Кирпичи 2.0 - Сугралинов Данияр - Страница 14

Меня никто не звал, но я узнал, что с ними пойдет Инка, которая мне очень нравилась. И я, снедаемый ревностью, любопытством, предвкушением чего-то нового, взрослого, напросился, и меня взяли.

Тема встречи для меня была неожиданной: ребята собрались, чтобы поделиться на пары! То есть реально, кто будет с кем гулять, а значит, и целоваться, и, может, даже заниматься совсем уж взрослыми делами! Конечно, я оказался лишним и без пары. Инка досталась другому Сереге, который был троечником, зато хорошо дрался, не боялся даже старшеклассников и уже курил. Впрочем, тогда я увидел, что курят все ребята и, что меня особенно поразило и взволновало, даже девочки. Те самые девочки, которых я привык видеть с первого класса в школьной форме, с бантами, ранцами и портфелями, сейчас сидели на корточках на лавочке, бесстыдно засвечивая ноги, курили и целовались со своими парнями!

Еще вчера я с дворовыми ребятами играл в футбол, менялся наклейками и картриджами, вечером смотрел какие-то боевики из видеопроката, был обычным ребенком с обычными детскими интересами, а сегодня – вот она, взрослая жизнь во всей красе! Кто-то предложил мне выпить водки, налив ее в единственный пластиковый стакан, ходивший по кругу. Ожидая, что меня выгонят или поднимут на смех, я все же отказался. У меня был дядя-алкоголик и к водке – стойкое предубеждение, на грани со страхом стать алкоголиком или таким же животным, каким становился дядя.

Но никто не засмеялся. Максим, лучший футболист класса, понимающе кивнул, сказав: «Боишься, предки запалят?» – и протянул стакан другому. Водку ребята запивали кислотно-цветастым пойлом – разведенным в воде порошком. Слоган у него был еще такой навязчивый: «Просто добавь воды!»

А от сигареты я не отказался. Мой отец курил, и к курению у меня было спокойное отношение. Да, я знал, что это вредно, но особо в это не верил: если оно вредно, тогда почему папа с таким наслаждением закуривал? Я взял сигарету, долго неумело ее раскуривал, наконец затянулся.

Вкус дыма показался мне отвратительным. Я, как и каждый начинающий курильщик, поперхнулся, закашлялся, но терпеливо, под насмешливыми взглядами ребят, выкурил сигарету полностью. Потом встал, чтобы затоптать окурок, как делали настоящие курильщики, но пошатнулся от головокружения. Меня чуть не стошнило. Ничего хорошего в курении я тогда не нашел и весь путь домой постоянно сплевывал, пытаясь избавиться от гадкого привкуса во рту.

Помню, как вернулся домой и сразу пошел в ванную, чтобы вымыть руки, умыться и почистить зубы: не хотел расстраивать родителей своим курением. Поужинав, взялся за книгу. Но мне не читалось, строки плыли, и я пошел купаться.

Тогда для меня это была целая церемония. Я брал с собой магнитофон с записанными собственноручно сборниками любимых песен, колоду эротических карт – сейчас подобные фотографии публикуются в общедоступной прессе, – запирался, залезал в ванну и, лежа в теплой воде, под любимые композиции Nirvana или R.E.M. мечтал.

В тот вечер не было никаких карт, маминых подружек и телеведущих. Увиденное в парке: пьющие водку одноклассницы с оголенными ляжками и сигаретами во рту – в один момент стало для меня фетишем взрослой жизни со всеми ее ранее недоступными мне атрибутами.

Вторую сигарету я выкурил на следующий день, перед школой: вытащил одну из папиной пачки, оставленной им на балконе. Родители были на работе, поэтому я чувствовал себя вольготно и расхаживал по квартире голым.

И вот в тот момент, когда я закурил, я почувствовал дикое возбуждение. Я смаковал каждую затяжку, не понимая вкуса, но наслаждаясь теми ассоциациями, которые возникали передо мной.

С тех пор на долгие годы сигареты и курение стали ассоциироваться у меня только с приятными чувствами.

К окончанию института я выкуривал пачку в день. С нетерпением ждал окончания пары, чтобы выйти покурить. Курил от скуки, волнения, стрессов, во время подготовки к зачетам, во время зачетов, отпрашиваясь в туалет, после зачетов и экзаменов – с чувством выполненного долга.

Я писал курсовые и рефераты и награждал себя сигареткой после каждой набранной страницы. Изначально я печатал двенадцатым кеглем, к окончанию института это был шестнадцатый – так я мог чаще курить.

Я много курил во время вечеринок, во время просмотра фильмов или чтения книг в особо волнующих моментах, до еды в кафе в ожидании заказа, во время еды между блюдами, после еды. После еды сигарета казалась особенно вкусной.

Я курил по дороге, когда шел к метро, когда выходил из метро, на остановках в ожидании автобуса. Выходя из автобуса, я тоже курил.

Я не любил самолеты, кинотеатры и ходить в гости к некурящим. Я любил поезда, просмотр видео дома и курящих собеседников.

Я курил, когда нервничал и когда отдыхал, курил при любом важном процессе, где надо быть сосредоточенным, и просто чтобы расслабиться.

Я много курил в депрессии, чтобы улучшить настроение, и еще больше – когда был счастлив.

Курение помогало мне знакомиться и налаживать отношения в любом новом коллективе.

На свиданиях один из первых вопросов, который я задавал девушке, – курит ли она. Курильщики на одной волне и быстрее приходят к взаимопониманию. Это факт…

То, что у меня есть проблемы, я осознал после того, как мы с Ирой сходили «развести мосты». Так мы называли белую июньскую ночь, проведенную на набережной Невы в наблюдении за мостами, которые после полуночи на несколько часов разводят, чтобы большие корабли смогли пройти вверх по реке в Ладожское озеро.

В студенчестве это было самым романтичным занятием наряду с пинанием листьев в осеннем лесу и распитием глинтвейна.

Ира училась курсом младше и очень мне нравилась. Мне никак не удавалось познакомиться с ней поближе в силу стеснительности и боязни отказа, но после какой-то вечеринки я набрался храбрости, прилично надрался и пригласил ее «разводить мосты», на что она, приезжая первокурсница, легко согласилась.

Мы сидели на набережной, пили пиво и ждали, когда разведут Дворцовый мост. Я приобнял Иру, она прижалась ко мне, и будущее виделось мне исключительно в радужных тонах.

Было уже за полночь, до разведения оставалось меньше часа, когда я понял, что у меня закончились сигареты. А уже тогда – после, во время и в предвкушении любого события, грустного или веселого, – я тянул руки к зажигалке и сигарете и, если их не находил, впадал в панику и приближался к истерике.

Обнимая Иру, я отставил бутылку с пивом в сторону и свободной рукой потянулся за сигаретами. Открыв пачку, похолодел: та была пуста.

Стоит ли говорить, что развод мостов девушка наблюдала одна, пока я бегал в поисках открытого магазина или ларька.

Она дождалась меня, но была грустна, скучна и холодна. Скинула мою руку с плеча, и остаток ночи мы просидели, общаясь на нейтральные темы, хмуро допивая пиво и в нетерпении ожидая, когда же наконец эти чертовы мосты сведут.

За следующие три года учебы и жизни в одном с Ирой общежитии мы с ней так и не стали… никем – ни друзьями, ни любовниками. Несмотря на все мои попытки.

В первый раз я бросил курить после института. Мне казалось, что молодость закончена, пора становиться серьезнее. Погожим летним деньком я вышел на улицу, торжественно выкурил последнюю сигарету до фильтра, втоптал окурок в асфальт – и все. Бросил.

Почти неделю я был воплощением зла и в номинации «Псих года» однозначно взял бы Гран-при. Я не знал, чем занять себя, свои руки, когда шел по улице, кого-то ждал и тем более выпивал с кем-то, а этот кто-то курил. Мне казалось, что я утратил смысл жизни!

Я ходил с кучей жвачек и леденцов в кармане, дыхание у меня было таким свежим, что леденели и покрывались инеем окна поезда метро, а от постоянного жевания сводило челюсти.

Я чувствовал себя скверно не только потому, что мне постоянно хотелось курить. Не в порядке я был и морально, и физически. Из моих легких лезла какая-то буро-зеленая гадость. Зато мое обоняние стократ улучшилось, и я с седьмого этажа чувствовал, как какая-то тварь в ста метрах от дома курила сигарету, и этот запах, вкусный, чудесный запах табачного дыма, сводил меня с ума.