Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола - Пастуро Мишель - Страница 5

А сколько было проиграно битв и в этой, и в других войнах лишь потому, что рыцари не начинали боевых действий, пока противная сторона полностью не подготовит своего войска! Это уже граничит с глупостью! – скажет иной читатель. Возможно, он будет прав. Но ведь делалось все во имя идеи!..

Нам неизвестно, кто был первым рыцарем; легенды называют таковым короля Артура, Карла Мартелла или Карла Великого, причем оба последних часто смешиваются между собой. Но зато мы прекрасно знаем, кто завершил эту плеяду и прославил ее в то время, когда рыцарство уже исчезало. Это славный Пьер дю Терай Баяр, «рыцарь без страха и упрека», как окрестило его потомство, подлинный хранитель древних заветов, верно и преданно служивший трем королям – Карлу VIII, Людовику XII и Франциску I. Он родился в 1476 году, начал службу пажом и был возведен в рыцари за подвиг прямо на поле боя. Подвигам его, впрочем, нет числа. Главные из них: защита моста при Гарильяно, который он оборонял один против двухсот конных врагов (1503), и бесстрашное поведение в битве при Мариньяно (1515), вследствие чего Франциск I пожелал получить посвящение в рыцари только из его рук. Широко известные героизм, бескорыстие и благородство Баяра заставили уважать его даже врагов: он дважды попадал в плен, но оба раза немедленно отпускался без выкупа. Дело неслыханное в то время! Получив в последнем для него бою смертельную рану, Баяр умер стоя, прислонясь к дереву и обратив лицо к врагам (1524).

Так рыцарская идея показала себя более жизненной, чем тот социальный слой, который ее создал. И поэтому, несмотря на все ее нарушения и сбои, она сохранилась как эталон; и когда мы сегодня говорим: «Этот человек – подлинный рыцарь!», – то хотим подчеркнуть его благородство, порядочность, честность, верность слову. И еще – его особую деликатность, такт, возвышенное отношение к женщине. Впрочем, проблема «рыцарь и дама» требует особого разговора.

На ранних этапах Средневековья этой проблемы не существовало, поскольку «рыцарь» только нарождался, а «дама», как предмет его поклонения, и вовсе отсутствовала. В лучшем случае упоминалась супруга или невеста, как правило, довольно невыразительная и безгласная. Таковы мимоходом возникающая Ода, нареченная Роланда, которая появляется только для того, чтобы умереть, узнав о смерти героя, или кроткая христианка Берта, ничем не проявившая себя супруга Жирара Русийонского. Характерно, что в ранних жестах отсутствует не только преклонение перед женщиной, но и элементарное уважение к ней. «Если женщина тебе противоречит или лжет, – поучает одна из подобных жест, – поднимай кулак и бей ее прямо в голову». Как далеко отсюда до будущего «служения даме»! Герой жесты последовал совету. Когда жена стала укорять его за измену, он так ударил ее кулаком в переносицу, что «…брызнула у нее из носа алая кровь…». Подобные сентенции весьма характерны, поскольку до XII века жизнь женщины в семье (пусть рыцаря, пусть барона или князя) оставалась безрадостной и бесправной: лишенную возможности следовать своему чувству, ее отдавали мужу как атрибут земельного владения, а после замужества она обрекалась на жизнь затворницы. Впрочем, жена-рабыня вскоре с лихвой отплатила своему постылому супругу.

Хронологической гранью перелома стали Крестовые походы. Уже в первом из них, в конце XI века, многих князей и рыцарей сопровождали жены, дочери, сестры. В чужой земле, в сложных условиях, эти женщины, которым пришлось испытать все невзгоды, выпадавшие на долю мужчин, оказывали воинам серьезную помощь и в сражениях, и в осадном сидении. Это сильно подняло позиции слабого пола и придало романтическую окрашенность всему движению. Характерно, что во Второй поход (1147– 1149) отправились уже не только знатные дамы, но и все их пажи, менестрели и портные. Рассматривая поход как некую увлекательную поездку, дамы стремились обставить ее как можно лучше и показать себя Востоку во всей красе своей утонченности и своих нарядов. Даже на поле брани появились отряды амазонок, а их предводительница в золоченых рыцарских сапогах, прозванная «дамой с золотыми ножками», вызывала шоку зачарованных мусульман. Что же касается жен властителей вновь образованных государств крестоносцев, то некоторые из них не только стали вмешиваться в большую политику, но даже перещеголяли здесь мужчин. Таковы, к примеру, королевы Иерусалимские Мелисанда и Сибилла, коих по праву можно было бы назвать «делательницами королей».

Но особенно прославилась на Востоке властительница более высокого ранга, супруга французского короля Людовика VII Алиенора Аквитанская, неоднократно упоминаемая Пастуро. Блистая нарядами и красотой, она еще на пути через Византию пленила императора Мануила, вызвав тем самым нежелательную задержку. Самая же пикантная история произошла во время стоянки в Антиохии. Князь Антиохийский, Раймунд де Пуатье, слыл рыцарем любезным и падким на слабый пол; при его дворе постоянно проживало множество дам. Естественно, Алиенора, приходившаяся племянницей князю, отнюдь не портила этого букета. Ежедневные пиры и пышные празднества заставили крестоносцев быстро забыть о цели своего похода. Но его организатор, король Людовик, смотрел на дело иначе. Крайне возмущенный поведением Алиеноры и как государь, и как муж, Людовик вынужден был похитить собственную жену и ночью тайно увезти из Антиохии. Легкомыслие Алиеноры вводило в соблазн не только христиан: история упоминает о некоем молодом турке, ради которого любвеобильная королева собиралась оставить мужа.

Так или иначе, но Людовик не смог забыть своего позора и по возвращении во Францию развелся с Алиенорой, хотя и понимал, что это приведет к тяжелым политическим последствиям. Действительно, в результате этого шага обширное герцогство Аквитанское ушло из его рук и досталось его сопернику, английскому королю Генриху II, за которого вскоре и вышла Алиенора. И это стало для Франции самым плачевным результатом Крестового похода. Что же касается Востока, то там европейским красоткам долго порезвиться не удалось. После падения Иерусалима (1187), вновь попавшего в руки мусульман, те из них, кто не погиб во время резни, угодили в гаремы. Характерно, что в следующий, Третий поход милые дамы уже не отправились. Но имидж и линия поведения запомнились и рикошетом отдались на Западе, где юридическое положение женщины сильно изменилось: получив право управлять владениями мужа и принимать ленную присягу, она впервые громко заявила о себе и вышла из векового мрака затворничества.

Крестовые походы в не меньшей мере отразились и на менталитете мужчин, внеся в рыцарскую идею значительные коррективы. Знакомство с Византией и мусульманскими странами впервые открыло рыцарю глаза на необъятный мир, во многом несхожий с тем, в котором он жил. Еще ощутимые следы эстетики античности смешались здесь с роскошью восточной фантазии, с чувственностью и изнеженностью нравов мусульман. Дикой и узкой должна была показаться европейскому феодалу его прежняя уединенная жизнь в замке. Под ярким южным небом, среди сказочной природы, где наряду с опасностью рыцарь находил небывало богатую добычу, вероятно, впервые в жизни в душу его запала страсть к наслаждениям. Но страсть эта тут же натолкнулась на непреодолимое препятствие: запреты католической церкви. Церковь еще задолго до того, как рыцарь познал новый мир, наложила вето на все его– сексуальные инстинкты и чувственные радости, направив дух рыцаря исключительно к Богу и Вере. Произошло столкновение двух этих устремлений, давшее как бы частичный и временный синтез; его подсказал и направил культ Девы Марии, как раз в это время пришедший из Византии. Поклонение Богородице, идеальной женщине, не могло не увлечь рыцаря – в этом западная церковь не ошиблась. И все же это выглядело слишком абстрактно. Идеал небесный требовал подкрепления живым образом, а живой имелся тут же, под боком. Два противоположных стремления, переплетаясь в душе рыцаря и не находя естественного выхода именно в силу своей противоположности, разрешились компромиссом, на первый взгляд совершенно искусственным и нелепым, породив вычурный культ той, которой рыцарь еще так недавно пренебрегал, – культ женщины.