Отрок. Все восемь книг (СИ) - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 45

— Красава, а кто это у вас за домами присматривает?

— А… — Красава на несколько секунд замолкла. — А сказку досказес?

— Что? А, сказку? Да, конечно, доскажу…

— А гостинсы привез?

— Привез, привез…

"Блин, как будто компьютер завис и перезагрузился без сохранения последних изменений. Ей что, блок поставлен, чтобы не проболталась о чем не нужно? Ну дает Нинея! Интересные тут дела творятся, не даром отцу Михаилу приглядывать приказано. Нет, какие-то люди здесь должны быть или периодически появляться, не нечистая же сила, в самом деле, к хозяйственным работам приставлена.

А откуда люди? Настена говорила, что старуха может себе любую девку из окрестных деревень взять. Может она таким способом с местных плату за ворожбу берет? Или, будучи волхвой, просто приказать может? Скажем, присылать ей по три-пять человек с каждой деревни на какой-то срок. Вроде, как в армии — наряд на кухню от каждой роты поочередно.

Тогда получается, что Нинея в округе — что-то вроде княгини или боярыни. Но и отец Михаил говорил, что она из очень древнего боярского рода, правда, древлянского, а здесь живут дреговичи. А может она для древлян деревню и сохраняет? Дала команду, и весной — к началу полевых работ — здесь новоселы появятся? Но это значит, что сохранились хотя бы остатки прежней системы управления, и Нинея в этой системе — отнюдь не последний винтик. Значит, опасения христианских иерархов имеют под собой реальную почву?

А чему, собственно, тут удивляться? Князья-то только один раз в год в полюдье за данью ездят, да и не везде сами, а все остальное время население, практически, предоставлено само себе. К тому же, князья, то и дело, перебираются на новое место, и потому вникать в местные тонкости даже не пытаются. Выходит, что в городах — одна власть, а на остальном пространстве — другая? И как долго это все может продолжаться? Если ты толком не знаешь о том, что творится на «подведомственной» территории, рано или поздно тебя с нее попрут — к гадалке не ходи.

Картина, в общем-то, достаточно наглядная: древляне упрятали свою боярыню на землях дреговичей, приставили к ней некоторое количество народу, для обслуги и защиты, а сами затихли. Платят подати, вроде бы не сопротивляются, князья и спокойны. А Нинея постепенно и дреговичей под себя загибает, и тоже — по-тихому. Возможно, то же самое происходит и у соседей: у кривичей — вокруг Смоленска, у вятичей — вокруг Москвы… Тьфу ты, Москвы-то еще нет. Ну, вокруг Суздаля. Пока Рюриковичи делятся, язычники объединяются. Блин, рано или поздно, все это «по-тихому» может закончиться очень громко".

— Здравствуй Мишаня, а я уж и заждалась, думала — забыл старуху.

— Здравствуй Нинея Всеславна! И вовсе я тебя не забыл, просто не выбраться никак было.

"Как же я раньше внимания не обратил: дом-то у Нинеи стоит на подклети, старуха, фактически, проживает в бельэтаже. По сравнению с другими домами, это — настоящий боярский терем, и, кажется, единственный, где топят по-белому. Есть, правда, еще одно большое подворье, там дом, даже, двухэтажный. Может, если Нинея — боярыня, в том доме и вообще какой-то потомок древлянских князей жил?".

Матрешка, как Мишка и ожидал, вызвала настоящий фурор. Мишка вынимал куколок одну из другой и раздавал ребятам:

— Это тебе, Красава, ты — самая старшая, тебе — самую большую. Это тебе, Глеб, это тебе, Неждан, это тебе, Снежана, это тебе, Мал. А это, Микула, тебе, не смотри, что самая маленькая — она вставать умеет.

Впервые на мишкиной памяти, дети устроили в доме шум: восторженный галдеж, визг, попытки снова вложить матрешек одна в другую… А Нинея снова удивила:

— Сам придумал?

— Нет, в книге вычитал.

— А смысл понял?

— Понял! Вот: одна матрешка, по сравнению с другой, кажется большой, но и сама в еще большую помещается, а для той можно еще большую матрешку сделать, в которую и она поместится. В обе стороны: всегда можно найти что-то больше большего и меньше меньшего, и так — до бесконечности.

— Это ты не сам понял, это — книжная премудрость, философией называется.

— Ну да, а что еще-то?

— Вот смотри. — Нинея поставила на стол сложенных вместе матрешек. — Встретил ты на дороге незнакомого человека, что о нем можно с первого взгляда сказать? Мужчина или женщина, молодой или старый, конный или пеший. Потом ты начинаешь к нему присматриваться. — Нинея разъяла первую матрешку вытащила из нее вторую. — Глядишь на одежду, на повадки, на то, что у него с собой есть. Узнаешь: бедный он или богатый, давно ли в пути, чем занимается. Потом — Нинея извлекла третью матрешку. — Он заговорил. Ты узнаешь: какого он племени, как его зовут, что-то о характере по речи узнать можно. Потом вы поехали вместе, остановились на ночлег. — На свет появилась четвертая матрешка. — Ты узнаешь: аккуратен ли он, осторожен ли, хороший ли попутчик, опытный ли путешественник, какие у него привычки и еще всякое. Потом вы подружились или поселились по соседству. — Пятая матрешка — Ты узнаешь: какая у него семья, какие друзья и недруги, как хозяйство ведет, что любит, что не любит и прочее. Но только прожив рядом много лет, — шестая матрешка — ты узнаешь его подлинную сущность, и только она по-настоящему неизменна! — Нинея повалила "Ваньку Встаньку", тот упрямо поднялся. — Одежду можно сменить, можно разбогатеть или обеднеть, лишиться семьи и завести новую, но сущность твоя, характер, то, что управляет всеми твоими поступками, остается неизменной.

Ты можешь сказать, что человек от обстоятельств меняется: разбогатев, делается надменным, в бедствиях озлобляется, в благополучии становится беспечным… Все так, но это разные стороны одного характера. А самая суть — неизменна: умный не поглупеет, трус не станет храбрецом, честный не обманет, преданный не предаст, какие бы превратности в жизни не случились. Ты вот, пожил у меня немного, сегодня второй раз приехал, и уже что-то про меня понял. Не спеши, это — пока только первая матрешка.

— А говорят: первое впечатление самое сильное и самое верное.

— Самое сильное — да. Но, часто бывает, и самое обманчивое. Потому и первая матрешка — самая большая, а что у нее внутри, не узнаешь, пока не откроешь.

— А я, баба Нинея, и тебе подарок привез.

Мишка поставил на стол сверкающие свежим лаком резные подсвечники, вставил в них витые свечи, поджег лучинкой. Детишки притихли, уставившись на невиданное зрелище. На простом столе, посреди опрятной, но ничем не украшенной горницы, резные лакированные вещицы и, словно светящиеся изнутри витые свечи, смотрелись предметами, пришедшими из другого мира. Нинея вдруг как-то то ли вздохнула, то ли всхлипнула, Мишке показалось, что глаза у нее увлажнились.

— О чем пригорюнилась, боярыня Гредислава?

Нинея, казалось, даже не удивилась, только усмехнулась невесело:

— Что, Мишаня, думаешь — вторую матрешку достал? Может и достал… Только много их еще, очень много, Мишаня. Доставать тебе, не передоставать… Рассказывай!

Мишка, все-таки, попался, как ни старался он весь вечер не оказаться с Нинеей "глаза в глаза", старуха его все же подловила, и как раз в тот момент, когда он думал, что сам подловил ее! Как и в прошлый раз, слова полились потоком. Мишка рассказал и о разговорах с отцом Михаилом, и о своем визите к Настене, и о собственных размышлениях о том, кто к чему и зачем его готовит. Каким-то чудом удалось проскочить мимо темы Православного рыцарского ордена, скорее всего Нинее просто не пришло в голову этим поинтересоваться, а о "сбое и перезагрузке" Красавы Мишка не смог бы рассказать, если бы даже и захотел — не было в языке двенадцатого века нужных слов и понятий.

— Опять твой поп все напутал! Святая троица, святая троица — все под свою веру подстроить норовит! Не так все на самом деле!

— А как?

— Хочешь знать? А как же скорбь от приумножения знаний?

— Дураком быть — тоже не весело.