Шалость - Паркер Лаура - Страница 8

Но с этой дело обстояло по-другому. После того как все было закончено, она подняла глаза, полные слез и смущения, словно не вполне поняла, что произошло.

Девственница!

Если бы только она не потянулась к нему во второй раз, умоляя утолить страсть, ту, что он сам разжег в ней, он отнесся бы к ней более настороженно. Но она не оставила в нем и тени сомнения, когда обняла страстно, дерзко, самозабвенно. Див искренне верил, что она столь же искушена в искусстве любви, сколь и он. Плевра порвалась еще до того, как он успел оценить значение этого факта. Только тогда он понял, отчего она изначально вела себя отнюдь не как соблазнительница.

— Аллах всемогущий! Кто мог послать невинную девушку в пещеру самого дьявола?

Хинд-Див, застонав, как раненый зверь, соскочил с постели. Вот она — записка, что передала ему в самом начале гостья. Он ждал увидеть исполненное колкости и яда обращение к врагу, но-ошибся: автор письма обращался к нему как к человеку, которым Хинд-Див некогда был. Ему пришлось перечесть письмо дважды, прежде чем затуманенный зельем ум постиг его смысл.

«Дорогой мальчик!

Я нашел тебе невесту. Замечательная женщина! Находчивая, здравомыслящая и обладающая по-настоящему любящим сердцем. Я отправляю ее к тебе в надежде, что ты одобришь мой выбор. А затем я одолжу ее у тебя на время. Не сомневаюсь, что ты произвел на нее неизгладимое впечатление.

Пока ты не будешь готов, она останется на моем попечении.

Но не заставляй ее ждать слишком долго, мой горделивый петушок. Мне бы не хотелось, чтобы она оказалась связанной браком с человеком, который ее не заслуживает.

Джордж Эббот».

Невеста!

Хинд-Див выругался. Сказать, что письмо его удивило, значит ничего не сказать. Такой добродетельной невесты он никак не заслуживал. Едва ли можно было представить для нее худшую партию, чем он!

Хинд-Див вернулся к своей нечаянной жертве. Девушка уже засыпала, но на его возвращение откликнулась вполне живо. Сказать по правде, она тут же обняла его и попыталась поцеловать. Неудивительно, ибо вино было обильно сдобрено афродизиаками. Именно поэтому он и сам охотно выпил бокал. Ответы, которые он получил от нее, сильно приглушили то, что осталось от его похоти, и наполнили презрением к себе.

Мисс Джапоника Фортнам! Дочь английского купца. Имя ее было ему знакомо. Он даже немного знал ее отца, так как встречались в Ост-Индской компании.

Итак, она говорила правду. Убивать его она не собиралась. Значит, он соблазнил невинную девушку!

На улице послышались возбужденные мужские голоса. Очевидно, назревала драка. Так и есть. Ожесточенное сопение, удары, затем победный клич и смех. Еще немного, и все стихло. Драчуны убрались восвояси. Ночная тишина куполом накрыла город.

Хинд-Дивом овладело чувство, назвать которое он сразу не смог. Раскаяние? Едва ли Хинд-Див мог позволить себе испытывать раскаяние. После всего, что произошло с ним в жизни. Перебирать, как четки, свои грехи в смертный час он считал проявлением трусости. Более он не считал себя ни джентльменом, ни даже человеком. Он чувствовал себя стариком, существом лет на тысячу старше того юного лейтенанта, который десять лет назад приехал служить в Персию в поисках удачи, приключений и денег. Нет, на благородные поступки он более не был способен. «Такие, как я, те, кто видит, как падают песчинки одна за другой в песочных часах жизни, не упустят момента. На беду свою, на славу или позор я родился таким, и я таков, каков есть» — так написал он в своем завещании, перед тем как покинуть свой пост в Калькутте.

Итак, ему ничего не оставалось, как быть верным своей природе… до тех пор, пока убийца не придет к нему. Он ни на миг не забывал об этом. Если Джапоника Фортнам оказалась не той, кого он ждал, то другой или другая все равно придут. И возможно, сегодня же. Последние песчинки падали на дно сосуда, зовущегося жизнью.

Див не брал в расчет те чувства, что испытывала женщина, делившая с ним постель. Он просто отрезал себя от мира и отдался тому, что предлагала эта ночь. Он пестовал каждое мгновение из отведенных на его долю.

Девушка лежала на спине, в той позе, в которой он оставил ее. Она сладко спала, и лицо ее было по-детски округлым и нежным. Красавицей она не было, но курносый нос, усыпанный веснушками, и крупный чувственный рот придавали лицу особое очарование. Его хотелось целовать еще и еще.

Какими сладкими и нежными были ее губы! Желание любить ее вновь было болезненно острым.

Див склонился над Джапоникой и поцеловал. Губы ее поддались, но когда он нежно коснулся ее груди, она вздрогнула. Даже во сне девушка инстинктивно сопротивлялась. Будь она в здравом рассудке, никогда бы не позволила случиться тому, что случилось. И будь Хинд-Див не тем, кем он был, он бы смилостивился над ней.

Но он был тем, кем он был. А Хинд-Див не знает жалости. Он берет то, что хочет. Он от души пьет из источника наслаждений и не делится с другими тем, что имеет. И вскоре ему предстоит вкусить от того, чего он никогда не вкушал.

Он любил ее с ленивой негой человека, который знает толк в наслаждении. Он желал ее с отчаянием обреченного и стремился извлечь все, что возможно, из этого мига. Он наслаждался сам и дарил наслаждение ей. Она отвечала ему страстью. Под покровом невинности таилась натура страстная и чувственная, и он превращал ее стоны в крики страсти. Они побывали в раю.

И когда он излил в нее свое семя, то прижал ее к себе и держал так крепко, что она невольно попыталась высвободиться. Но он не отпустил ее. Хинд-Див не знает пощады!

У него осталась только эта ночь, и ее он хотел провести в объятиях Джапоники Фортнам, в объятиях женщины, которая так никогда и не станет его невестой.

Джапоника проснулась от ощущения страха. Темнота душила ее. Разомкнуть тяжелые веки оказалось нелегко, но потом стало еще хуже. Сумрак рассеялся, но окружающее пространство закружилось, как в водовороте. Зрению она довериться не могла и понадеялась на осязание. Под ладонями ее были шелк и бархат. Она возлежала на расшитых шелком бархатных подушках. Джапоника протянула руку и наткнулась на что-то твердое. Это была обнаженная грудь мужчины.

— Ах, вот мы и проснулись.

Девушка в полном недоумении уставилась на разрисованное лицо Хинд-Дива.

Он лежал рядом, опираясь на локоть, и в глазах его были нежность и усмешка.

— Теперь ты кое-что узнала о мужчинах.

Он положил ладонь ей на живот, и, несколько потрясенная, она почувствовала, как жар его руки проникает сквозь голую кожу внутрь. Он поцеловал ее, не дав отстраниться, и поцелуй был краток и нежен.

— Я польщен твоим даром, бахия.

В панике она попыталась оттолкнуть его, но руки оказались предательски слабыми. Див прижал ее к себе, перевернулся и Джапоника оказалась над ним. Потом он грубо спихнул ее с кровати. Она упала на колени на ковер.

— Идите домой, мисс Фортнам.

Джапоника смотрела на него снизу вверх в немом ужасе. Она лежала в постели с обнаженным мужчиной. И что еще хуже, он знал, кто она такая!

Див потянулся и поднял ее одежду:

— Тебе это понадобится.

Он швырнул ей вещи, и они рассыпались по полу.

Слезы унижения застили глаза. Она не знала, что думать. Гнев и недоумение владели ею в равной степени. Трясущимися руками она натянула платье. Как могло случиться, что она не помнила, что между ними произошло?

Джапоника поднесла руку ко лбу. Она никак не могла собраться с мыслями. Ей казалось, будто она перенесла лихорадку. Столько вопросов требовали ответа, но задавать их обнаженному мужчине, столь бесстыдно растянувшемуся на кровати, девушка не решалась.

Джапоника надела туфли и нервозно огляделась. Сколько времени она здесь пробыла? Свет не проникал сюда снаружи, она даже не могла бы сказать, что сейчас: день или ночь. Единственное, что наводило на мысль о том, как она провела последние несколько минут — или часов? — это ощущение припухлости губ и ноющая боль внизу. И вдруг она вспомнила. Он сказал, что опоил ее!