Микенский цикл - Валентинов Андрей - Страница 44

Ненависть порою делает нас остроумными.

– В конце концов, Дейотара, почему бы и нет?

– Что? – подскочила она. – Думаешь, я берегу ее невинность, которую она потеряла где-то в казарме еще десять лет назад? Ворона ты! Девка, да еще с ее славой, никогда не взойдет на микенский трон! Но ее сын – внук Главка. Понял?

Я невольно сглотнул.

– Она беременна?

– Да! Не знаю, от кого эта стерва забрюхатела – от Мантоса или от первого попавшегося свинопаса. Ей все равно, но мне нет! Она сможет требовать трон для своего ублюдка!

Услышанное мне не понравилось, но я оставался спокоен.

– Но почему? На троне Микасы уже, кажется, кто-то сидит?

– Там сидит самозванец! – оскалилась она. – Ты что думаешь – об этом не знают? Мантос – дурак, но ему вовремя расскажут. А Ктимена прикончит даже родного брата, чтобы отомстить мне и стать матерью ванакта. Из-за твоей глупости мне придется подыхать! Ты...

Кажется, началось... Я пожалел, что не отплыл в Тир еще месяц назад. Хотел помочь привести дела в порядок!

Помог...

– А ты в это время пьянствуешь с киклопами и лишаешь невинности грязных сопливых пастушек! Думаешь, не знаю об этой рыжей ведьме? Может, она тоже забрюхатела?

О Тее я ей не рассказывал, но это мое упущение наверстали другие.

– Царевна, – вздохнул я. – Злость – плохой советчик. Эта девушка мне очень помогла...

– Скрасить время? Интересно, когда ты на ней валялся, она так же визжала, как эта шлюха Ктимена? Хороша парочка – свинопас и ведьма!

– Прекрати! – я начал терять терпение. – Оскорбление – не довод!

– Не довод?! – она задохнулась от злости. – Ну так слушай: она шлюха! Подстилка! Что, не нравится? Твоя рыжая дрянь – всего лишь подстилка для грязного свинопаса!..

Я ударил ее – надеюсь, сильно. Не позволив встать, подхватил извивающееся тело и бросил на ложе. Острые ногти царапнули по щеке, но я лишь рассмеялся:

– Тея – не подстилка. А вот ты сейчас ею станешь!

Я дернул за ворот ее хитона. Дейотара закричала, но я уже прижимал ее руки к ложу, сдирая обрывки одежды.

– Скот! Свинья! – шипела она. – Не посмеешь!

– Всю жизнь мечтал изнасиловать царскую дочь, – хмыкнул я, надавливая локтем ей на горло. – Извини, забыл надеть панцирь...

Ее рот беззвучно раскрылся. На миг я ослабил хватку, давая вздохнуть, а затем произнес, глядя прямо в глаза:

– Дернешься – придушу!

Мой локоть опять сдавил ей горло, и тут Дейотара, наконец, испугалась. Мелькнула мысль дать ей хорошего тумака и оставить в покое, но я понял – она мне этого не простит. Что ж, свою правоту можно доказывать по-разному.

...Она вскрикнула только один раз. Что бы я ни делал, закушенные губы больше ни разу не разжались. Я заметил капельку крови, сползавшую к подбородку. Дейотара не прикрывала глаз, и взгляд ее был взглядом загнанного в ловушку зверя. Царевне было больно и страшно, но ненависть, горящая в ее глаза была сильнее – и боли, и страха...

Я встал и долго не мог попасть рукой в пройму хитона. Дейотара лежала, не двигаясь и не закрывая глаза. Наконец рука ее неловко шевельнулась, проведя по окровавленному бедру.

– Не думала... столько крови...

Голос был незнакомым, хриплым. Кажется, я сдавил ей горло слишком сильно.

Отступать было поздно, извиняться – нелепо. Оставалось доводить дело до конца.

– Кое-что приходится доказывать, царевна. Я сказал, что ты станешь подстилкой, и сказал правду. Ты, кажется, давно этого хотела?

– Ублюдок...

Она привстала, вновь упала на ложе, и, наконец, сумела подняться. Я невольно вздохнул – царевна была красива. Таких женщин мне встречать еще не приходилось. Ненависть, по-прежнему горевшая в ее глазах, делала Дейотару еще более привлекательной.

Она попыталась набросить обрывки хитона, но скривившись, отбросила их в сторону и завернулась в мой фарос.

– Не смей смотреть на меня, свинопас! Чтобы ты не делал со мною, я останусь дочерью ванакта, а ты – грязным наемником!..

– Давай, давай! – подзадорил я. – В следующий раз все-таки надену панцирь, и тогда ты запищишь, не хуже твоей сестрички!

Она не ответила, и вдруг я понял, – царевна что-то решила. По гладкому лбу промелькнули знакомые морщинки – Дейотара что-то прикидывала, словно после прочтения очередной таблички с донесением.

– Завтра ты объявишь о нашей свадьбе, – произнесла она спокойным и равнодушным голосом. – Надо запросить Дельфийский храм, но там задержек не будет. На свадьбе наденешь на меня диадему...

– Почему – диадему? – брякнул я, соображая когда она это все придумала. Не тогда ли, когда я ее насиловал?

– Это означает, ванакт, – пояснила она все тем же равнодушным тоном, – что я буду не просто женой царя, а ванактиссой – соправительницей...

– А не много ли будет, царевна? – я заставил себя усмехнуться, хотя чувствовал себя скверно. Ей надо было родиться мужчиной. Боги ошиблись.

– Не много, ванакт. Когда я стану соправительницей, то сохраню власть, даже если ты женишься на этой рыжей ведьме.

– А может, оставим все как есть, сестричка? Знаешь, мне понравилось!

– Если у меня будет ребенок, я его придушу – как ты хотел задушить меня! – Ее глаза вновь сверкнули огнем. – Ты сделаешь это, Клеотер Микенский! Ктимена – уже не союзник, особенно когда узнает, что ты спал со мною. Мантос сделает все, что она скажет, а Прет...

Она оскалилась, и я вспомнил – первый геквет когда-то сватался к царевне.

– А когда я стану твоей женой, то побеспокоюсь, так и быть, чтобы ты прожил лишние несколько лет – пока не расправлюсь с остальными. Несколько лет жизни – хороший выход для самозванца, правда?

И тут я понял – бежать мне не дадут. Кажется, Тир я увижу нескоро.

Очень нескоро...

– Идет! – произнес я как можно веселее. – Надеюсь, ты знаешь, какие дары нужно послать в Дельфы?

– Не беспокойся! А сейчас – убирайся вон и позови моих служанок. Пусть принесут теплой воды.

– Зайду вечером, – пообещал я, выходя. – Панцирь надевать, ванактисса?

Алебастровый сосуд со звоном разбился о стену у моего виска. Дейотара промахнулась.

...как мне почудилось – нарочно.

III. ПОВЕСТЬ О ШАРДАНА

ПЕ

«День начался»

День начался скверно.

Под утро приснился все тот же сон: освещенный факелами коридор, топот стражников за спиной, и я, царевич Клеотер, гладящий черную шерсть гигантского пса. В последние месяцы этот сон мне снился все чаще, но я не решался обратиться ни к прорицателям, ни к лекарям. Я не верил в призраки, иначе давно бы принес жертву душе несчастного царевича. Но Клеотер, сын Главка, давно покоился в царском толосе, а мне, живому, следовало было думать о живых.

Назавтра предстоял отъезд. Все было собрано, вдоль дороги в Фивы до самой границы выставлены посты, подарки загружены в колесницы, а Дейотара примерила полдюжины новых одеяний, купленных у тирских купцов. Однако ехать не хотелось. Я не верю в предсказания, но привык – научился – доверять предчувствиям. А они не радовали.

Я знал – что-то случится. И когда стражник, осторожно стукнув копьем об пол, доложил о приходе царицы, я понял – началось. Ванактисса Дейотара не посещала меня без особой нужды. Как, впрочем, и я ее.