Ненавижу, слышишь? И люблю... (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик" - Страница 30

Кроме бытовых сложностей была еще одна беда – неприятные сны. Снилась всякая муть – от летающих коров, до рыцарских поединков – хоть я и не видела ни одного – так как их проводили лет пятьсот назад. И то на другой планете. О коровах вообще сказать нечего.

После первой ночи утром я трясла головой, а эльф посмеивался. После рассказал, что это испытание такое – ночью смотреть, а днем – в пути расшифровывать. При слиянии со стихией боги могут попросить толкование одного из снов. Вот уж где я открыла много нового – думать о снах было странно и волнительно. Версий для толкования было множество – попробуй выбрать одно, да еще верное.

Дни проходили в молчании – я толковала и расшифровывала, причем отвлечься от этого было тяжело, а эльф о чем-то напряженно думал. Ехал на вороном Роле, что был одной породы с моим Азуром, но где только Вельмир его достал – я не знала.

Привалы делали редко – только перекусить. Ночевали в лесу – дорога к жертвеннику пока шла через него.

После близости, в отношениях с эльфом ничего не поменялось. Он все так же был молчалив и угрюм, а порой даже зол. Больше между нами ничего не было – никакого тепла, никаких нежностей и тому подобной милой глупости. Возлюбленными мы не были и я сама толком не могла понять, что с нами случилось в пещерах. Эльф, скорее всего, из-за казематов изголодался по женскому обществу, а я просто хотела завершить всякие отношения с Мастером. Не отомстить ему напоследок, нет. Скорее перейти точку невозврата. И вот итог – еще большее отчуждение в отношениях с эльфом и дикая смесь от стыда и боли по отношению к Мастеру. Теперь я все больше ерничала, иронизировала и вообще показывала отнюдь не самые лучшие черты характера. Душевная боль пробуждала все плохое – если раньше мне до всего было дело, сейчас я словно зачерствела. Юмор стал черным, а человеческие беды в глобальных масштабах казались глупостью и вызывали жестокую улыбку. Что-то в роде: мне больно, так путь остальные тоже помучаются.

О Мастере старалась не вспоминать, но стоит ли говорить, что сделать это было невозможно. Мысли то и дело возвращались к тому злополучному вечеру. Я злилась на себя за слабость, кляла Алекса за предательство и мучилась от боли. Она все не проходила, не затуплялась, и все это вместе делало жизнь непереносимой.

Вспоминалось детство, веселые годы студенчества, и выходило так, что по-настоящему счастливых дней в моей жизни было очень мало. По крайней мере, осознанных, взрослых дней – до пещер, до странной отчужденности Мастера, вплоть до измены. Все мои счастливые дни – это первая близость с Алексом и последующие пару недель до смерти Рейярда. В те дни я летала. Видела любовь в глазах Мастера, чувствовала ее в его прикосновениях, поцелуях. Сейчас трудно сказать – было ли это по-настоящему, или я все придумала. Любил ли он меня? Испытывал ли хоть что-то?

Глупо думать, что я у него первая или была для него особенной. За всю жизнь у него были сотни любовниц, сотни девиц, которым он улыбался, которым дарил горящие взгляды и нежность. То, что я выросла у него в доме, что он посвящал мне вечера и вообще всячески заменял родителей, а после сделал своей любовницей – не делало меня особенной. Не выделяло среди сотен других.

Эти мысли приносили какую-то мазохистскую боль. Я наказывала себя за глупость, за слепое обожание. Отстранившись и поглядев на себя со стороны, пришла к выводу, что более слабого, бесхарактерного и вялого, аморфного существа на планете не существует. Да что там, такого существа нет ни на одной из планет. Я – ничтожество. Домашняя девочка, что не видела жизни. Дурочка, что придумала себе розовый мир и благополучно в нем проживала вплоть до сего дня. И настала пора что-то менять. Пришло время чтоб расти и развиваться.

Нужно посмотреть миры, попутешествовать, выбрать себе уютную планету, обжиться, обустроиться, найти работу. Нужно научиться жить без него. Без его опеки. Делать собственные ошибки. Нужно приспособиться. Выжить.

А для начала нужно добраться до круга. Узаконить стихию. Это будет первым из множества шагов. Я обязательно приспособлюсь. Научусь жить с болью. Когда нибудь я обязательно буду счастлива. Без него.

Глава двадцать первая.

Мы устраивались на ночлег. Я расстилала спальные мешки, эльф у костра готовил ужин.

Лошади паслись неподалеку. Остановились на небольшой поляне у озера и эта местность была мне незнакома. Мы давно миновали восточный лес, где жили родственники Рейярда. Я так и не осмелилась зайти к ним – чувствовала вину, ведь это из-за меня не стало их сына.

Дальше дорога шла вглубь старого, многовекового леса, и эти земли не были заселены – народ не желал забираться так далеко. До границы еще день пути, а после дня четыре по пустоши. В Илмении будем через неделю. Вздохнув, я пошла к озеру – искупаться.

Вода была теплой, мягкой. Лунный свет заливал поверхность, делая ее серебристой. Кругом густой лес – тишина и покой. Я быстро разделась и неторопливо погрузилась в воду. Искупалась, всласть поплавала, потом просто лежала на воде раскинув руки.

- Долго еще киснуть будешь? – Крикнул с берега эльф. – Или утопиться вздумала?

- Выхожу, - буркнула я себе под нос и выбралась на сушу.

Вытерлась, промокнула волосы и пошла к огню. После купания несмотря на лето, было прохладно. На ужин была каша с мясом.

- Оленина, - ответил на невысказанный вопрос эльф.

Когда только успевает охотиться?

После ужина, если не морило в сон, Вельмир учил меня магии – держал обещание. Он и в Илмению пошел только благодаря клятве. Обычно молодые маги ищут путь сами.

Уроки начались с азов. Многое я знала благодаря колледжу, очень многому в свое время научил Мастер, но эльф считал, что повторение основ еще никому не мешало. Пока учеба была теоретической – без магии много не попрактикуешь. Я слушала, повторяла, запоминала, но к интересующим вопросам так и не перешла. Что раньше казалось сверх важным, сейчас потеряло всякий смысл. Зачем мне знать как вернуть человечность, если я никому не захочу ее подарить? Куда лучше овладеть абсолютными заклинаниями и телепортацией.

Когда спросила эльфа почему мои раны заживают, тот ответил, что скорее всего это побочный эффект от того способа, каким вернул меня Мастер. Временно это или навсегда, эльф не знал. Я кровожадно предложила отрубить мизинец на ноге, и посмотреть вырастет ли новый, но остроухий покрутил пальцем у виска. А я пожала плечами. Мизинца было не жалко.

О себе Вельмир говорить не любил. Сказал, что эта планета ему не родная, и поселился тут чтобы найти Мастера. О прошлом не рассказывал, о своем народе тоже. Мне было любопытно – об эльфах я слышала только на лекциях по «этнике», да читала в книгах. Вельмир был первым представителем этой холодной расы, с кем случилось познакомиться лично. На вопрос – все ли эльфы такие мстительные психи, тот оскалился и посоветовал не рисковать и не проверять. И я решила последовать совету.

Той ночью мне приснился Мастер.

Он с закрытыми глазами стоял на выжженной поляне, той самой, где я кричала и выливала энергию. Волосы его трепал ветер, а я подумала, что впервые вижу его простоволосым. Мастер вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на меня - в упор. Я почувствовала взгляд всем телом – как током ударило. В реальности мы находились на огромном расстоянии, но во сне казалось, что протянув руку, можно коснуться его, ощутить тепло тела. Его глаза сузились, ярко полыхнув напоследок, а потом потухли – только злость осталась. Как сквозь шелест ветра я услышала его голос.

- Где ты? – Он стоял наклонившись вперед, руки были сжаты в кулаки так, что костяшки побелели.

Ответить не решилась. Да и как говорить во сне?

- Я спросил где ты, черт возьми? Отвечай! – Он сорвался на крик, брови сошлись на переносице, а глаза разгорались бешенством.

Подумалось, что привычная маска равнодушия наконец слетела с него – только мне от этого было не холодно и не жарко.