Зороастр - Эберс Георг Мориц - Страница 71

— Зороастр! — громко воскликнула Негушта.

Он снова приблизился к ней. Она обвила руками его шею и поцеловала его с каким-то отчаянием, потом тихо отстранила. И когда он ушел, она еще долго оставалась у балюстрады.

II

В комнате Даниила свет луны падал на мраморный пол; еврейская бронзовая лампада с семью рожками разливала вокруг нежное и мягкое пламя, освещавшее свиток, развернутый на коленях старца. Брови Даниила были сдвинуты, и морщины на его лице казались еще глубже от оттенявшего их света. Он сидел, опираясь на подушки и закутавшись в свой широкий пурпурный плащ, густо опушенный мехом и стянутый у самой его бороды, потому жизненная теплота уже покидала его тело.

Зороастр приподнял тяжелую ковровую занавесь, висевшую над низкою квадратною дверью, вошел и преклонился. Даниил зорко взглянул на него, и что-то похожее на улыбку мелькнуло в его суровых чертах. Зороастр держал шлем в руке, и светлые волосы окружали лицо, словно сиянием, ниспадая до плеч и сливаясь с шелковистою бородой, спускавшейся на латы. Его темно-синие глаза встретили взор учителя.

— Привет тебе, живи вовеки, избранник Божий!

Я принес необычайно важные вести. Если тебе угодно, я теперь же сообщу их тебе, если же нет, я приду в другое время.

— Сядь по правую руку мою, Зороастр, и скажи мне то, что имеешь сказать. Разве ты не возлюбленный сын мой, ниспосланный мне Господом в утешение моей старости?

— Я служитель твой и служитель твоего дома, отец мой, — ответил Зороастр, садясь на резной стул, в некотором отдалении от старца.

— Говори, сын мой, с какими вестями пришел ты.

— Из Суз прибыл гонец с письмами и вестями. Семеро князей умертвили Смердиза в его дворце и избрали царем Дария, сына Гуштаспа.

— Хвала Господу, избравшему справедливого человека! — воскликнул Даниил. — Таким образом, зло породит добро и кровопролитие приведет к спасению.

— Да будет по слову твоему, учитель! — отвечал Зороастр. — Кроме того, пишут, что Дарий, — да продлятся дни его вовеки, — прочно утвердился на престоле мидян и персов. Я получил письма, написанные рукой того же гонца и скрепленные печатью великого царя, в которых мне дается повеление немедленно привезти в Сузы родственников Иоакима, бывшего царя Иудеи, так как царь хочет оказать им подобающие почести; но какие собственно почести он намерен оказать им, этого я не знаю.

— Что ты говоришь?! — спросил Даниил, внезапно поднявшись с подушек и устремив свои темные глаза на Зороастра. — Неужели царь отнимет у меня детей, услаждающих мою старость? Разве ты не сын мой? И разве Негушта не дочь моя? Зачем хочет он отнять вас у меня?

— Пусть господин мой не смущается! — сказал горячо Зороастр. — Это только на некоторое время, на несколько недель. Твои родственники снова вернутся к тебе и я вместе с ними.

— На некоторое время, на несколько недель! Что значит для тебя «некоторое время», дитя, или какая-нибудь неделя? Но я стар. Если ты возьмешь у меня мою дочь Негушту то, быть может, я не успею уже снова ее увидеть. Мне же почти минуло сто лет.

— Однако, если такова воля царя, я должен исполнить ее, — ответил Зороастр, — но я клянусь, что с молодою царевной не приключится ничего худого! Видишь, я поклялся; пусть же господин мой больше не смущается!

Но Даниил скорбно склонил голову и не отвечал. Он хорошо знал персидский двор; он знал, что раз они попадут в вихрь и водоворот его жизни, полной волнений и козней, то не вернутся уже в Экбатану, а если и вернутся, то совсем уже не теми.

Зороастр стал воином в силу обстоятельств, но было два предмета, стоявшие в его глазах гораздо выше военного поприща.

С самой ранней юности он был воспитанником Даниила, учившего его таинственной науке, которой старец был так много обязан своим необычайным успехом на службе ассирийских и персидских монархов. Достигнуть аскетической жизнью созерцательного усвоения знания, понимания естественных законов, неуловимых для одних внешних чувств, — вот какие задачи ставил Даниил своему ученику.

Год за годом жил юный перс в пышной обстановке двора, отличаемый перед всеми своими сверстниками за храбрость, честность, но больше всего, пожалуй, выделялся он тем, что не искал общества женщин и никогда ни одной женщины не любил. Он был любимцем Кира, и даже Камбиз, погрязший в гнусных пороках и окруженный льстецами и жрецами-магами, признал достоинства молодого князя и, догадываясь уже в то время о замыслах своего брата Смердиза овладеть троном, возвел Зороастра в звание правителя Экбатаны, дав вместе с тем разрешение Даниилу построить высокую башню в этой старинной крепости.

Здесь, в уединении царского дворца, старец отдался всецело созерцанию предметов, занимавших в течение всей жизни его досуг, а в свободные часы, остававшиеся у Зороастра от исполнения его обязанностей, Даниил старался довести ум воина-философа до совершенной и конечной степени развития. Проводя все свое время в башне, за исключением тех редких промежутков, когда он приказывал снести себя в сад, пророк почти не знал, что делается в нижних покоях дворца, а потому удивлялся порою, видя, что внимание его ученика отвлечено чем-то посторонним и что в речах своих он начинает проявлять интерес к своему будущему и к переменам, могущим произойти в его дальнейшей судьбе.

Но старец не знал о переменах в жизни Зороастра, на глазах которого росла Негушта. Двадцатилетним юношей он качал ее на коленях, позднее учил ее и играл с нею, и на его глазах она превратилась в стройную девушку, гордую и величественную, царившую над подругами своих игр. Наконец, шестнадцатый год ее жизни принес ей ранний расцвет южной женственности. В один из дней Зороастр, играя с ней в летний день среди розовых кустов, почувствовал вдруг, как сердце его трепещет и замирает, как щеки его то вспыхивают, то холодеют от звука голоса Негушты, от прикосновения ее руки.

Он, так хорошо знавший людей, так долго живший при дворе и хладнокровно изучавший каждую ступень человеческой природы, там, где эта разнузданная человеческая природа вечно управляет минутой, он понял, какое чувство овладело им, и при этом ощутил острый удар, пронзивший его насквозь, поразивший и тело, и сердце, и душу, и обративший в ничто его гордыню. Целыми днями бродил он одиноко под пениями и рододендронами, сокрушаясь о могучем здании философии, которое он себе воздвигнул, порога которого ни одна женщина никогда не должна была переступить и которое в один день рука женщины и взор женщины разбили в дребезги. Ему казалось, что вся жизнь его загублена и уничтожена, что он сделался точь в точь таким же, как и все другие, что его доля — любить и терзаться сердцем из-за ласкового слова девушки. Он не хотел больше встречаться с смуглолицею царевной, но раз вечером, когда он стоял один на садовой террасе, Негушта подошла к нему, и они, взглянув в глаза друг другу, увидали в них новый свет.

Но ни он, ни она не осмелились сказать ничего старцу. Зороастр догадывался, как мучительна будет для сына Израиля мысль о браке дочери его народа и иудейской царевны с человеком, который, несмотря на свое знатное происхождение, был все же чужеземцем. Отдавшись изучению философии Даниила и знаний, приобретенных у халдеев, Зороастр, тем не менее, сохранял свой независимый образ мыслей. Он не был служителем израильского Бога и никогда бы не сделался таковым, но, в то же время, не был ни идолопоклонником, ни магом, ни последователем Гоматы, полуиндийского брамина, пытавшегося выдать себя за Смердиза, сына царя Кира.

Любой из этих причин было уже достаточно, чтобы вызвать серьезные препятствия к браку Зороастра с Негуштой. Вместе же они казались непреодолимыми. Среди смут и анархии, господствовавшей в течение семимесячного царствования Лжесмердиза, было бы безумием жениться, ожидая повышения и поощрения от милостей самозванца. С другой стороны, и Негушта не могла выйти замуж и сохранить положение иудейской царевны без согласия Даниила, своего опекуна, влияние которого в Мидии не имело пределов и было весьма значительно при дворе. Все это побуждало Зороастра скрывать свою любовь и надеяться на будущее. Тем временем он и царевна ежедневно видались публично, а пост начальника крепости давал Зороастру возможность часто встречать Негушту в уединении садов, тщательно охранявшихся и предоставленных в исключительное пользование Негушты и ее свиты.