Солдаты мира - Леонов Борис Андреевич - Страница 25

Декан, конечно, меня не вспомнит. Мало ли «неудов» было выставлено за сочинение. Подумаешь, моряк — золотые якоря. Вот так, может быть, через пяток лет, глядишь, и космонавт объявится — из тех, кто схватил «пару», будучи абитуриентом факультета журналистики. «А я ведь как в воду смотрел, — скажет декан, — ваше призвание — космонавтика. Скажите спасибо, что вовремя остановил вас от неверного шага».

Да что и говорить — мало ли нас, стоявших тогда перед списком отчисленных, как перед приговором, пройдет когда-нибудь мимо заветных ворот, улыбаясь наивности детских лет. Я не знаю, вернусь ли я к тем воротам с чувством десятиклассника, хватающего за хвост уже изрядно общипанную жар-птицу, — не знаю, но сейчас на корабле мне хочется одного — снова набело написать сочинение, из-за которого не попал в МГУ. Так после школьных каникул старательно укладываешь портфель, истосковавшись по учебникам и тетрадям. С каким старанием выводишь первую строчку на чистой, незапятнанной странице! И на душе — солнечный первосентябрьский день, еще не омраченный плохой отметкой в дневнике или придиркой учителя.

Очутиться бы сейчас в строгой тишине университетской аудитории, сесть за стол налегке, без шпаргалок, и написать просто так — на вольную тему. И назвать сочинение, допустим, «Мое море». Да, именно, «мое!». Море настолько большое, что его хватает на всех, и у каждого оно — свое. Но я совершенно убежден: чтобы увидеть море настоящее — его нужно открыть, как новую землю, хоть и парадоксально это звучит. А начал бы я сочинение так:

«Привет вам, всем любящим море! Вам, томящимся в душной очереди у окошка железнодорожной или авиакассы. Вам, терпеливо сидящим в купейных или плацкартных вагонах, вам, бесстрашно взирающим из самолетных иллюминаторов на белоснежье расстеленных внизу облаков. Пункт назначения — море. Через сутки, через час оно встретит синим увлажненным взглядом, дохнет ласковым бризом, обнимет живительной свежестью. И в минуту долгожданного свидания (один раз в году!) человек наконец-то ощутит себя человеком.

В шортах, техасах, в чем мать родила — марш, марш к пляжу! Грузчики и кандидаты наук, доярки и балерины, уборщицы и директора — вы все здесь, как перед богом, равны перед морем. Топчаны, шезлонги, зонтики, спасательные пояса и надувные матрасы разбросаны по берегу так, словно потерпел крушение гигантский «Титаник» или того больше — Ноев ковчег. И все-таки, одинаковых, различных только по цвету плавок и оттенкам загара, — это вас выбросило на берег штормовой волной. Из оглушительных цехов и прокуренных кабинетов, из тесноты квартир и суеты улиц.

И «дикари» — цивилизованные потомки Робинзона, всего за рубль обеспечившие себе койкокрышу, и обладатели курортных люксов, вы все здесь солидарны под одним девизом: «Солнце, воздух и вода!»

Едва рассветный луч, как спичкой, чиркнет по шершавому горизонту, вы уже стоите шумным биваком на прохладной, отсыревшей за ночь и потому кажущейся драгоценными камнями гальке. А если пляж песчаный, то его так ведь и называют «Золотые пески», «Золотые дюны» — не иначе! Вода такой прозрачной голубизны, что можно подумать, эту огромную чашу, оправленную в берега, как в малахит, наполнили самого лучшего сорта шампанским. Нырни, открой глаза и увидишь искрящийся след.

А впереди двадцать четыре отпускных рабочих дня, как все двадцать четыре удовольствия. И можно бездумно лежать на песке, внимая шумным вздохам прибоя. Вечная песня моря, колыбельная, которую оно поет человечеству, прибежавшему на берег не то что своего детства — своего младенчества. Все живое вышло из моря. И значит, море — мать всему земному. Не отголоски ли древней, как мир, песни доносятся до нас в раскатах волн? Но что мы теперь понимаем в величавых, размеренных ритмах. Мы забыли родной язык.

Но вот мириадами невидимых стрел но груди, по спине ударило полдневное солнце. Прекрасная казнь, на которую люди идут добровольно. Бледнолицый толстяк с канцелярским животиком через час-другой покроется испариной. Но солнце! Юная модница, слинявшая уже третьей кожей, упорно добивается колера малийских дам. Но воздух! С живота — на спину, со спины — на живот, как ставрида на сковородке. Но вода!

В прибрежных водах завистливые на ультрафиолет уже мечутся, подобно рыбам в тесном аквариуме. Ихтиандры в масках, как хвостами, бьют ластами по воде, подражая неуловимым рыбам. Хорошо, что здесь нет акул — ведь они могли бы и ошибиться. Как угорелые пляшут яркие буи, ограждающие буйную ярмарку отпускников. Дальше нельзя — там другая вода, там — глубина. Берег смеется, берег хохочет, берег визжит от радости и восторга. А моря ужо но слышно.

Обладатели транзисторов, как спиннингами, ловят антеннами разноперую музыку в волнах эфира. Расторопный торгаш не успевает менять шампуры — над берегом плывет сизый дым шашлыка. И журча наполняет стаканы горьковатый квасок молодого вина.

Привет вам, любители моря, нашедшие на его берегу все двадцать четыре удовольствия!

Раскаленное солнце шипя погружается в волны. Схлынул в город людской говорливый поток. Белым вороньем над недавним пристанищем «дикарей» кружат, промышляя на ужин, чайки. На пляже дворники по штату не положены. И чайки будут наведываться сюда до тех пор, пока разгневанный шторм но вымоет берег до каждого камушка, до каждой песчинки.

А пока берег такой, каким его оставили любители моря. И море, большое море — смотрите, каким оно стало маленьким. Под неоновым светом луны море сейчас похоже на медузу, выброшенную на песок.

Да, таким море выглядит с берега в отпускную, безмятежную ночь. Может быть, и но таким — не спорю, ведь у каждого море свое. Но когда курортный городок сомкнет усталые веки, — спите сладко, отпускники! — с темной скалистой гряды ночь рассекут пограничные прожекторы. Голубые мечи ударят по воде, по буям, погруженным в дремь. Помните, эти красные шары ограждали дневную ярмарку — там за ними другое море, другая глубина. Там — мое море. Я хочу вам о нем рассказать.

Это море начинается не с золотого пляжа, не с кружевной бахромы прибоя. Это море начинается с флага. И не голосом вахтенного офицера — голосом пробудившихся волн по утрам звучит над всеми четырьмя флотами:

— На флаг, смирно!

Смирно, Краснознаменный Тихоокеанский! Смирно, Краснознаменный Северный! Смирно, дважды Краснознаменный Балтийский! Смирно, Краснознаменный Черноморский! Четыре флота — четыре части света… И как снежные взрывы взметнулись чайки — над таежными сопками Приморья, над льдистыми скалами Заполярья, над сосновыми дюнами Балтики, над солнечным взгорьем Севастополя.

— Флаг поднять!

Белый, как облако; с синей каймой, словно только что коснулся моря; с красной звездой, серпом и молотом — медленно, солнцу вослед поднимается на гафеле Военно-морской флаг.

— С добрым утром, море!

Вздохнет пробужденно, взовьется гребном волна и прильнет к родному стальному борту. А наверху, на палубе вдоль лееров, как по нитке, бушлат к бушлату, плечо к плечу, даже черные ленты переплелись в один крепчайший узел, лицом у флага стоят мои друзья.

— С добрым утром, флот!

Струится, отщелкивает на ветру бело-синий флаг. Над широкой, как бронированная площадь, палубой крейсера, над узкой и скользкой, как спина гигантской акулы, палубой подлодки. Сизые капельки росы на броне, и в каждой — по маленькому солнцу.

Так начинается утро на рейде. Но вот дробот матросских каблуков прокатился по трапам, словно тысячная колонна, как по асфальту, пробежала куда-то вдаль по морю, металлический голос в динамике произнес что-то спокойное, но приказное. Грозно шевельнулись орудийные башни, задрались хищные клювы ракет… Боевая тревога!

И хмурится море, свинцевеют волны, вытянулся, каждой ниткой напрягся флаг.

Впрочем, теперь море — не волны, нет, и не бурун за кормой. Теперь море — это корабли. А корабли — это не стальные махины, нет. Это мы, матросы, обычные ребята. Такие, как Афанасьев, с борцовскими плечами, такие, как Валерий, с тонкими руками гармониста. А корабль — что он без нас? Это нашими руками приведены в действие двигатели, это нашими глазами из края в край обшаривается горизонт, это нашими ушами прослушивается каждый шорох. Мы — душа корабля. А остальные переборки и орудийные стволы — это все равно что кольчуга и меч.