Мушкетер и фея (журнальная версия) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 5

Когда человек что-то твердо решил, у него спокойно и радостно на душе. Джонни сказал Вере «доброе утро». Потом без напоминания вынес мусорное ведро. За завтраком он не шипел и не свистел сквозь дырку от выпавшего зуба. Он сделал в этот день почти все уроки и не забыл взять в школу сменную обувь. Все было хорошо.

И только у самой школы, когда Джонни увидел ребят, он встревожился и приуныл.

Как он не сообразил? Все его друзья знают про мушкетерский костюм! Что они подумают, когда он явится в Дом пионеров в наряде Буратино? Люди же понимают, что нормальный человек так просто не поменяет шпагу на длинный нос, а блестящий плащ и ботфорты на легкомысленный костюмчик деревянной куклы. Они будут искать причину. И когда рядом с ним окажется девочка с голубыми волосами, друзья эту причину увидят. Ну, друзья — это ничего. Но догадаются и недруги!

Джонни представил ухмыляющуюся рожу Шпуни, и все кругом помрачнело…

Если у человека такое состояние, его лучше не трогать. Но Инна Матвеевна про Джоннино состояние не знала. Она знала только, что прическа ученика Воробьева — это нарушение школьных правил. И раз он не хочет стричься, значит, ведет себя вызывающе. Поэтому прямо с порога она громко сказала:

— Воробьев! Ты опять явился нестриженый?

Джонни молча снес оскорбление. Он думал о своем.

— Я, по-моему, с тобой разговариваю, Воробьев!

— Со мной, — согласился Джонни.

— Почему ты не отвечаешь? Думаешь ты стричься?

— Думаю.

— Когда?

— После каникул.

— Меня не устраивает «после каникул»!

— Но это мои волосы. Меня устраивает, — вежливо сказал Джонни.

Класс с веселым интересом слушал разговор. Класс сочувствовал Джонни. Инна Матвеевна это понимала.

— Воробьев! — металлическим голосом произнесла Инна Матвеевна. — Если ты немедленно не отправишься стричься, я сама отведу тебя в парикмахерскую и попрошу постричь под машинку!

Инна Матвеевна любила повторять, что у нее большое терпение, но однажды оно может лопнуть. Видимо, сейчас оно лопнуло. Или по крайней мере затрещало по швам. Но никто никогда не интересовался, есть ли терпение у третьеклассника Воробьева. А Джонни почувствовал, что у него внутри тоже что-то лопнуло. И он приготовился сказать многое. Однако в тот же миг у него сверкнула блистательная мысль — как от крепкого удара по лбу!

Джонни улыбнулся.

— Зачем же? — оказал он. — Зачем вам так трудиться?

И он вышел из притихшего класса.

…Вернулся Джонни в конце урока. Класс дружно и горько ахнул. Голова у Воробьева стала похожа на яблоко с ушами. На ней блестела коротенькая золотистая щетинка.

— Можно мне сесть на место? — кротко спросил Джонни.

Класс опять ахнул, и все посмотрели на Инну Матвеевну — тридцать три ученика, шестьдесят шесть глаз. И в каждом глазу был горький упрек.

Инна Матвеевна опустилась на стул.

— Женя… Зачем ты это сделал?

Джонни взмахнул ресницами и поднял удивленные глаза.

— Вы же сами сказали…

— Но я же только просила: постригись покороче и поаккуратнее.

— Вы сказали — под машинку, — беспощадно уточнил Джонни.

В классе нарастал шум.

— Джонни, а как теперь твой мушкетер? — громко спросили с задней парты.

Джонни горько пожал плечами.

— У него костюм мушкетерский! — раздались голоса. — Для праздника! Как он будет? Безволосых мушкетеров не бывает!

У Инны Матвеевны глаза стали круглые и блестящие.

— Женя! Почему же ты не объяснил?

— Я пробовал один раз. Вы сказали: «Садись, ничего не хочу слушать».

— Он хотел объяснить! — подтвердил класс.

Инна Матвеевна поставила на стол локти, подперла щеки ладонями и стала скорбно смотреть куда-то в пустоту. Класс притих.

— Женя, — сказала Инна Матвеевна. — Я виновата. Я не знала… Хочешь, я принесу тебе свой парик? У него прекрасные локоны. Вполне мушкетерские…

Джонни шевельнул плечом и улыбнулся, как человек, которому вместо потерянного счастья предлагают петушка на палочке.

— И все-таки я принесу, — жалобно сказала Инна Матвеевна.

В это время грянул звонок.

К Джонни подходили сочувствующие. Многие знали про мушкетерский костюм и спрашивали, что теперь будет. Джонни хмуро отвечал:

— Какой уж тут костюм…

Вторым уроком была физкультура, третьим пение, и класс занимался не с Инной Матвеевной, а с физруком и учительницей музыки. Инна Матвеевна пришла только на четвертый урок — пение. До самого звонка она не смотрела на Джонни, а после занятий у раздевалки подошла к нему.

— Знаешь, — сказала она, — я ходила домой… и такое несчастье. Оказывается, мой парик безвозвратно погиб.

Джонни холодно промолчал: судьба парика его не волновала.

— Я понимаю, — печально произнесла Инна Матвеевна. — Ты имеешь право на меня обижаться. Но… не будешь же ты это делать все время, а, Женя? Когда перестанешь сердиться, подойди ко мне и скажи. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Джонни. Таким голосом сказал, что Инне Матвеевне стало ясно: это случится не скоро.

Джонни зашел в столярную мастерскую, где семиклассники лихорадочно достраивали скворечники. Он набрал полный портфель стружек — длинных и золотистых. Ведь именно такие стружки были у Буратино вместо волос.

Дома Джонни молча вынес мамины горькие вздохи и упреки. Не ответил на ехидные замечания сестрицы Веры Сергеевны. Он был согласен с отцом, что волосы — не голова, скоро отрастут.

Утром, когда все ушли на работу, Джонни разыскал старую лыжную шапочку — белую с красными полосками. Он отогнул у нее отвороты, и получился длинный вязаный колпак. Изнутри, к его краям Джонни прилепил резиновым клеем кудри из стружек. Потом свернул из плотной бумаги длинный острый нос и приклеил его к собственному носу жевательной резинкой. Глянул в зеркало.

Глянул — и увидел симпатичного веселого Буратино. Почти такого же, как в двухсерийной картине, которую недавно показывали по телевизору. Нос торчал по-боевому (правда, немного мешал смотреть, но к этому можно привыкнуть). Стружечный хохолок надо лбом завивался задорно. В общем, начало было прекрасное. Нужно было теперь подумать об одежде. Ну, да это не мушкетерский костюм. Кто смотрел кино про Буратино, знает, что его наряд был почти такой же, как у обычных мальчишек.

Джонни разыскал голубую с белыми полосками рубашку и оранжевые шорты. Он их раньше почти не носил, потому что не любил за крикливый цвет, но теперь яркие краски были в самый раз.

А на ноги, чтобы смешнее было, Джонни надел большие отцовские носки — зеленые с желтыми клетками.

И здесь Джонни опять задумался. Что делать с обувью? Кеды или сандалии для деревянного Буратино не годились. Как там было в кино, Джонни совершенно не помнил, но из книжки знал, что у тонких, как лучинки, Буратиньих ног были большие остроконечные ступни. Они громко стучали по каменному тротуару, когда Буратино сбежал из каморки папы Карло.

Джонни подумал, что нужны деревянные башмаки… и вспомнил! У Вики есть такие!

Викины родители каждый год ездили туристами за границу и привозили всякие сувениры. Из Голландии они привезли большущие деревянные туфли с загнутыми носами. Раньше местные жители ходили в таких туфлях у себя по Голландии, а сейчас продают их на память туристам.

Один башмак — Джонни это помнил точно — стоит на тумбочке у зеркала, и Вика хранит в нем разные шпильки, пуговицы и катушки с нитками. Наверно, и второй найдется!

Джонни-Буратино прыгнул в мамины резиновые сапоги и помчался к Вике: через двор, через лужу, в которой лежали цепочкой половинки кирпичей. По этим же кирпичам в луже, вниз головой, проскакал другой Буратино. Джонни подмигнул ему и показал язык.

Вика открыла дверь, молча втащила Джонни в коридор и лишь тогда сиплым голосом отругала за то, что он бегает по холоду раздетый.

— Схватишь ангину, будешь, как я, дома торчать.

Горло у нее было перевязано.

Джонни сказал, что он не дурак хватать ангину в последний день перед каникулами. И только после этого Вика поинтересовалась, что означает его странный наряд.