Дневник одного тела - Пеннак Даниэль - Страница 12

* * *

14 лет, 11 месяцев, 11 дней

Среда, 21 сентября 1938 года

Когда ничего не ешь, разговаривать не хочется. Да если бы и хотелось, мне уже трудно было бы говорить. А молчать ничего не стоит. Я так даже отдыхаю. Додо я делаю знаки кончиками пальцев, ему достаточно – он понимает. Долгое молчание – это как будто очищение, полное. И потом, у меня больше нет слюны. Во рту сухо. Я подолгу лежу на кровати.

* * *

14 лет, 11 месяцев, 13 дней

Пятница, 23 сентября 1938 года

По дороге в туалет я упал с лестницы. Ее не было дома. У меня синяки на руке, на бедре и на груди. Все болит, особенно больно дышать. За один раз я могу вдохнуть только чуть-чуть воздуха. При каждом вдохе легкие разрываются, будто упаковочная бумага. Роланда отнесла меня в кровать. Мои синяки перепугали ее насмерть. А особенно – шишка на затылке. Господи! Да что же это такое?! Она все твердила: Господи! Да что же это такое?! И вызвала доктора. Я ничего не сломал, разве что, возможно, треснуло ребро. Когда доктор вышел из моей комнаты, раздались крики. Он кричал, что это «недопустимо». Роланда отвечала, что она тут ни при чем. Я тут ни при чем! – повторяла она. Где ваша хозяйка? А я знаю? Я заснул. Меня разбудил дядя Жорж. После каникул он не стал возвращаться в Париж, а остался до конца сентября у Жозефа и Жаннетт. Они вместе с Этьеном ловят бабочек. С ним я поговорил. Сказал ему про пансион. Он нашел эту мысль удачной. У тебя будет полно друзей. Пришла Роланда – сказать ему, что мадам вернулась. Они заперлись в гостиной, но спорили так громко, что я слышал слова и даже целые фразы. Голос дяди Жоржа: Вы – сумасшедшая! Абсолютно! Ее голос: Это мой сын! Голос дяди Жоржа: Это сын Жака! Ее голос: Жак не был отцом! Его голос, очень сердитый: Это мой племянник, и я поступлю как его дядя, можете не сомневаться! Ее голос, все более пронзительный: Вы учите меня, как воспитывать сына? Вы – меня? В моем доме? В моем собственном доме? Хлопнула дверь гостиной, потом – дверь ее комнаты. Потом наступила долгая тишина, и я снова уснул. Разбудил меня опять дядя Жорж. Он сказал: Пансион я беру на себя, будешь учиться вместе с Этьеном. А теперь что бы ты хотел съесть? Чего тебе больше всего хочется? Я ответил: чашку холодного молока и тартинку с виноградным вареньем. Он принес мне все это на подносе и сказал, чтобы я никогда больше так не поступал: нельзя так шутить с собственным здоровьем. Твое тело – не игрушка! Съешь это и одевайся, я отвезу тебя к Жозефу и Жаннетт.

3 15—19 лет (1939—1943)

Отныне, когда кто-нибудь из взрослых скажет мне, чтобы я взял себя в руки, я смогу пообещать это, не рискуя его обмануть.

15 лет, 8 месяцев, 4 дня

Среда, 14 июня 1939 года

Похоже, мы устроили огромную глупость. Я во всем виноват. Это был эксперимент. Мне захотелось проверить на опыте, какую роль играют наши пять чувств в момент пробуждения, – это если по-научному. Мы просыпаемся по сигналу, который нам посылает одно из пяти чувств. Например, слух: меня будит хлопнувшая где-то дверь. Или зрение: я открываю глаза в ту самую секунду, когда господин Дамб зажигает в дортуаре свет. Или осязание: когда меня будила мама, она всегда меня встряхивала, правда, это было ни к чему: как только она прикасалась ко мне, я тут же просыпался. Обоняние: Этьен утверждает, что дядя Жорж просыпается от одного только запаха шоколада и поджаренного хлеба. Оставалось только проверить вкус. Можно ли разбудить кого-то, воздействуя на вкус? Так начинался наш эксперимент. Этьен насыпал мне в рот немного соли, и это меня разбудило. На следующий день я насыпал ему между губ щепотку мелко смолотого перца – тот же результат. Тогда я подумал, а что будет, если воздействовать сразу на все пять чувств: слух, осязание, зрение, обоняние и вкус. Какое тогда получится пробуждение? Этьен назвал наш эксперимент тотальным пробуждением. И пожелал непременно стать первым подопытным. Поскольку я тоже этого хотел, мы бросили жребий, и я выиграл. Итак, ему предстояло разбудить меня, произведя одновременно следующие пять действий: окликнуть меня, встряхнуть, ослепить ярким светом, насыпать в рот соли и дать вдохнуть нечто сильнопахнущее. За запахом Этьен спустился в кладовку и стырил там немного нашатыря, которым моют кафель в туалете. Мы провели эксперимент сегодня утром за четверть часа до подъема. Итак – пять чувств, все сразу. Мальмен меня тряс, Руар вливал в рот ложку уксуса, Поммье светил в глаза электрическим фонариком, Зафран совал под нос ватку с нашатырем, а Этьен в это время крикнул мне в ухо мое собственное имя. Кажется, я страшно заорал, и меня как будто парализовало: я застыл с выпученными глазами, напряженный, словно натянутый лук, не в силах произнести ни слова. Этьен пытался меня успокоить, остальные тем временем запрыгнули обратно в кровати. Когда пришел господин Дамб, я пребывал все в том же состоянии. Это продолжалось с полчаса. Позвали доктора. Доктор объявил, что я нахожусь в «состоянии каталепсии» и велел перенести меня в медпункт. Он предположил, что я, возможно, эпилептик, и рекомендовал понаблюдать за мной. После его ухода господин Дамб доложил обо всем господину Влашу, который вызвал Этьена и спросил, что же произошло на самом деле. Этьен поклялся всеми богами, что ничего не знает, что он услышал, как я кричу, будто мне снится кошмар, он попытался привести меня в чувство, но у него ничего не получилось. Влаш отпустил его, но по всему было видно, что он ему не поверил. Сам я ничего не помню. С удивлением очнулся в медпункте порядком оглоушенный. Как будто по мне проехался дорожный каток.

Из всего этого следует вывод: если воздействовать одновременно на все пять чувств спящего, его можно убить.

* * *

16 лет

Вторник, 10 октября 1939 года

Волосы жирные. Перхоть (особенно заметная, когда я в темном пиджаке). На лице – два прыща (один на лбу, другой – на правой щеке). Три черных точки под носом. Соски набухли, особенно правый, на который к тому же больно надавливать. Боль острая, как будто его пронзают иголкой. Интересно, а как с этим у девочек? За год набрал десять кило и вырос на двенадцать сантиметров (руки тоже стали длиннее, что хорошо для бокса, Манес был прав.) Болят колени, даже ночью. Это – потому что я расту. Виолетт говорила, что, как только это кончится, я начну уменьшаться. Вот мое отражение в зеркале душевой. Я себя не узнаю?! Вернее, у меня такое впечатление, что тот я, который в зеркале, растет сам по себе. Зато мое тело стало для меня предметом любопытства. Интересно, какой сюрприз ожидает меня завтра? Никогда не знаешь, чем тебя удивит твое тело.

* * *

16 лет, 4 месяца, 27 дней

Пятница, 8 марта 1940 года

Этьен утверждает, что брат Делару ласкает себя, наблюдая за нами, когда мы делаем домашние задания. То, чем мы занимаемся под одеялом, он проделывает под столом. Мне это кажется ни нормальным, ни ненормальным, скорее неуместным, хотя такое, несомненно, довольно часто встречается. Мне бы никогда не пришло в голову дрочить на людях, но можно, думаю, допустить, что опасность усиливает получаемый эффект. Этьен говорит, что брат Делару вынимает что-то из портфеля, может быть, фотографию, во всяком случае, не журнал, потому что формат у этого предмета гораздо меньше, чем у «Парижских удовольствий», и что он смотрит на это и тихонько себя поглаживает. Может, так оно и есть, только проверить это невозможно, потому что брат Делару всегда ставит на стол свой огромный портфель, воздвигая таким образом стену между собой и нами. А Этьен все не унимается: Ну да, честное слово – он делает это правой рукой! Смотри! Потому что он правша. Когда ты правша, левой рукой дрочить никак не получится. Слово специалиста.