Дневник одного тела - Пеннак Даниэль - Страница 57

Шум в ушах, конечно, вернулся. Когда? Не знаю. Ночью он уже был тут как тут, насвистывал в разгар бессонницы. Я ему даже почти обрадовался. Все эти болячки, которые так пугают нас при появлении, становятся для нас больше чем спутниками, они – это мы сами. В былые времена в деревнях людей так и называли – по их болезням: зобастый, горбатый, лысый, заика. То же самое в школе в моем детстве, среди ребят: толстяк, косой, глухня, хромой… От этих физических изъянов, воспринимавшихся как данность, в Средневековье появились фамилии. Все эти Курткюис (Короткая Нога), Легра (Жирный), Петипьер (Коротышка Пьер), Грожан (Толстый Жан), Леборнь (Кривой) и пр. и сегодня разгуливают по нашим улицам. Интересно, а какое прозвище эта грубая средневековая народная мудрость дала бы мне? Лесифлёр? Дюсифле? [36]  Папаша Дюсифле? Пусть будет папаша Дюсифле. Вы знаете, у него в голове свисток! Смирись с тем, что ты есть, Дюсифле, и да прославится твое имя.

* * *

72 года, 9 месяцев, 14 дней

Среда, 24 июля 1996 года

Снова думал о той не узнанной мною птичке, и мне вспомнились вот эти стихи Сюпервьеля:

Там, где был лес,

Трель птицы вознесется.

Никто ту птицу не найдет,

Не улыбнется ей и не услышит.

Один Господь, заслушавшись,

Промолвит: «То поет щегол».

Это из «Тяги земной», кажется, и называлось это «Пророчество». Да, ну а моя-то птичка, та самая, настоящая, как она называется? Спрошу завтра у Робера.

* * *

72 года, 9 месяцев, 16 дней

Пятница, 26 июля 1996 года

Вот уже несколько дней меня мучают газы. Неодолимое желание пукнуть нападает на меня неожиданно, без предупреждения, и я ловлю себя на том, что пукаю, одновременно покашливая, в детской надежде, что звук кашля заглушит пуканье. Узнать, удается ли эта военная хитрость или нет, невозможно, потому что кашель так громко отдается во внутреннем ухе, что внешний хлопок я уже и сам не слышу. Впрочем, все эти предосторожности совершенно не нужны: люди, которые меня обычно окружают, настолько воспитанны, что скорее умрут, чем осудят вслух мое бескультурье. При этом мой кашель никого не волнует. Вот дикари!

Поведал о своих злоключениях Тижо, тот развеселился и рассказал в ответ один из своих анекдотов. И, как и все шутки Тижо – очень «физиологические» по своему характеру, – этот анекдот оставил во мне «шлейф чувств», такой же стойкий, как запах духов «Шанель».

...

ТИЖО И ЧЕТЫРЕ СТАРЫХ ПЕРДУНА

Встречаются четверо старых друзей. Первый говорит: Я пукаю со страшным треском и жуткой вонью. Второй: А я пукаю со страшным треском, но совсем без вони. Третий: А я – совсем без треска, зато вонь, вот это вонь так уж вонь! И наконец четвертый: А у меня ни треска, ни вони. Все молчат, переглядываются украдкой, наконец один из троих спрашивает: Так зачем же ты тогда пукаешь?

* * *

72 года, 9 месяцев, 27 дней

Вторник, 6 августа 1996 года

Ну, ну, смелее: что это там у тебя за невысказанные вопросы по поводу гомосексуализма Грегуара? Какова природа этих вопросов? Вот в чем истинный вопрос! Я размышлял над этим сегодня днем, глядя, как они с Фредериком собирают малину. Ответ дал мне сам Грегуар после ужина, когда был доеден последний кусок фруктового пирога. Мы пошли пройтись по саду, он взял меня под руку и сказал, что знает, о чем я сейчас думаю. Ты думаешь про нас с Фредериком, дедушка, кто кого трахает. (Дедушка в легкой прострации.) Да это нормально, знаешь, все об этом задумываются, когда речь идет о геях. (Молчание.) Ну а поскольку ты меня любишь так же, как и я тебя, тебе должно быть интересно, принимает ли твой любимый внук все меры предосторожности, чтобы не подхватить этот жуткий СПИД. Да, именно так, это и есть то самое узкое место, в котором собираются все мои страхи. И тут из меня потоком хлынули вопросы, которые, думаю, терзают немало бедных ребят и которые они не осмеливаются никому задавать. Что там со слюной? Через нее может передаваться вирус? А фелляция? Можно таким образом подхватить СПИД? А геморрой? А десны? Вы про зубы свои думаете? А что насчет частоты? А смена партнеров? Вы, по крайней мере, храните друг другу верность? Не волнуйся, дедушка, Фредерик не бросал свою жену, чтобы изменить мне с мужчиной! А что до меня, то я, как и ты, – принципиальный однолюб. Относительно «кто кого», то это по настроению, смотря как идет дело, а бывает, что и по очереди. Делаем еще один кружок по саду, а затем вот это, более техническое пояснение. Тебе интересно, почему гомосексуализм, дед? Ну, это вопрос серьезный! Не будем углубляться, ладно? Скажем только, что по-настоящему удовлетворить мужчину может только мужчина. Возьмем, например, фелляцию – чисто технически: чтобы делать это как следует, надо самому знать, как это здурово! Женщина, как бы искусна она ни была, не может знать и половины!

Поздно ночью сидим вдвоем у огня. В сущности, доверительно говорит он, обоими своими призваниями я обязан тебе. Врачом я сделался, потому что не хотел, чтобы ты умирал, а педиком – потому что ты сводил меня на «Грейстоука». Этот красивый парень, голый, на дереве, стал для меня кем-то вроде Архангела Гавриила! Но послушай, тебе же тогда было всего восемь лет! Ну да, развит не по годам – и по этой части тоже! Позже, к слову о медицине, рассказываю ему, как умерла Виолетт. Он ставит диагноз: тромбофлебит. Виолетт пыхтела все сильнее и сильнее, вены у нее выпирали все больше и больше, любое физическое усилие давалось ей с трудом, в тот день у нее, должно быть, оторвался тромб и добрался от ног или паха до легких, блокировав ей дыхание. У твоей Виолетт, дедушка, случилась обширная легочная эмболия, ты ничего не мог поделать. Ни ты, ни кто-либо другой.

Впервые за шестьдесят лет, размышляя о смерти Виолетт, я заснул спокойно.

8 73 года – 79 лет (1996—2003)

С какого возраста мы начинаем скрывать, сколько нам лет? И с какого возраста перестаем это делать?

73 года, 28 дней

Четверг, 7 ноября 1996 года

Совершенно неожиданное окончание моей лекции в Брюсселе. Гигантские щипцы сжали мне бока и принялись мять и давить, пока от боли не перехватило дыхание. Наверно, я побледнел. В зале все нахмурились. Вцепившись руками в кафедру, я собрал всю свою волю, чтобы не согнуться пополам и остаться в вертикальном положении. Когда я перевел дух и вернулся к своей лекции, мне показалось, что голос у меня стал на октаву ниже. Я тщетно пытался вернуть его на должную высоту – боль не позволяла вдохнуть достаточное количество воздуха. С грехом пополам я прошептал заключение и ретировался. На ужин я не пошел, а, едва вернувшись в Париж, позвонил Грегуару, который по совету Фредерика направил меня на эхографию мочевого пузыря и почек. Мочевой пузырь растянулся, а почки в два раза увеличились в объеме. Это все из-за простаты – она увеличилась и сдавила мочеиспускательный канал так, что он стал толщиной с волос. Поскольку моча не могла больше вытекать с должной скоростью, она застаивалась в мочевом пузыре, тот раздулся, как бурдюк, потерял эластичность, и жидкость, которую он перестал выводить, начала скапливаться в почках. Необходимо более тщательное обследование – цистография. Это когда через канал полового члена вводится камера, чтобы осмотреть мочевой пузырь изнутри, поясняет мне Грегуар. Одна мысль, что мне будут что-то вводить в половой член, приводит меня в ужас. Меня будут нанизывать на нитку через пенис! Только проглотив две таблетки ксанакса, я согласился на то, что Грегуар преподнес мне как необходимое обследование. Но это же китайская пытка! Этот канал наверняка весь напичкан нервами как высоковольтная линия! Не волнуйся, дедушка, тебе сделают легкую местную анестезию, ты ничего не почувствуешь. Анестезию? Как можно сделать анестезию члена? Укол? Куда? Прямо в него? Ни за что!