. В этом нет необходимости.

— Она очень ответственная девушка.

— Но ей нет еще шестнадцати, Марк. Сколько денег ты ей дал?

— Тысячу. — Он сказал это очень ровным голосом, как бы давая понять, что тема закончена.

— Долларов? — Глаза ее широко раскрылись от изумления. — Это неслыханно!

— Неужели?

— Ты прекрасно знаешь, что это так. И ты знаешь, на что она их потратит.

— На то, чтобы поразвлечься, я полагаю. На невинные забавы.

— Нет, она купит один из этих дурацких мотоциклов, о котором мечтает. А я категорически не хочу, чтобы это произошло. — Но ярость Дины была сродни ее бессилию, и она знала это. Пилар отправлялась к «ним» и была вне ее контроля. — Я не хочу, чтобы у нее было так много денег.

— Не говори глупости.

— Ради Бога, Марк…

Не успела она начать свою тираду всерьез, как зазвенел телефон. Звонили Марку, из Милана. У него не было больше времени, чтобы выслушать ее до своего отъезда. В девять тридцать он должен присутствовать на встрече. Он взглянул на часы.

— Перестань впадать в истерику, Дина. Ребенок будет в надежных руках. — Но это уже была совсем другая тема, на которую сейчас у него не было времени. — Увидимся вечером.

— Ты приедешь домой к обеду?

— Вряд ли. Я попрошу Доминик позвонить.

— Благодарю тебя. — Эти два слова она произнесла застывшим тоном. Она видела, как он закрыл дверь. Через мгновение услышала, как его «ягуар» вырулил на дорогу. Еще одно сражение проиграно.

Она снова подняла эту же тему в разговоре с Пилар по пути в аэропорт.

— Я знаю, что отец дал тебе много денег на лето.

— Ну дал, и что из этого?

— Ты знаешь, черт возьми, в чем дело. В мотоцикле. Я объясню тебе это очень просто, радость моя. Ты покупаешь его, и я немедленно верну тебя домой.

Пилар хотела подразнить ее вопросом типа: «А как ты об этом узнаешь?», но не посмела.

— Хорошо, я не буду его покупать.

— Или ездить на нем.

— Или ездить на нем. — Бессмысленно было повторять все, как попугай; и впервые за долгое время Дина почувствовала, что хочет закричать.

Она взглянула украдкой на дочь и продолжала вести машину.

— Почему у нас все так? Ты уезжаешь на три месяца. Мы не увидим друг друга. Неужели сегодня нельзя быть поприветливее? Какой смысл в этом постоянном споре?

— Не я начала его. Ты начала тему о мотоцикле.

— Разве ты не понимаешь, почему? Потому что я люблю тебя, потому что волнуюсь за тебя. Потому что не хочу, чтобы ты погибла. Разве тебе это не понятно? — В ее голосе было отчаяние, переходящее в гнев.

— Да, конечно.

До аэропорта они доехали в полной тишине. Дина почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, но она не хотела, чтобы Пилар это заметила. Она должна быть безукоризненной, она должна быть сильной. Такой, как Марк, как вся его чертова французская родня, которая притворялась таковой; такой же хотела быть и Пилар. Дина оставила машину у тротуара на попечение служащего аэропорта, и они проследовали за носильщиком внутрь к месту регистрации. Когда таможенник вернул Пилар ее паспорт и билет, она повернулась к матери.

— Ты пойдешь провожать меня до выхода на посадку? — В ее голосе было больше досады, нежели желания.

— Я бы хотела, а ты против?

— Нет. — Это было сказано сердито и мрачно. Чертов ребенок. Дине хотелось отхлестать ее. Что это за создание? Кем она стала? Куда исчезла маленькая приветливая девочка, которая любила ее? Каждый думал о своем, пока они шагали к выходу на посадку. По дороге многие оценивающе взирали на них. Они были удивительно заметной парой. Красоту Дины подчеркивали черное шерстяное платье, великолепно сшитое по фигуре, темные волосы, аккуратно собранные в пучок, яркий красный жакет, переброшенный через плечо. Светловолосая Пилар вся светилась молодостью и красотой, на ее высокой и стройной фигуре прекрасно сидел изящный очаровательный полотняный костюм, одобренный ее матерью, как только она предстала в нем, спустившись вниз. Даже бабушка оценит его, если, конечно, не сочтет его покрой в чрезмерно американском стиле. В случае с мадам Дьюрас нельзя было ничего предугадать.

Когда они дошли до выхода, посадка в самолет уже началась, и Дина успела на какой-то момент крепко стиснуть руку дочери в своей ладони.

— Не забудь, что я сказала о мотоцикле. Пожалуйста…

— Хорошо, хорошо. — Пилар смотрела мимо Дины, мечтая поскорее забраться в самолет.

— Я позвоню тебе. А ты звони мне, если появятся какие-либо сложности.

— У меня не появятся. — Слова были произнесены уверенным тоном человека гораздо старше шестнадцати лет.

— Я надеюсь на это. — При взгляде на дочь лицо Дины смягчилось, и она прижала ее к себе. — Я люблю тебя, любимая. Отдыхай хорошо.

— Спасибо, мама. — Она одарила Дину быстрой улыбкой, коротким прощальным жестом и направилась к трапу столь стремительно, что ее золотистые волосы рассыпались на ветру. Внезапно Дина почувствовала, как у нее все холодеет внутри. Она снова ушла. Ее бэби, ее маленькая дочь с кудрявыми светлыми волосами, малышка, которая каждый вечер тянулась к ней так доверчиво, чтобы она прижала ее к себе и поцеловала… Пилар. Дина присела в зале ожидания, подождав, пока 747-й начнет взлетать. Наконец она поднялась и медленно зашагала к своей машине. Служащий аэропорта приподнял свою фуражку в знак благодарности, когда она протянула ему доллар, и не смог скрыть восхищения, видя, с какой грациозностью она садится в машину. Она была чертовски хороша! Он не мог даже определить, сколько ей лет: двадцать восемь? Тридцать два? Тридцать пять? Сорок? Невозможно угадать. Лицо у нее было молодым, но все остальное — походка, взгляд — делали ее немного взрослее.

Сидя перед туалетным столиком и расчесывая волосы, Дина услышала, как он поднимается вверх по ступенькам. Было двадцать минут одиннадцатого, и он ни разу не позвонил ей за весь день. В полдень Доминик, его секретарша, передала через Маргарет, что месье Дьюрас обедать домой не приедет. Дина перекусила в студии, пока рисовала, но голова ее была занята не работой. Она думала о Пилар.

Как только он вошел к ней в комнату, она обернулась и улыбнулась. Она действительно скучала без него. Весь день дом был таким до удивления тихим.

— Здравствуй, любимый. День у тебя был долгим?

— Очень долгим. А твой день?

— Очень мирным. Здесь так тихо без Пилар.

— Я никогда не думал, что услышу это от тебя. — Марк Эдуард улыбнулся жене и опустился в большое кресло из синего бархата, стоявшее рядом с камином.