Безрассудная девственница - Парнелл Андреа - Страница 24

— Прочь, проклятый Голиаф!

Куэйд рассчитывал, что его истошный крик хоть ненадолго задержит медведя, и поначалу ему показалось, что он не ошибся в своих расчетах. Медведь остановился и, сев на задние лапы, задумался, какую жертву выбирать первой.

Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что мальчишка не терял времени даром. Он перелез на ветку повыше, куда медведь не мог дотянуться. Непосредственная опасность для него миновала. Обезумевший зверь бросился на охотника. Его когти величиной с человеческий палец просвистели всего в нескольких дюймах от глаз Куэйда, сорвав с дерева большой кусок коры.

Только сейчас Куэйд впервые почувствовал, что такое настоящий страх, от которого берет такой озноб, словно стоишь на холодном северном ветре. Таким ударом зверь мог бы снести ему голову. Ну что ж, во второй раз он не промахнется.

— Стой, чертово отродье!

С поднятым мушкетом Куэйд вышел из-за дерева и прицелился, но не оценил то ли ловкости зверя. То ли длину его конечностей, поэтому мушкет отлетел в сторону, а сам он упал на землю, что спасло его от удара страшной лапы.

Адский вопль вырвался из пасти зверя. Куэйд схватился за нож, что это за оружие! Однако без борьбы отдавать свою жизнь охотник не собирался. Ругаясь на чем свет стоит, Куэйд приготовился встретить медведя, но тот вдруг остановился как вкопанный и завертелся на месте от боли.

Покрасневшими от ярости глазами он искал виновника жгучей боли, а Куэйд заметил, что из спины у него торчит стрела, правда, более подходящая для птицы, чем для подобного великана, но все же, к счастью, достаточно большая, чтобы отвлечь внимание зверя.

Это мальчик спас его, по крайней мере на некоторое время. Пока Куэйд приходил в себя, тот выпустил еще одну стрелу, не забывая при этом крепко удерживаться на ветке.

Медведь вновь нашел его своим кровавым взглядом и с диким ревом принялся молотить лапами пространство, разделявшее их. Тем временем Куэйд подобрал свой мушкет. У него было всего несколько секунд, пока медведь не сообразит, что есть добыча полегче. И он не ошибся. Щелкая своими желтыми клыками и брызгая пеной, зверь опять бросился на охотника. Не имея времени по-настоящему прицелиться, Куэйд, быстро уперев ствол мушкета в землю, выстрелил прямо в сердце лесному великану.

На какую-то долю секунды ему показалось, что все вокруг замерло и он слышит только собственное тяжелое дыхание. Промахнуться он не имел права. Куэйду уже не раз приходилось иметь дело с медведями, и он знал, что перезарядить мушкет ему не удастся. Или он убьет медведя, или тот убьет его.

Когда он увидел прямо над собой страшную оскаленную морду, он подумал, что предпочел бы в последние минуты жизни услышать нежный голосок Глории. Вот так, с мыслями о Глории, он смотрел как зверь задрожал, остановился и упал. Когда улеглась поднятая им пыль, Куэйд с трудом поднялся и вытащил из-под чудовищной лапы свою ногу.

От штанов остались одни лохмотья, но Куэйд был счастлив, что острые, как бритвы, когти не рассекли мясо до кости. Застонав, он прислонился к дереву и стал ждать, пока сердце не забьется ровно. Тут он заметил вторую стрелу в спине медведя. Смелый мальчишка, и стрелок что надо!

Он уже хотел похвалить его, но тут вновь услышал тяжелые шаги.

— Проклятье!

Куэйд спрятался в кустах. Он не позаботился перезарядить мушкет, а теперь не мог этого сделать, не привлекая к себе внимания еще одного зверя.

— Слезай, негодник, не то я сам тебя убью! — услышал он хриплый голос.

Мальчик заплакал, и Куэйд выскочил из укрытия. Всякий раз, когда он слышал, как плачет ребенок, он на своем собственном опыте знал, что вслед за этим последуют побои или еще что-то похуже.

И неважно, кто был этот несчастный малыш, индеец или белый, он должен был его защитить от жестокого дикаря.

Куэйд бросился к мальчишке.

— Тронь его только, и от тебя мокрого места не останется, — холодно проговорил он, угрожая мужчине широким лезвием охотничьего ножа.

Однако рыжий великан совсем на него не обиделся и протянул ему руку.

— Убери нож, чужеземец, — сказал он, опуская заряженный мушкет. — Этот парень мой сын. Ей Богу, я сам не знаю, то ли мне его выдрать, то ли расцеловать.

Едва мальчишка слез с дерева, как он влепил ему звонкую затрещину, не хуже медвежьей. Однако Куэйд увидел слезы в глазах охотника и успокоился.

— Я твой должник. Ты спас мне сына, — сказал он, прижимая к себе мальчишку, чтобы подать руку Куэйду.

— Такая у меня судьба.

Куэйд пожал протянутую руку и рассказал о мальчишке-наррагансете, которого когда-то вытащил из реки.

— Они все рано или поздно попадают в беду.

Охотник посмотрел на сына.

— И не любят своих отцов, — он хмыкнул. — Меня зовут Джон Байярд. Или Джон Медведь. Так меня называют индейцы. Я за ним охочусь, — он показал на медведя. Этому дали имя «Душегуб». Очень уж он был злой. В прошлую весну загрыз двоих. А ты сегодня неплохо потрудился.

— Не самая приятная работа, — наконец-то сумел усмехнуться Куэйд. — Предпочитаю лисиц и бобров. С ними возни поменьше.

Байярд зашелся в бешеном хохоте.

— У них неплохие шкуры, но и у медведя не хуже, а уж больше, это точно. Да и мясо вкусное. Этого мы приготовим сегодня на ужин, если ты не против, — он выжидающе уставился на спасителя своего сына. — Твоя добыча.

— Мясо твое, — ответил Куэйд, поднимая мушкет и мешочек с порохом, который он выронил, пока сражался с медведем, — шкуру возьму я.

Байярд отпустил мальчика.

— Вот и хорошо, — он крякнул, переворачивая медведя на спину, и, словно в ответ, послышалось лошадиное ржание. — Возьми своих лошадей, — сказал он. — Я привязал их, когда искал сына. Они еще, наверное, не успокоились, — он вытащил нож. — А я пока сниму шкуру.

Куэйд кивнул и отправился за лошадями. В лесу стоял густой запах зверя, и обе лошади не решались приблизиться поближе к туше. Куэйд привязал их с подветренной стороны, пока Байярд с сыном снимали шкуру.

— Сначала подумал было, что сам попаду к нему на ужин, — проговорил Куэйд, устраиваясь рядом с Байярдом и отслаивая ножом кожу от жира.

Байярд хмыкнул.

— Он уже съел одного бедолагу, не умевшего метко стрелять, — сказал Байярд и показал на шрам от чьей-то пули на боку у медведя.

Когда шкуру сняли, Куэйд отрезал и завернул пару когтей в большой кленовый лист.

— Это тебе, парень. Если бы не твои стрелы, не думаю, чтобы мы теперь свежевали его. Как тебя зовут, сынок?

Мальчик посмотрел на отца, и Байярд кивнул ему.

— Джонни, — ответил он и с радостью схватил подарок. — Я Джонни Байярд, а моя мама — Клемми.

Куэйд вопросительно посмотрел на Байярда. Клемми — английское имя, а мальчик, судя по виду, наполовину индеец.

Байярд рассмеялся, угадав мысли Куэйд а.

— Это я назвал ее Клемми, хотя она индеанка. Моя жена.

— Жена? — спросил Куэйд, не представляя, как этому охотнику удалось найти сговорчивого священника, чтобы обвенчаться.

— По индейскому обычаю, — пояснил Байярд, вытирая нож о пучок травы. — А мне все равно. Она хорошая женщина. Не возражает жить в лесу и идет за мной, куда бы я ни отправился.

Он начал резать мясо на куски.

— Была у меня английская жена, да уехала обратно. От этого мне только лучше, — тыльной стороной ладони он похлопал мальчика по плечу. — Позови мать, — приказал он. — Немного мяса мы закоптим тут, — мальчик кивнул и бросился бежать. — Да поосторожнее на этот раз, — крикнул ему вдогонку Байярд.

Куэйд задумался над словами Байярда, который живет как хочет и не расстается со своей женщиной. Нобл Уоррен жил по-другому. Почему же он не может ни на что решиться? Неужели его мучает не только то, что он должен изменить свой образ жизни?

Через несколько минут вернулся Джонни с матерью. Клемми Байярд со своими иссиня-черными волосами была настоящей индеанкой с довольно простеньким лицом, если бы не сияющие глаза, делавшие ее даже хорошенькой, когда она с обожанием смотрела на своего мужа. Да, эти люди любили друг друга и доказательством тому был Джонни да и округлившийся живот, топорщивший кожаный наряд индеанки.