Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы - Руднев Вадим - Страница 53

2. ИСПРАЖНЯЛСЯ ЛИ БОГ, ИЛИ НЕВРОЗ ИЛИ ПСИХОЗ?

В сущности, Человек-Волк, как описывает его Фрейд в статье «Из истории одного детского невроза», был латентным психотиком с самого начала; и то, что Фрейд предпочитал этого не замечать, может говорить о двух вещах: Фрейд вообще предпочитал не работать с психотиками, он как бы закрывал на них глаза; его единственный случай описания психоза – случай Шребера – написан по мемуарам последнего. (Напомним, что ранний ортодоксальный психоанализ вообще скептически был настроен по отношению к идее возможности работы с психотиками). И вообще психотичность Панкеева в статье Фрейда вычитывается, только если читать внимательно. К тому же (это второе!) понимание соотношения объемов понятий невроза и психоза со времен Фрейда очень сильно сместилось. Невротик сейчас приравнивается к нормальному [Кернберг, 2000]. И еще, конечно важно, что во времена Фрейда не было понятия пограничной личности. Для нас же принципиально важно не то, что оба психоаналитика – Фрейд и г-жа Мак Брюнсвик – не заметили у Панкеева общей психотической конституции, а то, действительно ли она у него была и можно ли его «паранойяльный моносимтоматический поздний эпизод» оторвать от всей структуры его личности. На наш взгляд, нельзя, и «невроз навязчивости» Человека-Волка был лишь важной обсессивной аранжировкой его в целом психотической (или околопсихотической, латентно психотической) личности.

Попробуем обосновать наш тезис. Прежде всего, Панкеев все время путается во времени. Он не может соотнести воспоминания детства и более поздних событий (речь сейчас идет не о «первосцене», о ней поговорим в дальнейшем), а о вполне подчиняющемся законам памяти возрасте от трех до тринадцати лет. И все равно пациент путается, и эта путаница во времени становится лейтмотивом этой большой статьи Фрейда. По сути дела, в каком-то смысле это статья становится исследованием феноменологии времени, на что обратил в свое время уже Лакан, а вслед за ним его идеологический ученик Славой Жижек [Жижек, 1999] – травма (в частности, пресловутая первосцена) конституируется nachträgliсh – задним числом. Ср.:

Так вот, путаница со временем – характерная черта шизофреников; время при шизофрении делает, что хочет. Оно нелинейно, многослойно, прошлое перепутывается с настоящим и будущим – то есть со временем происходит примерно то же самое, что в сновидении.

Интересно, что примерно то же самое происходило в психоделических экспериментах С. Грофа, когда испытуемый психотизировался при помощи ЛСД или холотропного дыхания:

Мы не утверждаем, что у Панкеева была шизофрения; скорее, то, что сейчас называется шизотипическим расстройством личности. Во всяком случае, он, по Кернбергу находится, скорее, между пограничным и психотиком, нежели между невротиком или пограничным, как представлялось бы Фрейду и г-же Мак Брюнсвик, если бы они пользовались понятием пограничной личности.

Второй важный момент, который позволяет говорить о психотической или предпсихотической личности Человека-Волка, это, конечно, отождествление его с Христом. При этом не будем забывать, что нас интересует не психоз сам по себе, а роль обсессии при психозе. Здесь хрестоматийная статья Фрейда дает обширнейший материал. Панкеев отождествлял себя с Христом, прежде всего, потому, что он родился в день Рождества Христова [Фрейд, 1996: 196]. Но это был лишь внешний повод. Если мы вспомним, что его навязчивый невроз носил характер ярко выраженной религиозности – бесконечное количество молитв, целование иконы множество раз перед сном, но при этом и богохульство. Он называл Бога «свиньей и дерьмом», а святая Троица ассоциировалась у него с «тремя кучками навоза» [Там же: 163]. Но это пока в порядке вещей для обсессивного невротика: о такой амбивалентности, в частности, богохульстве мы прочтем уже в руководстве Э. Блейлера 1913 года [Блейлер, 1993] и в главе про обсессивный невроз знаменитой книги О. Фенихеля «Психоаналитическая теория неврозов» 1949 года [Фенихель, 2004]. Но дальше уже идет нечто, что, по нашему мнению, выходит за рамки невротической личности, хотя по-прежнему аранжируется анально-обсессивно. Ну, во-первых, маленький Панкеев критиковал «Евангелия», в частности за то, что Христос там не воскресает прямо на кресте, что не происходит чуда [Фрейд, 1996: 195]. Требование непосредственного чуда в прямом, а не в символическом смысле – это психотическое требование. Вообще сфера алетического (то есть модальности в границах возможного и невозможного) это всегда сфера психотического – чудесное чуждо невротической личности. Далее, Панкеев спрашивал няню, имел ли Христос «заднюю часть» («задние части» женщин как факт анальной конституции Человека-Волка имели огромное значение в его сексуальной жизни: Панкеев мог вступать в интимные отношения с женщинами только сзади, потому что в первосцене он видел именно такое сношение родителей – «a tergo more ferare», то есть когда женщина стоит на четвереньках, а мужчина пристраивается к ней, стоя вертикально) и испражнялся ли Христос. На первый вопрос няня ответила положительно, так как Христос был человек, стало быть, у него была и «задняя часть», на второй вопрос – отрицательно: «Так как он сделал из ничего вино, то он мог, вероятно, также превратить пищу в ничто и мог таким образом избавиться от дефекации» [Фрейд: 196]). Здесь опять-таки имеет место совершенно не характерная для обыкновенного анального невротика актуальность проблематики превращения пищи в ничто, – то есть почти все крутится вокруг проблемы чуда, вновь призрак психотического.