Мальтийский жезл [Александрийская гемма] - Парнов Еремей Иудович - Страница 33

— Тогда тем более мы должны положиться на ваше авторитетное заключение. — Гуров привычно потянулся за сигаретой, но опомнился и лишь огорченно махнул рукой. — Если бы не одна досадная мелочь. Почему больной, о котором идет речь, нигде не значится?

— Понятия не имею. В мои обязанности не входит вести запись.

— Кто же должен это делать в таком случае?

— Поинтересуйтесь у сестры. Я вам ее подошлю. — Галина Марковна возвратила снимок, обнаружив намерение удалиться.

— Одну минуточку! — деликатно остановил ее Целиков. — Извините… Нас вовсе не интересуют регистрационные процедуры. Нам человек нужен, Галина Марковна.

— Какой? — мгновенно и точно отреагировала она. — Этот, что на карточке, или тот, кого мы обследовали?

— Безусловно, этот, — Целиков машинально взглянул на фотографию. — Вашего мы ищем, чтобы исключить всякую возможность ошибки. Где он может находиться в данный момент, как по-вашему?

— Узнайте в психоневрологическом. Скорее всего, мы переправили его туда. Правильно, так оно и было.

— На чем переправили? — спросил Гуров.

— Да на той же машине!

— Понятно, — кивнул Целиков. — Но почему именно в психоневрологический? Для этого, очевидно, были какие-то основания?

— Без оснований, товарищи, ничего не делается. Во-первых, больной, придя ненадолго в сознание, был очень возбужден. Судя по всему, его мучили нестерпимые боли. Установить с ним контакт не удалось, хотя какихлибо внешних нарушений я не обнаружила. При рентгеноскопии костей черепа тоже повреждений не выявилось.

— Значит, у вас должен остаться рентгеновский снимок?! — обрадованно воскликнул Гуров.

— Не думаю. В подобных случаях мы все отправляем вместе с больным. Порой от какой-то минуты зависит человеческая жизнь.

— М-да, у вас времени зря не теряют, — саркастически процедил Гуров. — Наверное, сестра даже не успела оформить!

— Не знаю, спросите у сестры. Мы сделали все, что полагается: обработали раны, наложили повязку, ввели обезболивающее. Специалистов по нейрохирургии у нас нет, психиатров — тоже.

На том и расстались к обоюдному облегчению.

— А ночь хороша! — Выйдя наружу, Гуров полной грудью вдохнул теплый, насыщенный сыростью увядания воздух. — Тихо-то как, господи! И звезды! — Он достал сигареты и присел на ступеньку возле дряхлого, облупившегося льва. — В гостиницу поедем?

— Куда же еще?.. Вздремнуть часок-другой не мешает.

— Что верно, то верно. Утро вечера, как известно, мудренее. Может, и нам блеснет улыбка удачи на путях скорби.

— Вряд ли, Борис Платонович, не обольщайтесь. В своем деле эта дама действительно разбирается.

— Ошибка, значит? Тухлый номер? А как же Горбунов? И этот, с дерганым глазом, со «Скорой помощи»?

— Я более склонен верить в таких делах женскому глазу, Борис Платонович, тем паче профессиональному. Наш брат поверхностен, его проще провести на внешнем сходстве.

— Возможно, вы и правы, — со вздохом признал Гуров. — А жаль! Проверить все равно необходимо, хотя, признаюсь, особых надежд не питаю. Дурацкая ситуация! Такое ощущение, словно преследуешь пустоту. Погоня за призраком. Вам не кажется?

— К сожалению, нет. От посещения «Скорой помощи» у меня осталось впечатление несколько иного рода. По-моему, там здорово попахивает самым типичным разгильдяйством.

— Эти, в травмопункте, тоже хороши! Экая бездушная бабенция… Хотя понять можно. Работы у них выше головы. Чуть ли не со всей трассы везут. Я по журналу проверил. Почти сплошь дорожные инциденты. Пьяные водители, неуверенный в себе частник…

— А тут еще листопад и, как следствие, аварийный пик.

— И все же разве можно так отфутболивать человека? …Напрасны были упования на утро. Оно не принесло ясности. Крики окрестных петухов не разогнали ночную «нечисть». В психоневрологическом диспансере материальных следов таинственного пациента тоже почему-то не обнаружилось. То ли срок его пребывания в означенном учреждении оказался слишком непродолжительным, что и помешало сделать соответствующую запись, то ли внесенные в журнал строчки «улетучились» под влиянием трансцедентальных сил.

Последнее предположение следовало безжалостно отбросить, что следователь Гуров и сделал, крепко взяв в оборот заместителя главврача.

— Значит, вы признаете, что у вас был такой больной? — быстро разобравшись в обстоятельствах, поставил он вопрос перед явно страдающим ожирением замом.

— Несомненно.

— Его доставили в машине «скорой помощи» из травматологии?

— По-видимому, так, раз они утверждают.

— Но записи нет?

— Записи нет, хотя дежурная сестра Глазунова Лариса Ивановна была обязана это сделать.

— Вы слышите, гражданка Глазунова? — Борис Платонович медленно перевел взгляд на миловидную девушку в кокетливо облегающем халатике.

— Я хотела записать, когда будет заполнена медицинская карта. — Она обиженно заморгала, не чувствуя за собой никакой вины.

— Карту заполнили? — Гуров вновь переключился на зама, который то и дело вытирал платком солидную лысину.

— Поймите же наконец, что в этом не было никакого смысла!

— Почему, позвольте узнать?

— Да потому, что больной был направлен явно не по адресу! Мы сразу поняли, что это не наш больной. В травматологии не разобрались должным образом и спихнули нам.

— Теперь понятно. Вы обнаружили ошибку, разобрались как следует и перепихнули дальше. Я правильно понимаю?

— Вам не кажется, что вы разговариваете со мной в недонустимом тоне?

— Не кажется, — с обдуманной резкостью оборвал Гуров. — Я лишь повторяю ваши слова. Или спихивают только в травмотологии? Вы, значит, переправляете по принадлежности? — он постарался поточнее передать интонационное звучание. — Если так, то прошу прощения… Короче говоря, куда направлен больной?

— В железнодорожную медсанчасть. У них хорошая терапия и есть опытный консультант по нейрохирургии.

— Поедем туда, Борис Платонович, — сказал молчавший до тех пор Целиков. — Не будем терять времени. Ведь все ясно: больной не их, его переправили по принадлежности, а эта милая девушка, не обнаружив заполненной карты, забыла сделать запись в журнале.

— Да. — Гуров медленно и как-то не очень охотно поднялся. — Дело действительно ясное. Но мы еще вернемся сюда…

Возвратиться в обитель печали, расположенную по иронии судьбы в доме по улице Гаршина, им, однако же, не пришлось. Ни радости, ни горести людские не могут длиться до бесконечности. Рано или поздно, но всему приходит срок перемен. И в этом свойстве жизни таится великое утешение. Будь иначе, она могла бы обернуться нескончаемой мукой.

В больнице, подведомственной управлению железной дороги, мистический туман развеялся без следа. Словно бьющие в окна солнечные стрелы сожгли в бездымном очистительном пламени всю нечисть, породившую столь роковое стечение обстоятельств. Все объявилось как по щучьему велению: запись в книге, история болезни за номером 90723, амбулаторная карта и даже сопроводительные листы, которые недоверчивый Борис Платонович совершенно напрасно отнес к категории мифических. Они пребывали в первозданной целости, то есть в двух экземплярах, потому что перевозившая больного бригада, точнее, входившая в нее сестра позабыла в хлопотах оторвать положенную половину. Так и передавали человека из рук в руки вместе с бумагами (рентгенограмма черепа тоже нашлась), и никто не обратил внимания на «пустяк».

А «пустяк» этот наглухо обрубил за безвестным страдальцем концы. Распутать столь безнадежно, хотя и без всякого умысла, запутанный узел воистину мог лишь следователь, притом столь цепкий, да еще с помощью уголовного розыска.

Не склонный к проявлению сантиментов, Гуров настолько расчувствовался, что даже поцеловал руку пожилой даме, заведовавшей отделением, в котором — в это все еще было трудно поверить — находился в данную минуту больной.

— Спасибо вам за вашу доброту! — едва не прослезившись, поблагодарил он, выслушав подробный рассказ о предпринятых медицинских мерах.