Слаще жизни - Паркер Лаура - Страница 21

Он наклонил голову и поцеловал сосок ее груди. Стал не торопясь ласкать его языком, пока он не сморщился и не затвердел, а потом с силой втянул его в рот. Она инстинктивно выгнулась и глубоко, со всхлипом вздохнула. Еще через несколько секунд ее, казалось бы, насытившееся тело уже опять истомно болело. Даже понимая, что он пустил в ход тактику проволочек, Эва не могла упрекнуть его – столь восхитителен был выбранный им способ.

Когда он отодвинулся, на лице его играл румянец, а на губах – улыбка удовлетворения.

– Я знаю, как чувствую себя, когда мы вместе. Чудесно. Удовлетворенно. Чувствую, что живу. Я ничего подобного не испытывал последние шесть лет. Может, и вообще никогда. – Его глаза цвета обжигающего кофе, казалось, вбирают ее в себя. – Разве этого пока не достаточно?

Она не попыталась отстранить его, когда он снова наклонился над ней. Напротив, ее руки обняли его и притянули еще ближе. Ей хотелось сказать ему очень многое. Например: «Я люблю тебя, хочу выйти за тебя замуж, хочу, чтобы у нас получилась семья, которая потом станет больше. Хочу родить тебе детей, чтобы ты впредь никогда не испытывал одиночества». Но пока приходилось довольствоваться тем, что он давал ей: настоящим моментом.

Эва поцеловала его, и это был поцелуй, проникающий в душу, в равной мере дарящий нежность и страсть человеку, которого она любит больше, чем можно себе представить. Эта любовь сделала ее смелой, безрассудной, заставила поступиться гордостью и приличиями. Неудивительно, что древние римляне изображали Купидона нахальным сорванцом. С ней произошел тяжелый случай. Болезнь, завладевшая ею, не пройдет никогда.

Он раздвинул ей бедра, так что она оказалась сидящей на нем верхом, и вошел в нее мощным толчком, вызвавшим у него стон наслаждения. Потом стал двигаться в ней ровно и сильно, наливаясь жизнью в том сокровенном месте, к которому она прикасалась, которое ласкала, и Эва закрыла глаза со вздохом, выражавшим одно только желание. Сопротивляться нет сил. Бесполезно и невозможно. Потом она перестала даже думать и отдалась во власть сладостных, чудесных ощущений, которые сумел пробудить в ней только он один.

А когда они насытились друг другом, Ник уложил ее на широкое кожаное сиденье рядом с собой и удобно угнездил в сгибе своей руки. Они долго лежали в полумраке, слушая заключительную часть грозовой симфонии, гремевшей вокруг, пока они занимались любовью. Гром теперь ворчал приглушенно, молнии сверкали реже и мягче.

Но Эва была настроена на волну другой бури – той, что бушевала в мыслях у Ника Бауэра. Она слышала быстрый стук его сердца и понимала: он обдумывает, что ему дальше делать и говорить. Как бы ни хотелось облегчить ему выход из положения, она понимала, что не должна этого делать. Сегодня она поставила на карту все. Теперь момент истины наступил для него, и ему решать, принять ее или отвергнуть.

Ник держался за Эву так, словно она может вдруг сбежать от него. Но он знал, что дело обстоит наоборот. Держать нужно его самого, чтобы не сбежал. Он лежал рядом с ней с бешено колотящимся сердцем и потными ладонями, и каждый его нерв был натянут до предела. Любовь Эвы расколола его скорлупу и показала, что его ложное чувство самодостаточности – не что иное, как маскировочное прикрытие, под которым прячется страх.

Я люблю тебя. Она произнесла эти слова смело, бесстрашно. Он слишком хорошо знал ее, чтобы заподозрить в намерении вырвать ответное признание. Она это сказала, потому что так думает. Ее признание заставило его и возгордиться, и почувствовать собственную незначительность, но главное – оно перепугало его до смерти. Ее общество весь этот последний год было величайшим подарком в его жизни. Но он пока не готов… не совсем готов…

Ник внутренне поморщился от оправданий, которые рождались у него в мыслях. Черт возьми! Неужели он до такой степени трусит? Он же хотел провести эти выходные с Эвой так, как не хотел ничего другого за все шесть лет. После ее объятий у него было такое чувство, словно к нему вновь вернулось дыхание, вновь вернулась жизнь. Но он, видите ли, не готов принять от нее так много – безоговорочное признание в любви. Нет, одно это не могло объяснить страх, который рвал на части его внутренности. Правда заключалась в том, что он не хотел брать на себя ответственность за ее любовь, потому что очень боялся не оправдать надежд, разбить ей сердце. Но если он ничего не предложит Эве, то потеряет ее.

– Побудь эти выходные со мной.

Эва оторвала голову от его плеча и посмотрела на него.

– Ты имеешь в виду – на совещании? Как ты объяснишь другим мое присутствие?

Его лицо приняло классическое «бауэровское» выражение: холодное, отстраненное, недосягаемое.

– Я никогда ничего не объясняю.

Эва попыталась не реагировать на эту вызывающую самоуверенность, но скрытый смысл ее был налицо, и от этого никуда не деться. Ник не считает неудобным привести с собой на деловое совещание женщину, потому что это для него не внове. У нее-то все прямо сжалось внутри, когда она представила себе усмешки и косые взгляды, которые ей придется вынести. Его деловые партнеры логично предположат, что она его любовница. Но даже и это было бы не страшно, если бы Ник заговорил с ней о своих чувствах. Он этого не сделал. Не исключено, что она все же совершила ужасную ошибку. Не исключено, что он не испытывает тех чувств, какие испытывает она. Ей стало еще больнее от этой мысли.

– Банальный роман с тобой мне не нужен, Ник.

На лице у него играла краска раздражения, когда он повернул к ней голову.

– Я говорю не о романе. – Он крепче прижал ее к себе. – Мы ведь фактически только что нашли друг друга, Эва. Я пока не хочу тебя отпускать.

Пока. Эва покачала головой: с каждой секундой ей становилось все холоднее и неуютнее.

– Если я сейчас останусь с тобой, Ник, то у нас и будет заурядный роман. Я знаю, чего хочу. Мне нужно не это. А притворяться я не могу.

Ник убрал обнимавшую ее руку.

– Ладно, Эва. Примем твои условия. Поезжай в Олбани, если считаешь нужным. Только обещай мне, что следующие выходные мы проведем вместе.

Он бросил взгляд на сиденье напротив, где валялся в раскрытом виде его ежедневник, но передумал тянуться за ним и пожал плечами.

– Даже если и назначены какие-то встречи, я все отменю. Даже закажу тебе билет на пятничный рейс, так что мне не придется тратить драгоценное время на то, чтобы добираться до Олбани на машине. – Он ободряюще улыбнулся. – Видишь, я готов менять ради тебя свои планы. Это что-нибудь для тебя значит?

– Да, – несчастным голосом сказала Эва. – Это значит, что заниматься сексом со мной нравится тебе в достаточной степени, чтобы ради этого причинить неудобства другим.

С его лица исчезло всякое выражение.

– Не извращай моих намерений, Эва, это несправедливо.

Эва закусила губу. Как бы ей хотелось позабыть обо всем на свете, кроме того факта, что он хочет быть с ней, что сейчас лежит здесь рядом и их отделяет друг от друга только кожа. Но она не может этого сделать. Он возводит барьеры, прячется за здравыми рассуждениями Айсберга.

– Ты прав. Прости. Признаться, мне очень хочется принять твое предложение. – Она дотронулась до его щеки. – Но ты помнишь, как две недели назад я сказала тебе, что половина женщин в Нью-Йорке влюблена в тебя или хочет просто переспать с тобой? – (Он медленно кивнул.) – Так вот, а я та женщина, которая хочет выйти за тебя замуж, Ник.

Ее слова повисли в воздухе, между ними воцарилось пугающее молчание.

Эва почувствовала, как начали гореть ее щеки, а он продолжал смотреть на нее, и его глаза посылали ей предупреждающие сигналы. Впервые за все время она пожалела, что эти глаза не скрыты за непроницаемыми очками. У нее возникло такое ощущение, будто и не было ни последних двух дней, ни последнего часа. Она зашла слишком далеко, слишком поторопилась и все погубила.

Эва села и высвободилась из его объятий.

– Наверное, этого вообще не стоило говорить.