42-я параллель - Пассос Джон Дос - Страница 50

Потом однажды Элинор вернулась домой к самому ужину, и старый конторщик отеля сказал ей, что мисс Паркинс умерла от разрыва сердца, тут же в столовой, за завтраком, не доев своего бифштекса и паштета, и что тело уже перенесено в часовню похоронной фирмы "Эрвинг", и спросил Элинор, не знает ли она родных покойной, которых следовало бы уведомить. Элинор ничего не знала, кроме того, что дела покойной вел Биржевой банк, и еще она слышала о племянницах в Маунд-Сити, но имена их ей были неизвестны. Конторщик очень тревожился, кто заплатит за перенос тела, за доктора и по неоплаченному счету за последнюю неделю, и заявил, что все вещи покойной будут опечатаны и выданы только признанному законом наследнику. Казалось, он считал, что мисс Паркинс умерла со специальной целью досадить администрации отеля.

Элинор поднялась к себе в комнату, заперла дверь, бросилась на постель и поплакала немножко, потому что очень любила мисс Паркинс.

Потом ей пришла в голову мысль, от которой у нее забилось сердце. А вдруг мисс Паркинс завещала ей свое состояние. Разве этого не бывает? Молодые люди, подставляющие стул в церкви, выездные лакеи, вовремя подхватывающие сумочку: именно таким людям завещают свои состояния старые девы, а уж, кажется, она-то была внимательна и мила с покойной и всячески старалась скрасить последние дни старой леди.

И ей уже мерещился заголовок крупными буквами:

СЛУЖАЩАЯ "МАРШАЛЛ ФИЛД" - НАСЛЕДНИЦА МИЛЛИОНОВ.

Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, а наутро пошла к управляющему отелем и предложила свою помощь. Она позвонила мистеру Спотману и отпросилась у него на весь день, сказав, что страшно потрясена кончиной мисс Паркинс. Потом позвонила в банк и говорила с неким мистером Смитом, который вел дела мисс Паркинс. Тот уверил ее, что банк сделает все от него зависящее, чтобы оградить права прямых наследников и лиц, упомянутых в завещании, которое, по его словам, хранилось в сейфе мисс Паркинс, и что, по его мнению, соблюдены все формальности.

Элинор нечего было делать, и она зашла позавтракать к Эвелин, а потом они вместе отправились в театр. Конечно, нехорошо идти в театр, когда ее лучший друг еще не похоронен и лежит в часовне, но она чувствовала что нервы у нее так натянуты и она так взволнована, что ей надо чем-нибудь занять себя, чтобы не думать об этом ужасном ударе. Эвелин была очень нежна, и они почувствовали себя такими же близкими, как и до отъезда Хэтчинсов. Элинор ничего не сказала о своих надеждах.

На похоронах, кроме Элинор, присутствовали горничная отеля, пожилая ирландка, которая всхлипывала и непрестанно крестилась, мистер Смит и мистер Салливен, поверенный родственников из Маунд-Сити. Элинор была во всем черном, и представитель похоронного бюро подошел к ней и сказал:

- Простите меня, мисс, но я не могу удержаться, чтобы не засвидетельствовать вам, как вы хороши, ну словно бермудская лилия.

Все сошло лучше, чем она ожидала, и, выходя из крематория, Элинор, мистер Смит и мистер Салливен, представитель адвокатской фирмы, защищавшей интересы родственников покойной, чувствовали себя превосходно.

Был яркий октябрьский день, и все решили, что нет месяца в году лучше октября и что священник прекрасно прочел заупокойную службу. Мистер Смит предложил Элинор позавтракать вместе с ними, потому что ведь и она упомянута в завещании, и сердце Элинор, казалось, перестало биться, и она потупила глаза и сказала, что она ничего не имеет против.

Они уселись в такси. Мистер Салливен заметил, что приятно уехать с кладбища прочь от этих мрачных мыслей. Завтракали они у Де-Йонга, и Элинор смешила их, рассказывая о беспокойстве администрации отеля и о том переполохе, который она там застала, но, когда ей передали меню, заявила, что не может проглотить ни кусочка. Однако, увидев поданную белугу, она сказала, что возьмет немножко попробовать. А потом оказалось, что от свежего октябрьского ветра и долгой поездки в такси они все проголодались, и Элинор с удовольствием позавтракала и после белуги отведала еще салату "уолдорф", а потом и персиков "мельба".

Мужчины попросили у нее разрешения закурить сигары, а мистер Смит, тоном завзятого повесы, предложил ей выкурить папироску, и она покраснела и заявила, что не курит, и мистер Салливен сказал, что не мог бы относиться с уважением к женщине, которая курит, а мистер Смит возразил, что в Чикаго многие девушки из лучшего общества курят и что, по его мнению, ничего в этом нет дурного, если, конечно, не дымить, подобно фабричной трубе. После завтрака они прошлись пешком до конторы мистера Салливена, и поднялись наверх в лифте, и там расположились в больших кожаных креслах, и мистер Салливен и мистер Смит сделали торжественные лица, и мистер Смит, откашлявшись, начал читать завещание. Элинор сначала ничего не поняла, и мистеру Смиту пришлось объяснить ей, что основная часть капитала в три миллиона долларов оставлена убежищу для падших девиц имени Флоренс Критенден, что каждая из трех племянниц из Маунд-Сити получает по тысяче долларов, а что ей, Элинор Стоддард, завещана прелестная бриллиантовая брошка в виде паровоза, и, если вы, мисс Стоддард, зайдете завтра в любое время в Биржевой банк, - добавил мистер Смит, - я рад буду вручить ее вам.

Элинор разразилась рыданиями.

Они оба были очень милы и тронуты тем, что мисс Стоддард так растрогана вниманием своего покойного друга.

Когда она уходила из конторы, пообещав прийти за брошкой завтра, мистер Салливен говорил дружелюбным тоном:

- Вы, конечно, понимаете, мистер Смит, что я приложу все старания к тому, чтобы изменить завещание в пользу Паркинс из Маунд-Сити.

А мистер Смит не менее дружелюбно отвечал ему:

- Ну конечно, мистер Салливен, только не думаю, чтобы вам это удалось. Это документ бронированный, весь на медных заклепках, мне вы можете поверить, я сам его составлял.

На следующий день в восемь часов Элинор уже была на своем месте у "Маршалл Филд", и там она проработала еще несколько лет. Она получила прибавку и комиссионные, и они с мистером Спотманом очень подружились, но он никогда не пытался ухаживать, и отношения их оставались чисто официальными; это было большим облегчением для Элинор, она столько наслушалась историй о контролерах и заведующих отделами, которые навязывают свое внимание молодым продавщицам, и мистера Эльвуда из мебельного отдела уволили как раз за это, когда обнаружилось, что у маленькой Лиззи Дьюкс скоро будет ребенок, хотя все считали, что виноват в этом, может быть, не один мистер Эльвуд, потому что Лиззи Дьюкс, по-видимому, не была из недотрог; как бы то ни было, Элинор казалось, что ей до самой смерти придется отделывать чужие гостиные и столовые, подбирать портьеры и образцы обивок и обоев, успокаивая возмущенных заказчиц, которым вместо мозаичного тикового столика послали фарфоровую собаку в восточном стиле, или утешая тех, которым не нравился рисунок кретона, даже после того, как они сами его выбрали.

Однажды вечером, вернувшись с работы, она застала у себя Эвелин. Эвелин не плакала, но была смертельно бледна. Она сказала, что уже два дня ничего не ела и не пойдет ли с ней Элинор выпить чаю в "Шерман-хаус" или еще куда-нибудь.

Они зашли в "Одиториум" и, заняв столик, заказали чаю и гренков с корицей, и тут Эвелин объявила, что отказала жениху Дэрну Мак-Артуру и решила не кончать с собой, а взяться за дело.

- Теперь я уж больше никогда никого не полюблю, ни за что, но мне надо чем-нибудь заняться, а ты напрасно тратишь время в своем душном магазине, там тебе никогда не удастся проявить себя, ты попусту тратишь время и силы.

Элинор возразила, что магазин ей ненавистен, но что же ей делать?

- Почему нам не сделать того, о чем мы говорим уже столько лет?.. О, меня так бесит, что ни у кого не хватает духу на что-нибудь интересное и забавное... А я уверена, что если мы сейчас откроем ателье по художественной отделке квартир, то заказов будет уйма. Салли Эмерсон поручит нам отделать свой новый дом, а за нею и другие, чтобы только не отставать от людей... Не думаю, чтобы кто-нибудь по доброй воле стал жить в этих ужасных душных коробках, просто никто не умеет устроиться лучше.