Бестия. Том 1 - Коллинз Джеки - Страница 65

— Я тебя предупреждал, — устало молвил он, — что даю двадцать кусков затем, чтобы никогда больше его не видеть.

Она как будто и не слышала.

— Он уже два года не был в тюрьме. Хорошо себя ведет. Хорошо обращается со мной.

Еще бы. После того, как Джино дал ей двадцать кусков.

— Чего ты от меня хочешь?

— Чтобы ты дал папе шанс.

— Не смей произносить это слово!

— Какое?

— «Папа» и все это дерьмо. Чтобы я больше не слышал!

— Тебе никуда не деться от того факта, что он — твои папа, — твердо заявила Вера. — Я же дала ему еще один шанс. Почему ты не можешь?

Джино последовал ее примеру и тоже опрокинул в глотку бокал «скотча». Вера почувствовала слабинку.

— Я тебя никогда ни о чем не просила. Дай этому человеку шанс. Ради меня — встреться с ним.

Джино кивнул — сам не зная почему.

— О'кей — я с ним встречусь.

Ее отекшее лицо озарилось радостью.

— Я знала, что ты меня не подведешь.

— Я сказал, что встречусь с ним — это все. Это не значит, что я собираюсь обниматься и целоваться с ним и забуду старое.

Вера встала.

— Сейчас приведу его.

— Что?

— Он в вестибюле. Я знала, что ты меня не разочаруешь.

Она слиняла раньше, чем он успел ее остановить. Джино чертыхнулся про себя, провел пальцем по шраму на щеке и почувствовал, что покрывается липким потом.

Он подал знак официанту и опрокинул в себя еще бокал «скотча» — в память о последней встрече с Паоло. Когда это было? Шестнадцать, семнадцать лет назад? Давным-давно. Он был мальчишкой, но даже тогда большим мужчиной, чем его отец. Он с удовольствием припомнил, как отделал Паоло.

Джино устремил взгляд на вход в гриль-бар. В этот самый момент там возникла Вера. Не с Паоло, а с каким-то плюгавеньким старикашкой, хромым и плешивым, с редкими сальными волосами, зачесанными поперек лысины. Когда они подошли ближе, Джино понял, что это все-таки Паоло.

Но что с ним сделали годы! Его отец был крепким, жилистым мужчиной с густыми каштановыми волосами и правильными чертами лица. У стоявшего перед ним человечка была обрюзгшая физиономия пьянчужки. Неожиданно эта физиономия расползлась в улыбке. Он хлопнул Джино по плечу и сказал:

— Привет, сынок! Давненько не видались!

«Привет, сынок!» Джино не верил своим ушам. «Привет, сынок!» Да что он тут, гад, устраивает, что за спектакль?

— Паоло, — резко сказал он, дернув плечом. — Садись.

Паоло сел. Вера тоже.

— Ну, сынок, — начал Паоло.

— Никаких «сынков»! — ледяным тоном обрезал Джино.

Паоло продолжал улыбаться.

— Джино! — взвыла Вера. — Вы не должны больше ссориться!

— Ничего, ничего, я понимаю, — великодушно произнес Паоло.

Джино сверлил его жестким взглядом черных глаз.

— Что тебе нужно? Еще денег — чтобы их профукать?

— Мы обанкротились, — с достоинством ответил Паоло.

— Да? — Джино обессиленно вздохнул. — Тебе, значит, нужна работа? Ты ее получишь. Но денег ты из меня больше не вытянешь. Я тебе кое-что подберу. Но смотри — один неверный шаг — и кончено. Ясно тебе?

Паоло метнул на него злобный взгляд. Вера поспешила вмешаться.

— Он стал другим человеком. Джино, ты увидишь. Ты не пожалеешь! — она дернула Паоло за руку. — Правда, милый?

Тот пьяно лыбился.

— Ну!

Джино встал.

— Значит, договорились. Завтра вечером приводи его в «Клемми», — он подозвал официанта. — Накормите их обедом и пришлите мне счет.

— Да, сэр.

Джино покинул ресторан.

На улице он остановился и сплюнул на тротуар.

Паоло всегда вызывал у него желание плеваться.

Кэрри, 1939

Аборт. Дорого и опасно. И потом… Вправду ли она этого хочет?

Да.

Грязная каморка. Все ее сбережения. Старая негритянка со ржавыми шпильками. Боль и унижение. Ей в глотку льют какой-то мерзкий самогон — чтобы не орала.

Снова в своей комнате — разбитая, одинокая. Кровотечение. Потом опять ничего, кроме отчаяния. Она все еще беременна! Редкие вспышки в мозгу. Обратиться к Джино Сантанджело? Фредди Лестеру? Ни за что!

Убить себя? Возможно. Кэрри поиграла этой мыслью. Самоубийство. Крайняя мера. Всегда под рукой.

У нее осталось двадцать три доллара — и еще одно существо внутри. Нельзя просто лежать и ждать. На свете не существует прекрасных принцев, чтобы приехали за ней в Гарлем на белом коне. Она победила наркотики. Неужели теперь она сломается?

Ей всего двадцать с небольшим. Кэрри решила жить.

Медленно тянутся месяц за месяцем. Трудности с устройством на работу. У нее было несколько мест. Певичка в грязном кабаке. Официантка. Старшая официантка в дешевом клубе. Отовсюду пришлось уйти, потому что рано или поздно каждый босс давал понять, что в ее обязанности входит секс с ним.

Денег хронически не хватало, зато живот пух, как на дрожжах. Как ни странно, вместе с ребенком росли надежды на будущее. Их будущее. Она больше никогда не будет одна. Удивительное чувство! Ей удалось устроиться на постоянную работу кассира в один ресторан. На этот раз к ней никто не приставал. Беременность стала бросаться в глаза. И она назвалась миссис Браун, чтобы отпугнуть претендентов.

В ночь на семнадцатое мая тридцать девятого года Кэрри доставили в «Больницу Всех Святых» города Нью-Йорка. Здесь она в три часа ночи восемнадцать минут родила мальчика весом восемь фунтов. Роды чуть не стоили Кэрри жизни. Она назвала его Стивеном.

Джино, 1939

Отголоски войны в Европе сотрясали Америку. Гитлер оккупировал Польшу. Англия и Франция находились в состоянии войны с фашистской Германией. Рузвельт провозгласил нейтралитет Америки, но кто знает, что таит будущее?

Сенатор Освальд Дюк и Джино Сантанджело сели за стол, чтобы наметить пути обогащения в новой ситуации.

Освальд выдвинул предложение о покупке нескольких инструментальных и электромеханических заводов, которые в критический момент можно было бы без труда переоборудовать для производства военной техники и вооружений. Джино с ним согласился. Освальд также предложил купить завод промышленного каучука, ряд газоснабжающих станций и создать на складах по всей стране запасы кофе, сахара и консервированных продуктов. «Никогда не знаешь заранее, — сказал он. — А это — продукты массового потребления; если война будет разрастаться, они окажутся в дефиците».

Джино был согласен со всеми его предложениями. Освальд никогда еще не ошибался и обладал даром предвидения.

В канун Нового, 1939 года Джино закрыл двери «Клемми» для посторонних и закатил шикарный банкет для своих. Явились все приглашенные. Это был лучший прием года.

Только не для Джино. Для него это был худший прием за многие годы.

Произошли две вещи, которые вывели его из душевного равновесия.

Во-первых. Клементина Дюк выплеснула ему в лицо содержимое своего бокала и во всеуслышанье выкрикнула: «Убийца!»

Его так и подмывало поставить свою отметину на ее идеальной фарфоровой коже и дать ей хорошего пинка под зад. Вместо этого он вытер лицо, ухмыльнулся, показывая, что не придает этому значения, и сказал: «Миссис Дюк опять нализалась, ребята. Продолжайте веселиться».

Гости столпились вокруг него, оттеснив Клементину с белым лицом фурии. Освальд немедленно увез ее домой.

Второй неприятный инцидент был связан с Паоло. Джино устроил его на побегушках: сбегать туда, принести это, — и до сих пор все шло нормально. Но в этот вечер, заглянув за кулисы, Джино застал Паоло со спущенными штанами, обрабатывающим ошеломленную хористку.

— Что здесь происходит? — с легкой угрозой в голосе спросил Джино, стараясь не смотреть на отвислый зад отца. Девушка громко заверещала:

— Ох, мистер Сантанджело! Простите, пожалуйста! Он сказал, что если я этого не сделаю, то потеряю работу, потому что он ваш отец.

Паоло натянул штаны и поспешил смыться.

Джино внимательно посмотрел на девушку. Новенькая, еще совсем подросток. Ни одна из старой гвардии не клюнула бы на такую наживку.