Пагода благоуханий - Парнов Еремей Иудович - Страница 17

«Для настоящего разведчика, — с удовлетворением подумал Уэда, — все может оказаться полезным. В том числе и древние черепки».

Позвонив Жаламбе, он назначил встречу у задних ворот Ван Миеу. Они увиделись перед вечером, когда золотой свет над крышами навевает томление и тревогу. Вспугивая ящериц, прошли мимо изъеденных временем скамей, где в черных замшелых трещинах поселились улитки и вездесущие воробьи.

— Картотека, которую вы любезно согласились нам передать, — с места в карьер начал Уэда, когда они остановились у каменной арки со знаком неба, — оказалась довольно любопытной. Когда мы сравнили ваши данные с собственными, выявились занимательные подробности. Есть шансы затравить крупного зверя.

— В самом деле, господин Уэда? — Жаламбе облегченно вздохнул. — Рад, что сведения принесли пользу.

— Будем планировать крупную облаву. Пусть ваша тайная полиция целиком переключится на коммунистов. Преступления побоку. Это не убежит, это успеется. Мы войдем в контакт с нашими службами в Китае и затянем на шее большевиков петлю.

— Об этом я всегда мечтал, но не было возможности подобраться со стороны Китая. Англичане нам не очень помогали, так как не были заинтересованы в спокойствии и процветании французских владений.

— А мы заинтересованы, господин Жаламбе! И докажем это на деле. Рад сообщить, что ваши данные помогли нам напасть на след виднейшего деятеля Коминтерна. Совместными усилиями мы должны его взять. Сразу почувствуете, насколько тише станет в Тонкине.

— Весьма лестно. Однако должен сказать, — возразил Жаламбе, — что не только вьетнамские эмигранты, но и местные красные доставляют много хлопот. У них большая и разветвленная организация, притом умело законспирированная. Бить надобно с двух концов.

— Приятно, что наши мнения совпадают. Мы со своей стороны тоже готовы снабдить вас полезной информацией. Возьмем общих клиентов под совместный надзор, выявим связи и поставим капкан. Дело привычное.

— Завтра же можно наметить конкретные мероприятия. Не согласитесь ли побеседовать с моими сотрудниками?

— Ни в коем случае. Я в Ханое не более чем гость. Вы, я говорю о французах, тут полноправные хозяева. Но мы готовы помочь вам навести в доме порядок. На дружеской основе, неофициально. Так прошу и доложить его превосходительству господину генерал-губернатору Деку.

— Совсем не обязательно посвящать адмирала в мелочи полицейского сыска, — с видом сообщника подмигнул Жаламбе. — Мы с вами можем решить все сами.

— Это так. — Уэда проявил настойчивость. — Но, пожалуйста, доложите, что японские власти свято почитают суверенитет Франции и не будут вмешиваться во внутренние дела Индокитая.

— Означает ли это неучастие в оперативной работе? — решился задать прямой вопрос Жаламбе.

— С юридической точки зрения да, — откровенно ответил Уэда. — Мои люди, не жалея сил, помогут вашим во всем, что касается сыска. Но производить аресты будете вы.

— Понятно… — протянул Жаламбе.

— В отдельных случаях я попрошу у вас разрешения принять участие в допросе. Не откажете?

— Что за вопрос! — Жаламбе сделал широкий жест. — Можете хоть живьем изжарить.

— Зачем же? На то у вас имеется гильотина. Судебные формальности остаются в ведении французской стороны. — Уэда совершенно открыто диктовал свои условия. — Лично от вас, господин Жаламбе, требуется только одно. Вы должны развязать нам руки. Предупредите своих людей и, разумеется в мягкой форме, дайте понять генерал-губернатору, что кэмпэй-тай не потерпит никакого вмешательства в свою деятельность… Вы умеете играть в го, господин Жаламбе?

— Нет. — Француз был явно озадачен. — Что это за игра?

— Японская. Но… не имеет значения. Просто там есть такая операция, как окружение крепости. Я намерен приступить к ней немедленно. — Уэда вынул из бокового кармана фотографию. — Подберите все, что у вас имеется на этого человека.

«Вот и мы работаем на гестапо», — меланхолично отметил Жаламбе.

— Какое спокойное лицо, — усмехнулся он, рассматривая снимок. — Почти аскетическое умиротворение. Интеллигент, конечно?

— Кадровый работник компартии, — кивнул Уэда. — Канбо, как говорят здесь. Очень опасен.

В Европе начинался февраль сорок первого года, когда в Индокитае наступил год Металлической Змеи, отмеченный знаком женской стихии.

Ханойские улицы в новогодний праздник тэт стали розовыми от персикового цвета. На рынке бойко шла торговля глиняными свинками с даосским кружком счастья на прогнутом животе, карликовыми деревцами и красочными лубками, на которых были изображены грозные тигры — хранители стран света, сильные карпы в прозрачном потоке и, конечно, «Четыре красавицы».

Жизнерадостные ханойцы обменивались благопожеланиями. Многие потом принесли домой с рынка не только новогодние угощения, но и исписанные от руки квадратики зеленоватой бумаги. Как они только попали в корзинку? То ли вместе с лубком, свернутым в трубку, то ли пиротехник подсунул в коробку шутих?

«Да здравствует Единый национальный фронт борьбы против французско-японских фашистов в Индокитае! Восстание в Бакшоне и Намбо перерастет во всеобщее восстание!»

Японцы, которые тоже празднуют лунный новый год, всячески старались продемонстрировать свою духовную близость. Украсив ворота домов традиционными ветками сосны и бамбука, они добавили и нетленный персиковый цвет. По канонам икэбаны это выражало возвышенную идею вечного единства и благополучия.

До благополучия было, однако, далеко. Положение Индокитая существенно осложнилось после инцидентов на границе с Сиамом, которые к новогодним празднествам переросли в открытый вооруженный конфликт.

Новое правительство Таиланда — так теперь стал именоваться Сиам — начало тайные переговоры о размещении на своей границе с Малайей японских войск. Это было рискованно, поскольку англичане могли опередить Японию и занять приграничные районы Таиланда, и в то же время соблазнительно, ибо возникал шанс получить назад южные провинции, отторгнутые Великобританией в 1909 году. Правительство Коноэ, в свою очередь, обещало премьеру Пибул Сонграму взамен плацдарма для нападения на Малайю и Бирму щедрую компенсацию за счет Французского Индокитая: камбоджийские провинции Баттамбанг и Сиемреап и часть территории Лаоса к западу от Меконга. Японии вторжение тайских войск в Индокитай давало двойной выигрыш, поскольку укрепляло ее позиции в обеих странах и позволяло оказывать добавочное давление на администрацию Деку.

Тайская армия нанесла ряд поражений французским войскам и в первой половине января прорвалась в Камбоджу.

Фюмроль с пеной у рта убеждал Деку бросить на западную границу всю наличную авиацию.

— Вы же видели, как отвечают японцы, встречая энергичный отпор! — доказывал он. — Не мы, а вьетнамские крестьяне заставили их отступить.

— Коммунисты, — уточнил Деку.

— Не суть важно. Главное, что противник отброшен.

— Союзник, — с тонкой улыбкой заметил генерал-губернатор.

— Отчего бы и нам, французам, не продемонстрировать силу? Мы проиграли войну с бошами, уступили японцам, неужели и перед Бангкоком склоним головы? Непостижимо! Я сам готов повести самолет.

Но надежных летчиков не хватало, и Деку предпочел бросить их на подавление нового восстания в Намбо. После отхода японской армии за порядок в стране вновь отвечали французские власти. И все же Фюмролю удалось отыграться. Действуя через сочувствующих де Голлю офицеров, он за спиной генерал-губернатора вошел в тесный контакт с командующим флотом, который при первой возможности атаковал тайские корабли. Неожиданный рейд французских торпедных катеров у острова Чанг обошелся Таиланду чуть не в половину всего флота.

Его величество король Ананда Махидон пришел в отчаяние. Сидя на троне под белым девятиярусным зонтом, он в резкой форме потребовал отставки премьера. Лишь клятвенное обещание Пибул Сонграма в течение двух недель закончить конфликт без потери занятых областей удержало его от крайних мер. Он не верил, что после такого поражения его страна может остаться в выигрыше. Спасти честь тайского королевства могло только чудо. Но Пибул Сонграм не бросал слов на ветер.