Лето страха - Паркер Т. Джефферсон - Страница 18

— Таким образом, Марти, получается, и Эмбер убил Полуночный Глаз?

— Кому-то надо, чтобы именно так и подумали.

— Но, насколько я понимаю, Полуночный Глаз не увозит свои жертвы в полиэтиленовых мешках.

— Так же, как не застилает кровати и не перекрашивает стены.

— Что же, черт побери, такое творится?

Улыбка, появившаяся на лице Марти после моих слов, показалась мне определенно странной.

— Все не так уж и сложно, Расс.

Сначала я пропустил его фразу мимо ушей, так как в первое мгновение не понял ее смысла и еще не посмотрел на себя глазами Мартина Пэриша. Но неожиданно до меня начало доходить... и легкий спазм страха сжал мое сердце.

— Где она сейчас? Я имею в виду пленку, что была в доме Эмбер?

— Во вторую ночь, когда я застал там тебя, ее уже не было. Как и самой Эмбер.

И тут меня наконец осенило, причем прозрение было внезапным и ярким, как удар кулака под дых. Марти считает: это я убил Эмбер. В его глазах я прочитал уверенность — несокрушимую, как вера.

— Грейс утверждает: в ту ночь ее там не было, — сказал я.

— Значит, один из нас — лжец.

— А возможно, и убийца. Марти?

Когда он заговорил, на его лице снова появилась улыбка.

— Признаюсь, Монро, всех их порешил именно я. Никак, знаешь ли, не могу остановиться — такое приятное чувство всякий раз возникает. А сейчас извини — надо собрать улики, чтобы можно было арестовать самого себя.

Глава 9

Когда я вернулся домой, Грейс и Изабелла сидели на крыльце. Иззи — в своем инвалидном кресле, а Грейс пристроилась на ступеньке. Мое сердце слегка екнуло, несмотря на то что вроде они беседовали вполне мирно. На какое-то мгновение увиденное в доме Виннов как бы растворилось, а единственно важным стало вот это — действие, вершащееся на крыльце моего дома. Я ощутил всех нас — вместе, единой семьей.

Обняв Иззи, я обратил внимание на ее необычный наряд — украшенную блестками тенниску, подобранные в тон ей шляпку и сережки, широченные пляжные брюки, с броским красно-черно-оранжевым рисунком, и привычные теннисные тапочки, но — с блестящими шнурками. На лицо наложен свежий грим, а сама она благоухает духами.

Грейс позволила обнять также и себя.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказал я Изабелле.

— Г-г-грейс помогла мне. У нее вкус лучше, чем у т-т-тебя.

— И наверняка терпения тоже побольше, — добавил я.

— У нее просто потрясающие наряды, — сказала Грейс. Она одарила меня взглядом, в котором светилась невысказанная гордость.

Я был совершенно неспособен с ходу понять, каким образом ей удалось так быстро найти путь к сердцу Иззи, но чувствовал — между ними установилось перемирие. А после этого, по-видимому, возникла потребность привести себя в порядок.

Изабелла посмотрела на меня своими большущими темными глазами.

— Я не хочу оп-п-паздывать.

— Обещаю тебе, мы не опоздаем, — заверил я ее. — Но все равно мне понадобится минимум час, чтобы написать и отправить статью. Сможете обе выдержать без меня столько времени?

— Ни в коем случае, — сказала Грейс.

Изабелла кивнула.

Час спустя я повез Изабеллу в медицинский центр калифорнийского университета на очередное томографическое обследование. Доктора боялись, опухоль продолжает расти. Нас же с Изабеллой эта мысль приводила просто в ужас. Результаты сканирования должны были прояснить ситуацию и, если все же растет, установить, насколько разрослась и в каком направлении.

Свою первую статью о Полуночном Глазе я отправил по факсу Карле Дэнс в «Журнал», а копию из вежливости послал Карен Шульц. В статье я пользовался тем прозвищем, которое убийца сам себе выбрал.

Мне казалось, смерть бродит повсюду, она — вездесуща как воздух.

Наши вылазки из дома, находящегося среди сухих золотистых холмов, в душные, наполненные смогом индустриальные районы города, в одном из которых располагался медицинский центр, всегда казались мне некоей смесью марша смерти и сценами из «Алисы в Стране Чудес». Имелся какой-то привкус сюрреалистичности в этих унылых путешествиях, к которым примешивалась вера в то, что в любой момент кошмар оборвется и мы превратимся в обычных молодоженов, направляющихся в больницу для обычного разговора с гинекологом. На самом же деле мы всего лишь однажды совершили подобную поездку — это случилось за два месяца до обнаружения опухоли, после того как индивидуальный тест на беременность дал ярко-розовый — положительный — результат. Однако ультразвуковое обследование плода не обнаружило никакого сердцебиения. А на следующий день у Изабеллы случился выкидыш. Второй за шесть месяцев. Через два месяца была обнаружена опухоль, и мы поняли: ее организм попросту отказывается дать начало новой жизни, потому что давно уже ведет тайную войну за свое собственное выживание.

Изабелла сидит рядом со мной, глядит в окно, невидная за солнцезащитными стеклами. Вдалеке на востоке маячит в дымке шпиль стадиона «Эйджил». Где-то под нами извивается опаленная солнцем речка Санта-Ана — красноречивое свидетельство пятилетней засухи и грустное напоминание об очередном благе, которое Господь, кажется, украл с наших столов.

Как и обычно во второй половине дня, на шоссе номер пять случилась авария. Мы попали в затор, подъехав вплотную к осевой линии, и нам оставалось лишь поглядывать на огни, сверкавшие впереди.

— А что, если она стала б-больше?

— Не стала.

— Ты действительно думаешь, что не стала?

— Ни в коем случае. Химия уже все там поубивала.

— В том числе и п-п-половину меня самой?

— К сожалению, это так.

— Но ведь я заслужила хоть немного добрых новостей для того, чтобы зарядиться... для того, чтобы изменить...

— Ты заслуживаешь самых лучших новостей на свете.

Мы как раз проезжали место аварии. Три машины стояли на обочине. Прямо на асфальте сидела женщина, спиной упершись в разграничительный барьер, закрыв лицо руками.

— П-п-почему л-люди всегда притормаживают в таких местах и начинают глазеть?

— Думаю, это дает им удовлетворение, что беда случилась не с ними.

— И мои друзья звонят мне тоже поэтому?

— Иззи, это просто нечестно. Твои друзья звонят потому, что они любят тебя. Они просто не знают, что еще можно сделать в подобной ситуации.

— А моя реп-реп... речь становится все хуже, правда ведь?

— Пожалуй, что так, маленькая.

— Слово вижу, а с-с-сказать не могу.

— По мне — так ты говоришь прямо-таки прекрасно.

— И все равно получается хуже, чем на прошлой неделе. Но м-м-может быть, это от лекарства?

— Может быть, — сказал я.

Изабелла внимательно разглядывала место катастрофы, пока мы проезжали мимо, выруливали на шоссе и увеличивали скорость.

Она долго молчала, а потом сказала:

— Прошлой ночью я слышала женский голос в доме. Мне п-п-приснилось, да?

Я сказал ей, что это была Грейс.

— А почему она не м-м-могла остановиться у своей м-м-матери?

— Я думаю, Эмбер в отъезде, — сказал я.

— Ты хочешь, чтобы она осталась у нас?

Я рассказал ей о проблемах Грейс.

Изабелла на минуту задумалась, а потом сказала:

— Все вполне могло бы образоваться, если бы у нее б-б-была другая марть. Я хочу сказать, другая мать.

Я промолчал. Изабелле всегда доставляло удовольствие разносить Эмбер, и я не считал своим долгом лишать ее этого удовольствия. И снова мне в голову пришла мысль о том, насколько же разными, в сущности, они были — полная противоположность друг другу.

— В п-п-последнее время ты с ней не виделся?

— Нет.

— А Четвертого июля? Во время т-т-того обеда на веранде у тебя был т-т-такой взгляд, почти как у Эмбер.

— Нет, Иззи, я уже несколько месяцев не встречал ее.

— Грейс хочет жить с нами?

— Нет, просто она...

— Я не хочу видеть ее в нашем доме! — Изабелла глубоко вздохнула, и ее подбородок вздрогнул. Из-под оправы очков выскользнула слезинка, размазала грим на щеке. — Извини меня, — сказала она.