Что осталось за кадром - Патни Мэри Джо - Страница 12

– У нее волосы рыжие, как у матери, – хмуро заметил Уильям.

– Не такие рыжие, – возразила его жена. – И не так уж она похожа на Клементину. Маленькая худышка. Интересно, кто был ее отец?

Глаза девочки наполнились слезами, и она сильнее прижала к груди медвежонка. Если бы кто-то из них проявил хоть немножко сочувствия, то навсегда бы завоевал ее сердце, но все, что она получила, было краткое:

– Пойдем… девочка. Мы отвезем тебя домой. – Вирджиния посмотрела на мужа: – Я не могу называть ее этим нелепым именем[1], которым мать наградила ее.

И она не называла. Пока Рейн жила с родителями матери, она была для них «ты» или «она». Девочка тяжело привыкала к новой жизни и, засыпая, часто плакала.

Став постарше, Рейн научилась уважать бабушку и деда за их справедливость. Они мирились с ее существованием, так же как и она с их присутствием в своей жизни. Но они отличались терпением. Она была всегда сыта и хорошо одета, ее физически не наказывали, даже в старших классах, когда она вдруг стала непослушной. И к счастью, ее отдали в местную квакерскую школу, где она получила хорошее образование, понятие о правилах морали, которые, как считали старики, были необходимы ей.

Среди одноклассниц Рейн встретила девушек, которые стали для нее настоящей семьей. Она проводила большую часть свободного времени с Вэл, Кейт, Рейчел и Лорел. Постепенно она научилась играть, смеяться с подружками и шушукалась с Джулией Корси, невозмутимой мамой Кейт, когда ей нужен был женский совет.

Как и Клементина, она сразу же уехала, как только стала постарше. Ее родные, несомненно, отнеслись к этому с одобрением. Она сообщила им новый адрес и телефон, чтобы они могли в любое время позвонить ей, но они не звонили. И даже не послали поздравление, когда она вышла замуж.

Рейн видела их один-единственный раз спустя год после своего переезда в Калифорнию. Она приезжала в Балтимор на вторую свадьбу Кейт и, сделав над собой усилие, навестила стариков. Они встретили ее с удивлением и без особой радости. Посидев полчаса, она ушла, недоумевая, зачем вообще приезжала.

Уже вечерело, когда машина остановилась перед главным медицинским центром Балтимора. Корпуса размещались посреди деревьев и холмов. Рейни хорошо помнила это место. Она частенько бывала в травмпункте, когда умудрялась упасть с дерева или разбивала в кровь коленки. Она была сущим наказанием для бабушки и деда, которые мечтали о спокойной старости.

Госпиталь представлял собой запутанный лабиринт, но Рейн сумела найти дорогу в палату деда, совершив всего лишь несколько ошибочных поворотов. Она задержалась на секунду перед дверьми. Уильям Марло лежал неподвижно, как восковая кукла. Только сигналы монитора свидетельствовали о теплящейся в нем жизни. Вирджиния сидела рядом, закрыв глаза и устало опустив вниз лицо, но спина ее по-прежнему оставалась деревянно прямой.

Как могли Вирджиния и Уильям произвести на свет дочь, такую живую и яркую, как Клементина? Однажды в ненастный дождливый день Рейн, которой тогда было всего лишь одиннадцать лет, забралась на чердак. И нашла там старую фотографию ее матери, поющей в церковном хоре подростков. И хотя на Клементине была хоровая роба, рыжие волосы и чувственные формы делали ее более похожей на грешницу, чем на святую. Рейн взяла фото и спрятала в ящик. Оно так там и лежит.

– Ба? – тихо позвала она.

Открыв глаза, Вирджиния удивленно произнесла:

– Что ты здесь делаешь?

– Моя подруга Вэл Ковингтон позвонила, когда услышала о том, что случилось. – Рейни изучала худое лицо деда, почти такое же белое, как подушка. Даже во сне оно хранило выражение непреклонности. – Как он?

Вирджиния пожала плечами:

– Пока ив. – Спокойный тон не соответствовал ее отчаянию.

Рейн ощутила неожиданный прилив сочувствия. Отношения между дедом и бабушкой были настолько их личным делом, что она лишь могла догадываться, что их союз держался на общей собственности и силе привычки. Но сейчас в глазах Вирджинии светилось подлинное горе.

– Он понимает, где находится?

– Думаю, он знает, что я здесь, но не больше. – Вирджиния сжала руки с нехарактерной для нее нервозностью.

– Давай спустимся в кафетерий. Я только что прилетела и хочу перекусить, и бьюсь об заклад, у тебя во рту не было маковой росинки с той минуты, как все это случилось, – предложила Рейн.

Вирджиния взглянула на мужа, готовая возразить. Затем, тяжело вздохнув, произнесла:

– Похоже, ты права. Я должна беречь силы.

Она встала, ростом чуть выше, чем ее внучка. Они вместе вышли из палаты и спустились в холл. Разнеслась весть, что приехала Рейн Марло, и стайка сестер собралась у регистратуры, но никто не подходил и не просил автографа. Рейни была благодарна им за проявленный такт.

Все, что она могла съесть, – овощной суп и крекеры, но она была рада, что бабушка взяла полную тарелку мяса и картофельного пюре. Вирджиния выглядела слишком худой. Хотя они никогда не были близки, их отношения были менее натянутыми, чем между Рейн и дедом. И, видя Вирджинию такой подавленной, Рейн неожиданно захотелось защитить ее.

Вирджиния закончила есть и отодвинула тарелку, оставив половину еды. И тогда Рейн спросила:

– Что все-таки произошло? И что говорят доктора? Губы Вирджинии задрожали.

– Он ехал играть в гольф, когда в его машину врезался пьяный водитель. В девять часов утра!

– Травмы тяжелые?

– У него рваные раны и переломы, коллапс легких и повреждение головы.

– Повреждение головы серьезное?

– Сотрясение мозга. Не очень сильное. – Руки Вирджинии сжали чашку с чаем. – Но когда они сделали ему компьютерную томограмму, то обнаружили неоперабельную аневризму, которая может разорваться в любой момент.

– Я… понимаю. Но с аневризмой живут долгое время. Ведь так? Может быть, даже годы?

– Доктор Уильяма, кажется, убежден, что в данном случае на это вряд ли стоит рассчитывать. Он предупредил, что я должна быть готова к худшему.

Рейн нахмурилась. Не стоит доктору давать необоснованную надежду, но нельзя и выносить пациенту смертный приговор. Жизнь непредсказуема, и надо всегда верить в лучшее.

– Ты консультировалась с кем-нибудь еще?

– Не было времени думать о таких вещах.

Рейн подумала о своем друге, хирурге в Нью-Йорке. Он многим обязан ей.

– Не возражаешь, если я позвоню своему знакомому нейрохирургу?

Вирджиния пожала плечами, не соглашаясь и не отказывая.

– Тогда я позвоню ему.

– Я слышала, ты развелась со своим знаменитым мужем? Рейн вздрогнула.

– Да. Но по обоюдному согласию, так что никакой скандальной прессы не предвидится.

– Актерам в Голливуде не следует позволять жениться. Особенно друг на друге. Пьянство, наркотики, оргии. – Вирджиния хмуро покачала головой. – Хотя, я думаю, ты к этому привыкла.

Рейн едва сдержалась, чтобы не вспылить. – Кензи – англичанин, и они более сдержанные, чем американские суперзвезды. Никто из нас не употреблял наркотиков и не пил больше, чем принято. Однажды на вечеринке я столкнулась с тем, что можно было бы назвать оргией. Я ушла. – Что касается этого вопроса, она не стала бы ручаться за Кензи, хотя, как она могла предположить, оргии – не его стихия. – Мы люди, не стереотипы.

– Без наркотиков? – переспросила бабушка с явным недоверием.

– Моя мать умерла от передозировки. Если я что себе и позволяла, то изредка покурить марихуану, не более.

– Если это правда, ты молодчина. – Вирджиния допила чай и отставила чашку. – Мне нужно вернуться к Уильяму.

– Чем я могу помочь тебе, ба? Вирджиния снова пожала плечами:

– Мы вполне обходились без тебя. И сейчас нам ничего не нужно.

Ощутив острую боль – смесь сострадания и обиды, Рейн не смогла сдержаться:

– Почему вы так не любили меня? Я всегда старалась не быть вам обузой. Вести… вести себя так, чтобы вы могли гордиться моими успехами в школе. Но что бы я ни делала, я всегда ощущала, что вы тяготитесь моим присутствием. Может быть, из-за того, что вы думали, грехи матери падут на се чадо?