42-я параллель - Пассос Джон Дос - Страница 43

- Дай мне только развернуться... Прежде всего мне надо получить работу в какой-нибудь американской фирме. Я надеюсь, что мистер Оппенгеймер поможет мне. Я сейчас же начну брать уроки французского языка. Это мне даст большие преимущества.

- Чудак ты.

- Неужели ты думала, что я буду бегать за тобой, как собачонка, не зарабатывая собственных денег?.. Ошибаешься... - Он встал и поднял ее на ноги. - Идем спать.

Уорд усердно посещал французскую группу школы Берлица и вместе со стариком Оппенгеймером и его женой осмотрел Нотр-Дам и гробницу Наполеона и Лувр. Аннабел, у которой, по ее словам, музеи вызывали головную боль, целыми днями ходила по магазинам и портным. В Париже оказалось не так уж много американских фирм, и даже с помощью мистера Оппенгеймера, который знал решительно всех, единственное место, которое смог получить Уорд, была служба в парижском издании газеты Гордона Беннета "Нью-Йорк геральд". Обязанности его состояли в том, чтобы ловить приезжих американских дельцов и брать у них интервью о красотах Парижа и о международных отношениях. Он проделывал это с удовольствием, говоря, что это доставляет ему множество ценных связей. Аннабел считала, что все это крайне скучно, и не позволяла ему рассказывать о себе. Каждый вечер она заставляла его облачаться во фрак и сопровождать ее в оперу или другие театры. Он охотно проделывал все это потому, что это была хорошая практика во французском языке.

Она побывала у какого-то светила по женским болезням, который согласился, что в данное время ей никак нельзя иметь ребенка. Необходима была немедленная операция, притом несколько рискованная при такой запущенной беременности. Она ничего не сказала об этом Уорду и прислала ему весточку из частной лечебницы, когда уже все было кончено. Это случилось на самое рождество. Он тотчас же поехал повидать ее. Холодея от ужаса, он слушал подробности происшедшего. Он уже привык к мысли иметь ребенка и думал, что это образумит Аннабел. Она лежала без кровинки в лице, а он, не говоря ни слова, стоял возле ее кровати и крепко сжимал кулаки. Наконец сиделка сказала ему, что он утомляет мадам, и он ушел.

Когда через четыре-пять дней Аннабел вернулась из лечебницы и весело объявила, что чувствует себя превосходно и едет на Ривьеру, он ничего не сказал. Она собиралась в дорогу, уверенная, что поедет и он, но в день ее отъезда в Ниццу он заявил, что остается в Париже. Она пристально поглядела на него и сказала с усмешкой:

- Значит, на все четыре стороны? Так что ли?

- У меня дела, у тебя развлечения, - сказал он.

- Ну что ж, молодой человек, примем к сведению.

Он проводил ее на вокзал и усадил в поезд, дал кондуктору пять франков с просьбой позаботиться о ней и пешком вернулся домой. С него было довольно аромата мускуса и духов.

Париж был лучше Уилмингтона, но Уорду он не нравился. Избыток досуга и обилие зевак за столиками, заставленными едой и напитками, раздражали его. В тот день, когда пришла его брошюра об Ошен-Сити в одном конверте с восторженным письмом полковника Веджвуда, Уорд почувствовал приступ тоски по родине. Дело наконец сдвинулось с мертвой точки, писал полковник, он по крайней мере каждый цент сбереженных, взятых взаймы или выклянченных денег вкладывает в новые заявки. Он даже советовал Уорду прислать малую толику и стать самому пайщиком, теперь, когда он в состоянии рискнуть своим паем с полной гарантией большого барыша, да риск, собственно, и неподходящее слово, потому что дело в шляпе и остается только потрясти дерево, чтобы плоды сами попадали им в рот. Уорд спустился по ступеням конторы "Морган Харджес", где он получил посылку, и вышел на бульвар Османи. Приятно было ощущать в руках плотный переплет брошюры. Он сунул письмо в карман и шел по бульвару. В ушах у него стоял рев гудков и стук копыт и шарканье прохожих, а он время от времени прочитывал по фразе. Черт побери, да он почти готов был вернуться в Ошен-Сити. Красноватый отблеск тусклого солнца согревал зимнюю серость улиц. Откуда-то доносился запах жженого кофе; Уорд вспомнил об ослепительно ярком солнце и ветреных днях родного побережья, о днях, заражавших энергией и надеждой, о Деятельной жизни.

Он условился позавтракать с мистером Оппенгеймером в очень изысканном ресторанчике "Тур д'Аржан", где-то на окраине. Садясь в красноколесное такси, он порадовался тому, что шофер понял его. В конце концов, это путешествие весьма много дает для его образования, оно восполняет те годы колледжа, которых он был лишен. К тому времени как такси подъехало к ресторану, он в третий раз дочитывал брошюру. Сойдя у подъезда и расплачиваясь с шофером, он увидел, что по набережной идет мистер Оппенгеймер и с ним какой-то незнакомый мужчина. На мистере Оппенгеймере было серое пальто и серый котелок того же перламутрового оттенка, что и его седые усы; его спутник, тонконосый и тонколицый, был весь серо-стальной. Разглядев их, Уорд решил, что ему следует в будущем более тщательно обдумывать свой костюм.

Они завтракали долго и с несколькими переменами, хотя серо-стальной, которого звали Мак-Гилл - он был управляющим одного из заводов сталелитейных предприятий "Джонс и Лафлин" в Питтсбурге, - говорил, что желудок его не выносит ничего, кроме отбивной котлеты с картофелем, и пил вместо вина виски с содовой. Мистер Оппенгеймер, видимо, наслаждался пиршеством и по поводу каждого блюда подолгу совещался с метрдотелем.

- Простите меня, джентльмены... Но сегодня я кучу, - сказал он. - И потом, уйдя из-под бдительного надзора жены, я могу позволить себе некоторые вольности в отношении диеты... Жена скрылась в священные пределы примерочной своей лейб-корсетницы, и ей теперь не до меня... Вы, Уорд, еще недостаточно стары, чтобы оценить все прелести хорошего завтрака.

Уорд принял смущенный мальчишеский вид и заявил, что он вполне оценивает достоинства утки.

- Хороший завтрак, - продолжал мистер Оппенгеймер, - это последняя отрада старика.

За сигарами и коньяком "Наполеон", поданным в больших чашеподобных фужерах, Уорд собрался с духом и извлек брошюру об Ошен-Сити, которая в продолжение всего завтрака жгла ему карман. Он скромно положил ее на стол.

- Я думал, мистер Оппенгеймер, что вам любопытно будет взглянуть на это как... как на некоторое новшество в рекламном деле.

Мистер Оппенгеймер достал очки, оседлал ими нос, отхлебнул коньяку и с благожелательной улыбкой перелистал книжку. Перевернув последнюю страницу, он выпустил из ноздрей тонкую спиральную струйку голубого сигарного дыма и сказал:

- Что ж, по-видимому, этот ваш Ошен-Сити сущий рай земной... Только не слишком ли... э, не слишком ли вы увлекаетесь?

- Видите ли, сэр. Нам хотелось, чтобы каждый обыватель из кожи лез, лишь бы съездить туда... хотелось найти такие слова, которые сразу же приковали бы внимание.

Мистер Мак-Гилл, который до сего времени ни разу не взглянул на Уорда, уставился на него тяжелым взглядом своих серых ястребиных глаз. Тяжелой красной рукой он потянулся за брошюрой. Он внимательно прочитал ее с начала до конца, в то время как мистер Оппенгеймер не переставая болтал о букете коньяка и о том, как надо слегка разогреть стакан в руке и тянуть маленькими глотками, скорее вдыхая, чем проглатывая. Вдруг мистер Мак-Гилл опустил на стол увесистый кулак и сухо, коротко прохохотал, так, что у него на лице не дрогнул ни один мускул.

- Черт побери, а ведь это их взбудоражит, - сказал он. - Помнится, еще Марк Твен сказал, что каждую минуту родится по простаку.

Он обернулся к Уорду и сказал:

- Простите, юноша, я не расслышал вашего имени, не повторите ли вы его еще раз?

- С удовольствием... меня зовут Мурхауз, Дж.Уорд Мурхауз.

- А где вы работаете?

- В данный момент в парижском "Геральде", - весь вспыхнув, сказал Уорд.

- А где вы живете в Штатах?

- Я из Уилмингтона, штат Делавэр, но я не думаю жить там, когда мы вернемся на родину, мне предложена работа по издательской части в Филли91.