Любовная горячка - Паскаль Фрэнсин - Страница 11

Кен припарковал машину, выключил двигатель. Протер глаза. Точно целую неделю не спал. Даже хуже. Голова начинала болеть. Кену не удалось избавиться от противного чувства, охватившего его ночью. Но раскаиваться поздно. Он принял решение, все должно пройти успешно. И само собой разумеется, он не допустит, чтобы кто-нибудь узнал об этом.

Кто-то окликнул его по имени. Обернувшись, Кен увидел Элизабет Уэйкфилд, направляющуюся прямо к нему. При взгляде на девушку Кену стало еще хуже, ему тут же захотелось убежать и спрятаться. Но было поздно.

Элизабет снова окликнула его и помахала рукой.

– Я надеялась повидать тебя перед первым уроком, – весело сказала она. – Умираю от желания узнать, что у тебя вышло с рассказом.

Кен понятия не имел, что ей ответить, и пробормотал нечто нечленораздельное. Элизабет рассмеялась:

– Очнись, Кен. Я о твоем рассказе. Ты доволен им?

Кен инстинктивно крепче прижал к себе папку. Как будто Элизабет могла разглядеть, что в ней лежит.

– Да-да, в общем доволен.

Элизабет помахала рукой пробегавшему мимо Брюсу Пэтмену и вновь повернулась к Кену:

– Не терпится почитать. О чем же ты написал?

Кен запаниковал. Он не мог придумать ответа.

– Ну… неловко как-то говорить, – запинаясь сказал он. – Я лучше потом дам тебе почитать. Ты понимаешь меня?

– Еще бы, конечно. – Элизабет понимающе улыбнулась ему. – Кстати, ты не захватил мои бумаги? Не подумай, я доверяю тебе, но это у меня единственный экземпляр.

Кен почувствовал – сейчас он во всем признается Элизабет, отдаст ей рассказ, а с мистером Коллинзом – будь что будет. Он знал, что потеряет Сюзанну, что подведет команду, но не мог предать Элизабет. Она была так доверчива. Он взялся за папку, глубоко вздохнул.

Но внезапно к ним подскочила Джессика. Лицо ее пылало, она была просто в бешенстве.

– Не могу поверить! Лила Фаулер… – бушевала Джессика. – Я в ярости! В ярости!

Элизабет повернулась к Кену и пояснила:

– Лила только что подложила Джессике большую свинью. Она на следующей неделе собирается в Нью-Йорк навестить тетю и не сможет помочь с пикником.

Джессика все неистовствовала:

– Я никогда больше не буду с ней разговаривать! Клянусь, никогда!

– Полегче, Джес, – пыталась угомонить Элизабет свою темпераментную сестричку. – Все утрясется.

– Я торчи тут, в этом жалком городишке, а она в Нью-Йорк намылилась, Блумингдэйл скупать! – возмущалась Джессика. – Взяла и свалила все на меня!

Элизабет подумала было урезонить сестру. Но она знала – это напрасный труд. Когда Джессика в таком состоянии – надо просто дать ей остыть.

– Все! – разорялась Джессика. – Украшения, еду, музыку… – Она вдруг запнулась, а потом завопила: – О Боже! Музыка! Я обещала Дане заехать к ней вчера и забыла. Может, удастся поймать ее сейчас. – Джессика повернулась к Кену: – Но ты ведь будешь сидеть в кабинке для поцелуев, да, Кен? Мы рассчитываем на тебя.

«Она рассчитывает на меня, – с горечью сказал себе Кен. – Все и во всем рассчитывают на меня. – Он посмотрел на близнецов. – Нет, я не скажу Элизабет правды. Я выполню свой план и буду надеяться, что это сойдет мне с рук».

– Посижу, – пробормотал он. – Нет проблем.

– Великолепно, – с облегчением вздохнула Джессика. – Хоть тут без обломов. А то чего лучше – посадить в кабинку для поцелуев какого-нибудь Уинстона Эгберта, собрали бы кучу денег, пару долларов, не меньше.

– Ладно, заметано. – Кен повернулся к Элизабет, но, стараясь не смотреть ей в глаза, уставился в землю.

– Да, Лиз, о твоих бумагах. Они мне очень помогли, но я их оставил дома. Обещаю, что верну тебе твой рассказ в целости и сохранности.

– Ничего, Кен, – сказала Элизабет. – Не беспокойся. Ты сегодня собираешься на поэтический вечер?

Кен молча кивнул.

– Ну и хорошо, – улыбнулась Элизабет. – Там и увидимся.

– Ладно, – опять кивнул Кен. – А теперь мне надо идти, а то опоздаю. Пока. – Он поспешно отошел, чувствуя себя вором, удирающим с добычей.

Элизабет проводила Кена глазами. Она гордилась им. Шутка ли – писать, когда давят со всех сторон.

– Ну, – обратилась она к сестре, – похоже, все улаживается. Кен дописал рассказ. Я уверена, что теперь ему разрешат играть.

Они поднимались по лестнице к парадному входу в школу.

– Не знаю, чего все так суетятся из-за этого дурацкого матча, – заявила Джессика. – Точно матч – главная часть праздника. Но ведь главное – пикник. Правда, похоже, мне все придется делать самой…

Элизабет знала, к чему клонит сестренка. Джессика уже три раза просила ее помочь принимать гостей на пикнике, и три раза Элизабет отвечала, что не сможет. Она будет писать для «Оракула» статью о праздновании столетия города, и – это давно решено – ей необходимо присутствовать на матче.

– Джес, я уже говорила тебе…

– Знаю-знаю, тебе надо писать очередную статью в жалкую захолустную газетенку. У тебя один «Оракул» в голове, Лиз. Даже когда речь идет о жизни и смерти твоей сестры.

Элизабет остановилась и заглянула ей в лицо:

– Ну при чем тут жизнь и смерть, Джес?

– Ах так! – отпарировала Джессика. – Самое важное событие – и все на моих плечах! Я никогда больше не буду разговаривать с Лилой, никогда в жизни. Разве только… – в голосе Джессики зазвучали иные нотки, как будто ее вдруг осенила новая идея: —…тот джемпер, что я видела в журнале… В Нью-Йорке его наверняка можно купить. Пожалуй, если Лила там будет, она могла бы…

Элизабет усмехнулась переменчивости сестры. Джессика непреклонна лишь до тех пор, пока ей что-нибудь не понадобится от провинившегося.

– Но ты только попросишь Лилу купить джемпер – и все? Больше ни единого слова, Никогда, по гроб жизни?

– Никогда! – заявила Джессика. Элизабет расхохоталась.

9

Литературный вечер проходил в небольшой обшитой деревянными панелями библиотеке. С волнением ожидая своей очереди читать, Элизабет оглядывалась вокруг. В комнате находилось человек двадцать пять; сиденья были расположены тремя полукруглыми рядами, в центре – маленькая сцена. Элизабет порадовалась, что Сюзанне удалось собрать столько народу, но, скорее всего, объяснялось это довольно просто – в среду вечером больше некуда было податься.

В самом деле, с большинством собравшихся Элизабет вовсе не дружила. Все они учились в их школе, но были далеки от ее обычного круга. Оливия Дэвидсон, редактор отдела искусств в «Оракуле», прочла короткое красивое стихотворение о своем дедушке. Уинстон Эгберг, всем на удивление, выдал целый цикл ужасно забавных стишков. Прочие выступавшие, по мнению Элизабет, оставляли желать лучшего. Один парень, темноволосый выпускник Тед Дженсон, прочел до крайности мелодраматическую новеллу о гибели белки. Элизабет стоило немалых усилий не захихикать. Вслед за Тедом выступала другая старшеклассница, Джоанн Шривз. Она была одета во все черное и декламировала поэму о духе женщины по имени Дафна, убитой собственным мужем.

– Дафна тосковала, – напыщенно читала Джоанн, – а мир вокруг нее был как ярко-красное яблоко с надрезом, в котором видны семечки, напоминающие слезы. И слезы падали на иссохшую почву ее мечтаний…

Элизабет улыбнулась и отвела глаза. Взгляд ее забегал по комнате. Кен и Сюзанна сидели рядом в противоположном конце полукруга. По виду Кена можно было догадаться, что он целиком разделяет мнение Элизабет о поэме. На лице его застыло выражение смущения и скуки одновременно. Элизабет порадовалась, что не встретилась с ним глазами, а то они оба не выдержали бы и расхохотались. Однако Сюзанна слушала внимательно, даже рот у нее приоткрылся, она ловила каждое слово Джоанн и несколько раз кивнула в такт чтению.

Втайне Элизабет волновалась за них обоих, особенно за Кена. Он, видимо, сильно увлекся Сюзанной, и она вроде бы отвечала тем же. Но Элизабет казалось, что Сюзанна все время пытается командовать Кеном, хочет переделать его, изменить – по ее мнению – в лучшую сторону. Элизабет боялась, что Кен совсем не замечает этого.