Легенды грустный плен. Сборник - Бушков Александр Александрович - Страница 124

Наставник повернулся к экрану, и мы увидели, как он покачал головой. Потом услышали:

— Звездолет вернулся позже. Была авария. А мальчик… Он тогда уже вырос.

Нам стало жалко мальчика, который ни разу не погулял со своими ровесниками. Один Сашка сказал:

— Ну и что? Зато ему легче было вернуться в космос.

— Он остался на Земле, — ответил наставник. И мне показалось, что его голос задрожал. Но мне это, наверное, только показалось. Через мгновение наставник добавил: — Ведь что может быть лучше нашей чудесной, чудесной Земли.

— А тот мальчик, — вырвалось у меня, — где он сейчас?

Шторы поползли вверх. Снова стало светло. Наставник стоял за столом, глядя поверх наших голов. И мне показалось… Мне показалось, что наш наставник очень похож на того штурмана, отца мальчика… и на самого мальчика…

Владимир Шитик

На Чаргон? Или нет?..

Тишина не успокаивала. Она звенела в ушах, мешая собраться с мыслями, гнала из уютной комнаты, полнила сердце еще большей тревогой. Хотелось куда-то мчаться, что-то делать, лишь бы вновь обрести душевное равновесие.

Но куда кинешься, куда побежишь, что сделаешь? За дверью — коридор, по обе стороны которого расположены такие же каюты, а в конце — рубка, где половину сферической стены занимают экраны локаторов, телескопов и массдетекторов.

Отчаяние, злость на себя переполняли душу. Кар грохнул кулаком по столу. Твердый пластик ответил на удар — руку словно пронзали тысячи острых иголок. Кар потер кулак и опустился в кресло. Он отдал космосу почти все зрелые годы, из них большую часть был капитаном. Он привык к ответственности и за себя, и за других. Однако никогда еще ему не было так трудно.

Час назад он узнал о мнении экипажа. Девять за, двое против. И это был не тот случай, когда можно было положиться на простую арифметику. Он не знал, кто проголосовал против, — на этот раз каждый принимал решение независимо от остальных и не называя себя, — да если бы и знал, что он мог сделать?.. Ведь прежде чем товарищи высказались, прошли сутки — время достаточное для серьезных размышлений и выводов.

Сигнал был принят вчера утром на аварийной волне, приемники которой по давней традиции никогда не выключались.

Земных звездолетов вблизи быть не могло — по крайней мере, так считали Кар и его товарищи. Сигнал пришел откуда-то из далеких глубин Вселенной. Он был искажен пространством и оттого невыразителен. Кодированное сообщение звучало всего несколько секунд и больше не повторилось. Пеленгаторы не сумели даже засечь направление, откуда он шел.

Просматривая расшифрованное сообщение, большинство членов экипажа согласились в одном: наиболее вероятно, что сигнал могли отправить только с планеты звезды Чаргон, до которой было не менее парсека.

Кар протянул руку к небольшому пульту, вмонтированному в стену, и нажал красную кнопку. В каюте стало темно, лишь на пульте помигивали контрольные индикаторы. Потом засветился небольшой экран. Началась передача…

Начало передачи приемники «Геракла» не захватили, — наверное, она велась узким направленным лучом. На экране сразу возник край какой-то планеты. А через мгновение встревоженный голос скупо констатировал:

— Посадка неизбежна…

Позже у того, последнего, космонавта, видимо, не хватило времени, чтобы послать специальное сообщение — просьбу о помощи. А может, он знал о «Геракле» и просто отправил в пространство часть записи своеобразного дневника, который, фиксируя все, что происходит на корабле, служит своеобразным отчетом.

Планета приближалась. Показались горы. Проплыла серая унылая пустыня, на которой местами виднелись какие-то нагромождения — то ли растительные, то ли каменные. Корабль снижался по спиральной орбите.

Тот же голос снова сказал:

— Никаких следов жизни…

На какое-то время объектив заглянул внутрь корабля, скользнул по приборам. Над пультом светилась надпись: «Дебрал». Название корабля, однако, ничего не говорило людям с «Геракла». Незнакомыми были и два астролетчика, склонившиеся над столом штурмана. Видимо, звездолет стартовал с Земли гораздо позже «Геракла».

Словно между прочим прозвучали слова, которые в первый раз заставили содрогнуться всех, кто видел передачу: «Нас только трое…»

Что произошло с «Дебралом», куда подевались остальные, в какую катастрофу они попали, почему вынуждены садиться на чужую, неизученную планету, запись не сообщала. Космонавтов осталось только трое, но они надеялись, что на этой планете восстановят двигатели корабля, которые почему-то утратили свою мощь.

Еще просматривая передачу в первый раз, Кар спросил инженеров, можно ли отремонтировать двигатели. Они дружно ответили, что на это нужны время и специалисты. Однако неизвестно, остались ли в живых инженеры «Дебрала».

Сейчас Кар попытался смотреть передачу как бы впервые. На какое-то время это ему удалось. Однако где-то подсознательно пульсировала горькая мысль, что «Геракл» бессилен помочь, изменить ход событий…

«Дебрал» сделал посадку. Вокруг лежала все та же серая песчаная равнина, на далеком краю которой в фиолетовых лучах местного светила вырисовывались голые черные горы. День на планете только начинался.

Следующие кадры были сняты уже под вечер. Может, между ними и предыдущими минул день, а может, неделя. Рядом со звездолетом выросли ангар, гараж для вездеходов. Между строениями, окруженными оградой, деловито сновали роботы. Мирная, в общем, картина. Да вот ограда…

Два космонавта стояли возле выхода из ограды и смотрели в сторону гор. Наконец там возник столб пыли. Он двигался к звездолету, и вскоре объектив поймал блестящий корпус вездехода. С обидной лаконичностью кто-то промолвил:

— Клам возвращается.

Потом уже втроем космонавты сидели в салоне корабля. Хмурые, озабоченные, они советовались, не выключив микрофон.

— В горах, как и в пустыне, — ничего интересного. Прекратим поиски.

— Ты геолог. Мы обойдемся без тебя, — сказал самый молодой.

— Вам с Гердом будет трудно, Син, — возразил Клам.

— Меня тревожат нагромождения, — покачал головой тот, кого Клам назвал Сином. — Иногда там чувствуется какое-то движение.

Он сказал это очень неуверенно, а Кар прошептал: «Молодец, блестящая интуиция».

— Я схожу туда, — помолчав, произнес Клам. — Возьми вездеход.

— Это недалеко…

— Рискованно, — нахмурился Син. Клам засмеялся, — нервно, отрывисто, невесело. — Здесь нет жизни!

Син снова покачал головой и с горечью сказал:

— Жаль, что командир погиб.

По экрану забегали волны. Кар знал, что в следующий момент объектив покажет растерянных Сина и Герда среди пустыни, на поверхности которой будут лишь следы от обуви Клама — его самого уже не увидит никто…

Какую-то часть дневника Син не включил в передачу.

В следующих кадрах были те же самые нагромождения. Вблизи они выглядели как-то странно и не хаотично. Кару бросилась в глаза определенная закономерность в их кажущемся беспорядке. Отдельные участки группировались, напоминая огромные тетраэдры. А все вместе, поданное сверху, было похоже на тело какой-то гигантской кристаллической структуры.

Недавняя гибель товарища выбила Герца из равновесия, и он не доверил разведку чужой природы роботу, как того требовали и правила, и логика, а пошел к нагромождениям сам, пешком.

Кар выключил экран. Не было сил смотреть на то, что произошло дальше. Он никак не мог понять, что же все-таки случилось?

…Герд не почувствовал опасности, не обратил внимания на поведение своего механического помощника — робота, который вдруг заколебался, будто выбирая, идти за человеком или отступить. Кар догадался, что робот, снова-таки в нарушение инструкции, был настроен на самоохрану. Но даже если бы и не это — чем бы он помог человеку?

Последняя сцена была жуткой. Смотрел ли Кар на яркий свет лампы, жмурил ли глаза, а перед ним стояло одно и то же.

Герд, который до этого шел спокойно, вдруг начал недоуменно озираться по сторонам. Похоже, что-то его смутило. В своем неуклюжем скафандре он и сам был похож на робота. Потом… Потом фигура его стала светлеть, потеряла выразительность, рельефность, словно на нее наплыл туман.