Лето страха - Паркер Т. Джефферсон - Страница 48

Дерзость! Поистине за гранью воображения — нормального человека.

Поэтому, встретившись со взглядом Пэриша, я понял тот секрет, что он в себе хранит: за спокойным фасадом его внешности таится человек, способный — в буквальном смысле слова — на невообразимое, человек, для которого дерзость — привычное дело.

Он улыбнулся мне и спросил:

— А ты как считаешь, Расс, что Инг делал с телами животных, вынутыми из морозильника? Ведь у вас, писателей, воображение развито особенно хорошо.

И в тот же самый миг мне пришла в голову мысль, что единственный способ свершить над Мартином Пэришем хоть какого-то рода правосудие — это превзойти его по части того самого воображения, о котором он упомянул, превзойти его — в дерзости. Но как сделать это?

— Может, у него был друг, который закапывал их в землю, а сам он в этот момент снимал похороны на видеокамеру? — сказал я.

Мартин скрылся за своей невыразительной улыбкой, тогда как Вальд, Шульц, Винтерс и даже Мэри Инг сошлись взглядами на мне, потом скользнули друг по другу и снова — уставились на меня.

— У Билли никогда не было друзей, — сказала Мэри Инг со всей серьезностью. Она явно не владела языком «невообразимого».

— В то время, в 1976 году, еще не существовало видеокамер, — оповестил нас Вальд, явно тоже незнакомый с понятием «дерзость».

— Да кто, к черту, интересуется тем, что он там делал с собачьими телами? — не выдержал непонятного разговора Винтерс. Он посмотрел на часы. — Продолжай, Мартин. Глядишь, где-нибудь к концу года Рассел нам состряпает новую историю.

Мартин посерел, но тем не менее усмехнулся мне в лицо.

В зрелом возрасте Инга трижды арестовывали, в трех других случаях допрашивали, и в результате он провел за решеткой в общей сложности сто двадцать три дня. В двадцать два года он попался на какой-то мелочи, а нашли у него целый карман наркотиков, хотя обвинения за хранение наркотиков ему не предъявили и обыска дома не сделали. Двумя годами позже, когда он работал сторожем в частной школе, его снова допросили, на сей раз после жалобы ее хозяина, что из школьного зоопарка исчезают животные. И снова все ограничилось лишь внушением. Еще через два года на него пожаловался хозяин дома, в котором Инг жил: Билли вломился в три квартиры и украл... женское белье. Обвинение опять же не было предъявлено. В 1984 году, когда ему было уже тридцать лет, его осудили за первое «настоящее» преступление — он разделся догола перед женщиной на Центральном пляже Лагуны. Трехмесячное тюремное заключение было заменено курсом амбулаторного психиатрического лечения — всего было проведено семь сеансов. Годом позже Инг попался на краже автомашины, на чем хлопотал четыре месяца тюрьмы. Машина была угнана с боковой улочки Лагуна-Бич, а двумя днями позже брошена в жилом квартале, расположенном на холмах. В 1987 году его допрашивали в связи с попыткой изнасилования на лагунском пляже «Тысяча ступенек», а через два года — в связи с выброшенными волнами на берег пирса Алисо, чуть южнее Лагуны, трупами кошек и собак, забитых до смерти.

— Рассел, — прервала Карен, — все эти подробности личной жизни вряд ли вызовут интерес у наших читателей. Большинство их взято из материалов психиатрических больниц и телефонных разговоров, проведенных нами с сотрудниками специальных учреждений по условно-досрочному освобождению. Данные психиатров цитировать нельзя — они предназначены для служебного пользования, особенно то, что говорил сам Билли Инг. Ты можешь цитировать Мартина, шерифа Винтерса, Вальда и меня. Если миссис Инг не возражает, и ее. С этим все ясно?

— Ясно.

Родился Инг в Анахайме, в Апельсиновом округе, в 1954 году. Его отец, Ховард, работал чертежником на аэрокосмическом предприятии в Рокуэлле; Мэри в то время работала в столовой той самой больницы, где и появился на свет Билли. Это был их единственный ребенок.

— Вроде бы все нормально, — сказал Вальд, отрывая взгляд от своих бумаг. — Но пока мистер и миссис Инг усердно работали, в мальчике, росшем с нянькой, начали, как я полагаю, зарождаться все качества несчастного человека. Не так ли, Мэри?

— Да, он не был счастливым ребенком, — ответила она, уткнувшись взглядом в страницу текста. — Даже поверить не могу в то, как много материала вы собрали на него... то есть на нас.

— Миссис Инг, — сказал Эрик с видом глубокой торжественности, — вам абсолютно нечего стыдиться. Вы сами пришли к нам, и этим вы спасаете человеческие жизни. Вы очень хороший человек.

Карен, а вслед за ней и Мартин Пэриш неловко заерзали на своих местах. Если Винтерс и обратил внимание на грубую снисходительность, прозвучавшую в тоне Вальда, то виду не подал. Как, впрочем, и сама Мэри. Она лишь густо покраснела и снова, в очередной раз, промокнула глаза скомканной голубой салфеткой.

Пэриш продолжал читать.

Инг от рождения был крупным ребенком, рыхлым и неспортивным, застенчивым и одиноким. Агрессивные мальчики часто поколачивали его; девочки либо посмеивались над ним, либо вовсе не замечали; учителя недолюбливали его за медлительность и упрямство. Его эпилепсия была предметом шуток и издевательств. По тесту, определяющему уровень умственного развития, разработанному Стэнфордом и Бинетом, он получил сто тридцать шесть баллов. За то, что он часто прогуливал уроки, отец избивал его. По словам самого Билли, Ховард «был всегда пьян» и жесток, иной раз набрасывался с кулаками и на Мэри. Часто Ховард говорил сыну: он и Мэри — гири, прикованные к его шее, и если бы не они и необходимость ради того, чтобы прокормить их, вкалывать от зари до зари, он свою жизнь посвятил бы, не ощущая проклятия их присутствия, любимому делу — изучению права.

Я посмотрел на Мэри, которая по-прежнему не поднимала глаз от бумаг, и словно услышал немой вопль безудержного, безутешного горя, который она издала Почувствовав обращенное на нее внимание, она быстро взглянула на меня своими беспомощными голубыми глазами и снова уткнулась в бумаги. Все так же сжимала она в руке салфетку.

Пэриш перевернул страницу и продолжал чтение.

Если верить Билли, Ховард был «таким толстым и таким глупым», что мальчик с детства предпочитал обществу людей — общество животных.

— Я ожидал этого, — заметил Вальд. — Прекрасно вписывается в общую картину.

— Может, ты все же позволишь мне дочитать? — спросил раздраженно Пэриш.

— О, прошу прощения, капитан.

Пэриш что-то буркнул и продолжал. Опять же по словам Билли, у Инга всегда жили три собаки (стаффордширских терьера) и три кошки. Одна из обязанностей Билли в доме была кормить их и убирать за ними, причем делать это нужно было до возвращения отца с работы. Мальчик всей душой ненавидел своих домашних животных, с отвращением относился к тому, что «они везде слюнявят и гадят», а также совершенно не мог понять, почему отец, как ему казалось, с гораздо большей нежностью и любовью относится к ним, чем к нему. Однажды вечером, когда Билли было восемь лет, собаки дружно напали на него, в результате чего пришлось наложить сто тридцать пять швов. Став взрослым, он специально отпустил бороду, чтобы скрыть уродливые шрамы, избороздившие его лицо.

— Шериф, как вы относитесь к этим шрамам? — перебила его Карен. — Можно об этом писать или все же лучше попридержать?

— Зачем писать о них? — спросил Вальд. — Он же все равно носит бороду.

— А я считаю, хуже от этого не будет, — заметил Пэриш. — Он ведь может побриться, и что тогда? Кстати, после того, как мы опубликовали его фотографию, это вполне возможно.

Винтерс ненадолго задумался и наконец сказал:

— Про шрамы, Расс, пока ничего не пиши. Будем надеяться, бороду он не сбреет. Кстати, миссис Инг, есть у вас снимки без бороды, на которых заметны шрамы?

Та лишь покачала головой.

— Бороду и усы он носит с неполных двадцати лет. Не думаю, чтобы он захотел сбрить, шрамы смущают его.

Винтерс кивнул.

— Ладно, Монро, про шрамы можешь оставить.

Пэриш покачал большой головой, как если бы имел дело с непослушными детьми, и продолжил.