Сказки и были Безлюдных пространств - Крапивин Владислав Петрович - Страница 17

– Давай вместе понесем! – забеспокоилась Гайка.

– Не… – Лесь вытянул правую руку. – Гайка, смотри, вон дом Ашотика. А его окно – пятое с левого края и четвертое снизу. Вон, зеленым занавешено. Видишь?

– Подожди… Ага, вижу! Лесь, а почему ты свою выпрямительную систему не приспособишь, чтобы маяк на мысу мимо этого дома видеть?

– Не получается, – сопя от тяжести, объяснил Лесь. – До маяка слишком близко. Системе нужны космические расстояния.

Вторая часть

Кузнечик Велька

Бамбуковая флейта

Под утро Лесю приснилось, что он встал, а на коленках – уши, в точности такие же, как на голове, под волосами.

– Ма-ма-а!.. Что теперь делать-то?

– Ну, что делать? Раз выросли, значит, так полагается. Мыть не забывай…

– При чем тут «мыть»!.. Дай мне школьные штаны, зимние, а то как же я…

– Где я их найду так скоро? Надо весь шкаф перетряхивать, а я на работу опаздываю. Не беда, сходишь в школу так. Сам виноват, чересчур много возился с кузнечиками…

И Лесь пошел в школу. Ранец, держал в руках, прикрывал им коленки. И больше всего боялся увидеть Вязникова.

И, конечно, увидел его: еще далеко от школы, в балке, под аркой старого водопровода.

Но у Вязникова не было ехидной улыбки. Он смотрел хмуро и виновато. И прикрывал ноги портфелем.

– Что? Тоже? – сразу догадался Лесь.

Вязников стыдливо отвел портфель. Уши были большие и круглые, как грузди. «И помытые», – язвительно подумал Лесь. Но тут же спохватился: не до злорадства.

– Как же нам теперь быть-то? А, Вязников?

– Житья не дадут, – горько сказал тот.

– А может, у других так же?

– Нет, я уже смотрел. Только у нас двоих.

У Леся уже слезы в голосе:

– За что нам такое наказание?

– Выходит, есть за что, – значительно и скорбно произнес Вязников. – Но теперь не плакать надо, а выход искать.

– Какой?

– У тебя же есть желтая нитка! Давай…

Лесь торопливо разул левую ногу, смотал нитку с пальца.

– Сядь, – велел Вязников, и Лесь послушно присел на глыбу ракушечника. Вязников намотал нитку вокруг уха на его коленке. – Потерпи… – и дернул!

– Ай…

Но оказалось, что не очень больно. Ухо улетело в траву, а на коричневом колене остался розовый след, похожий на букву «С».

– Теперь другое…

– Ага… Ай!.. Теперь давай я тебе…

И уши с колен Вязникова тоже улетели в травяную чащу.

Лесь проследил за полетом последнего, сказал задумчиво:

– А все-таки как-то жаль их…

– Ничего. Они превратятся в раковины, и в них будут зимовать твои желтые кузнечики.

– Ты откуда знаешь про кузнечиков?

Вязников улыбнулся, но без насмешки:

– Я, Носов, много про что знаю.

– А про что еще? – насторожился Лесь.

– Ну, например, как вы с Малютиной купались в тайной бухте и она из-за тебя чуть не утонула. Но не бойся, я никому не скажу.

Лесь оттопырил губу:

– Говори, если хочешь! Подумаешь…

– Нет, не скажу…

– Ты лучше бы перестал меня на гараже рисовать!

Вязников развел руками:

– А вот это не могу. Я слово дал, что буду до десятого класса.

– Дурак ты, Вязников!

– Может быть… Но что поделаешь, если слово…

– Ничего не поделаешь, – согласился Лесь.

– Ой, подожди… Я придумал! – Вязников выхватил из портфеля обрезок бамбуковой палки. – Вот, возьми!

– Зачем? Стукать тебя за каждый рисунок? Не буду я…

– Не стукать! Сделай из нее флейту.

– Флейту? Зачем?

– Как заиграешь, мой рисунок сразу станет невидимым! Растает у всех на глазах.

– Ты, Вязников, это хорошо придумал, – медленно проговорил Лесь. Ему хотелось вспомнить: где еще, в каком его сне тоже была флейта?

Но не успел. Проснулся по-настоящему. Наяву идти в школу было не надо – выходной. После завтрака Лесь вытащил из сарая обломки дедушкиного бамбукового кресла-качалки. Выпилил из спинки желтую лаковую трубку – сантиметров сорок длиной. И стал размышлять: как из этой штуки сделать флейту? В музыкальных вопросах Лесь не разбирался, это ведь не солнечная энергия.

«Надо спросить у Гайки», – подумал он. Гайка оказалась легка на помине, возникла в калитке. Все Гайке обрадовались: Пират приветливо помахал хвостом, дядя Шкип соскочил с конуры и потерся о Гайкины ноги, а Лесь сказал:

– Ты знаешь, как устроены флейты?

Гайка не знала. Она в свое время училась играть на фортепьяно.

– Если хочешь, узнаю у старых знакомых.

– Узнай.

– Лесь…

– Что?

– А помнишь, ты вчера обещал показать мне Безлюдные пространства…

Лесь поморщился. Не хотелось ему туда сейчас, о флейте были мысли. Но он вспомнил, что один раз уже обманул Гайку – насчет кузнечика.

– Ладно, идем… Мама! Мы пойдем погуляем с Гайкой!

– Только недолго!

А Це-це тут как тут:

– Лесик, ты опять босиком! И без рубашки, без майки! Это же нехорошо. Тем более идешь с девочкой…

– Тетя Це-це! Я же не в театр с ней иду на балет «Лебединый щелкунчик»! Мы на берег!

– Только не купайся! Или по крайней мере купайся рядом со взрослыми!

– Ладно! – И хмыкнул: «Рядом со взрослыми. В Безлюдных-то пространствах…»

Гайка призналась, что боится колючек, поэтому пошли через балку не тропинками, а в обход: мимо рынка и потом через гулкий железный мост. Перед мостом, в Торговом переулке, Лесь увидел своего недруга. Тот шел со старушкой. Видимо, направлялся со своей бабушкой на рынок. Они шагали навстречу.

Лесь толкнул Гайку локтем:

– Смотри, вон идет тот самый Вязников! – Лесь сказал это громко и бесцеремонно, словно про встречную лошадь или кота.

Вязников не отвел глаз. Небрежно улыбнулся: мне, мол, наплевать на твое нахальство.

Они неторопливо сходились.

Вязников был сейчас, конечно, без черной бабочки и без белой рубашки. В старенькой желтой майке, выцветших коричневых трусиках и растоптанных полукедах на босу ногу. Поэтому он не казался таким противным, как в школе. По правде говоря, он совсем не казался противным. Тем более что Лесь не забыл недавний сон.

Но сон – это сон, а жизнь – это жизнь.

– Смотри, Гайка, этот синяк под левым глазом ему поставил я! Вчера.

Синяк и правда был еще заметен.

– Не надо… – шепотом попросила Гайка. Она не понимала тонкости их отношений и боялась, что повторится драка.

Вязников, проходя мимо, улыбнулся очень вежливо:

– Здравствуй, Гулькин. Нос у тебя все еще распухший…

– Неправда, – надменно откликнулся Лесь.

И Вязников отвел глаза, потому что в самом деле сказал неправду.

Лесь и Вязников разошлись, а потом вдруг оглянулись друг на друга. Словно по уговору. И остановились.

– Не надо, Лесь, – опять боязливо попросила Гайка.

– Вязников, иди сюда, – нейтральным голосом сказал Лесь.

Вязников, улыбаясь все так же, пошел к Лесю. Бабушка смотрела вслед бледно-голубыми глазами. Наверно, думала, что встретились приятели.

Они сошлись. Гайка опасливо моргала.

Лесь поджал ногу, смотал с пальца желтую нитку, скатал в комок. Его осенило этакое вдохновение.

– Давай, Вязников, я сведу твой синяк. Не бойся, это по правде.

– Я не боюсь, – вздохнул он. – Я знаю, что по правде.

Лесь три секунды подержал шерстяной комочек в солнечных лучах и потер им синяк Вязникова. Раз, второй. Вязников зажмурился и послушно замер.

Наконец Лесь опустил руку. Кажется, синяк побледнел.

– Ну вот. Через полчаса исчезнет совсем.

– Спасибо, – опять вздохнул Вязников.

– На здоровье… – И вдруг Леся словно толкнуло что-то: – Слушай, Вязников, ты умеешь играть на флейте?

Вязников не удивился. Трогая мизинцем потертый синяк, ответил рассеянно:

– Учился когда-то… Но играть – это одно, а делать флейты – другое. Делать не умею…